Город Ночи - Дин Кунц Страница 61

— В рекламных роликах смягчителя тканей. Кто-то говорил, какой мягкий теперь халат или полотенце, а плюшевый медвежонок Уютик, смеясь, прятался под подушку или заползал под кресло.

— Он просто радовался тому, что люди довольны.

— Нет, смех был каким-то маниакальным. И его глаза блестели. Как он вообще пробирался в эти дома, чтобы прятаться и смеяться?

— Ты хочешь сказать, что Уютика следовало обвинить в незаконном проникновении в жилище?

— Абсолютно. И он прикрывал пасть лапой, когда смеялся. Я всегда думал, что он не хочет, чтобы кто-то видел, какие у него зубы.

— У Уютика были гнилые зубы? — спросила она.

— Я думаю, что он прятал зубы, потому что они были длинными и острыми. В четыре или пять лет мне снились кошмары, если в кровать мне клали плюшевого медвежонка. Это был Уютик, и он пытался прокусить мне сонную артерию и выпить всю мою кровь.

Она кивнула.

— Теперь мне многое становится ясным.

— Может, мы откроем магазин игрушек, если уйдем из полиции? — предложил Майкл.

— Сможем мы управлять магазином игрушек и иметь оружие?

— Почему нет?

Сидя за кухонным столом в квартире Майкла Мэддисона, Синди Лавуэлл, используя пинцет, вытащила последнюю деревянную щепку из левого глаза Бенни.

— Как он выглядит? — спросил тот.

— Пока ужасно. Но заживет. Ты им видишь?

— Как сквозь туман. Но правый глаз видит отлично. Мы сейчас не такие уж красивые.

— Скоро станем. Хочешь что-нибудь выпить?

— А что у него есть?

Синди подошла к холодильнику, проверила.

— Девять видов прохладительных напитков и пива.

— Сколько пива?

— Две упаковки по шесть бутылок.

— Принеси одну мне.

Синди принесла обе. Поставила на стол. Они открыли по бутылке «Короны», глотнули пива.

Ее сломанная кисть практически срослась, хотя прежняя сила в руку еще не вернулась.

Квартирка у Мэддисона была маленькая. Кухню и гостиную не разделяла стена. Поэтому, сидя за кухонным столом, они могли видеть входную дверь. И услышать, как поворачивается в замке ключ.

Мэддисон умер бы, едва переступив порог. Они очень рассчитывали, что сучка будет с ним, и тогда не пришлось бы гоняться за ней по городу.

О’Коннор была бесплодной, Синди ее жалела, но все равно хотела убить.

— А кто этот татуированный парень? — спросил Бенни, открывая вторую бутылку.

— Я тоже об этом думала.

— Он не из Старых людей. Должно быть, один из нас.

— Он сильнее нас, — напомнила она Бенни. — Гораздо сильнее. Он надрал нам задницу.

— Новая модель.

— Не выглядел он как новая модель, — возразила она. — Я думаю, причина в вуду.

Бенни застонал.

— Давай обойдемся без вуду.

Иногда Бенни воображением напоминал Эпсилона.

— Татуировка на лице похожа на веве.

— Это все бессмыслица.

— Веве — рисунок, который символизирует собой одну из астральных сил.

— Я опять тебя не понимаю.

— Кто-то сотворил мощное заклятье, покорил бога Конго или Петро и наслал его на нас.

— Конго в Африке.

— Есть три разновидности вуду, — продолжала объяснять Синди. — Рада использует силу богов добра.

— Ты хоть понимаешь, что говоришь?

— Конго и Петро используют силу двух различных групп богов зла.

— Ты назвала вуду наукой. Боги не наука.

— Вуду — наука, потому что действует по законам таким же верным, как законы физики. Кто-то покорил Конго или Петро и наслал его на нас. И ты видел, что из этого вышло.

Эрика Гелиос уже пообедала и какое-то время пила коньяк в гостиной, наслаждаясь окружающей ее роскошью и стараясь не думать о существе в стеклянном ящике, когда совершенно неожиданно Виктор приехал домой из «Рук милосердия», вероятно решив, что в эту ночь работать он не будет.

— Добрый вечер, дорогой, — поздоровалась с ним Эрика, когда он вошел в гостиную. — Какой приятный сюрприз. Я-то думала, что не увижу тебя до завтра.

Виктор оглядел грязные тарелки.

— Ты обедала в гостиной?

— Я хотела пообедать там, где мне дадут коньяк, и Кристина сказала, что коньяк мне принесут, куда я пожелаю, и вот я здесь. Тут так мило. Мы должны пригласить сюда гостей и пообедать в один из ближайших вечеров.

— Никто не обедает в гостиной, — резко ответил Виктор.

Только теперь Эрика заметила, что он не в духе, но хорошей жене вменялось в обязанность поднять мужу настроение, вот она и указала на соседний стул.

— Почему бы тебе не присесть рядом и не выпить коньяка? Ты увидишь, что лучшего места для обеда просто не найти.

Лицо Виктора почернело.

— Ты обедала в гостиной за французским письменным столом восемнадцатого столетия, стоимостью в триста тысяч долларов!

Да, его настроение ухудшилось еще больше.

Испуганная, сбитая с толку, но по-прежнему полная надежды завоевать его сердце, Эрика пустилась в пространные объяснения:

— Я знаю, какая ценная это вещь, дорогой. В моей программе антиквариату посвящен большой раздел. Если мы…

Он схватил ее за волосы, рывком поднял на ноги, отвесил затрещину, вторую, третью. Бил со всей силы.

— Такая же глупая и бесполезная, как первые четыре! — прорычал он, брызжа слюной ей в лицо.

Когда отшвырнул ее от себя, Эрика зацепила маленький столик, на котором стояла китайская фарфоровая ваза. Упала она на персидский ковер, но все равно разбилась.

— Извини, пожалуйста. Мне так жаль. Я не понимала, что в гостиной обедать нельзя. Теперь вижу, что поступила глупо. Мне нужно очень серьезно подумать над правилами этикета, прежде чем…

Ярость, с которой он набросился на нее, значительно превосходила проявленную в спальне. Эрика и не знала, выживет ли она после этой атаки.

Он отвешивал ей оплеуху за оплеухой, рубил ребром ладони, молотил кулаками, даже кусал, и, разумеется, она не могла ни защищаться, ни отключить боль. А боль была ужасной.

Виктор избивал ее методично и жестоко. Эрика знала: он не был бы таким жестоким, если б она не заслужила подобную трепку. И стыд за то, что она не оправдала надежд Виктора, был горше боли.

Наконец он оставил ее на полу и вышел из гостиной. Она лежала долго, дышала неглубоко, осторожно, из-за боли не могла набрать полную грудь воздуха.