Хранитель - Сара Ланган Страница 63

— Я упала, — оправдывалась Сюзан.

* * *

Джорджия отвела обеих в ванную и начала тереть живот Сюзан полотенцем. В некоторых местах куски засохшей грязи намокли, размазались и отлетели. Лиз надеялась, что удастся все отмыть.

— В школе есть один мальчик, — объяснила Сюзан, — которому я не нравлюсь. Он бьет меня на переменах.

Опустившись на сиденье унитаза, Джорджия заплакала. Прямо как ребенок, подумала Лиз. Да и все они были маленькими детьми…

Джорджия усадила девочек к себе на колени и крепко обняла.

* * *

На следующий день к ним пришел офицер Уиллоу вместе с мужчиной, пахнувшим кофе и одетым в мятый коричневый костюм. Он принялся задавать вопросы. Разговаривал со всеми сразу, затем с каждым в отдельности. Нет, отвечали они. Нет, нет, нет…

Он ощупал живот Сюзан, проверяя, не сломаны ли ребра. Все цело. Говорил он с ней недолго: ему становилось не по себе от ее взгляда.

— Я упала, — в очередной раз сказала она. — Играла на крыльце и споткнулась.

Когда мистер Уиллоу и человек в костюме ушли, Мэри позвонила Джорджии, чтобы наорать на нее, но трубку взяла Роуз О’Брайен.

— Я больше не хочу, чтобы моя дочь сидела с вашими! — кричала Роуз. — Мне все это не нравится!

Ее голос слышали даже Лиз и Сюзан, стоя в десяти футах от телефона.

После этого Мэри пришлось изменить расписание: она больше не работала по ночам и выходным. Сюзан переехала в подвал, сказав, что не может жить в одной комнате с маленьким шумным ребенком. Дом скрипел все громче и настойчивее. Тэд Мэрли допоздна засиживался в баре или работал в саду и возвращался домой только после того, как дочери засыпали.

2001

Следующие шесть лет Сюзан провела в подвале, где, как сердце, стучал котел и холодный дождь барабанил в окна. Когда ей было одиноко, она тихо шевелила губами, будто разговаривая с кем-то. «Такая она у нас творческая натура! Одаренная! Особенная!» — восклицала Мэри, если кто-то задавал вопросы.

Голос Сюзан преобразился в глубокое контральто, но выше пяти футов она не стала. Издалека она была похожа на ребенка, вблизи — на что-то слишком зажатое, чтобы расти дальше.

Все эти шесть лет Мэри допоздна не ложилась спать. Она сидела в кухне, слушая раздражающий храп мужа и говоря себе, что надо обязательно оставаться начеку, иначе в одну из комнат, где спали дочери, проберется какой-нибудь маньяк. По этой причине она запирала все окна и двери и установила засов на двери в подвал, чтобы Сюзан могла закрываться изнутри. Ей снились кошмары про мужчин сомнительной внешности, вламывавшихся в спальни ее девочек, а сама она была привязана к стулу, с песком во рту.

Она не понимала, что случилось с ее маленькой мисс Маффит — она все время была разной. Странность заключалась и в ее глазах, которые видели слишком много, и в очень тонкой коже, и в самом Бедфорде, становившемся все темнее и мрачнее…

Когда Мэри пыталась обнять десятилетнюю Сюзан, та начинала хмуриться. Оставляла ее в покое — дочь обвинительно смотрела на нее.

Временами, очень редко, Мэри удавалось подольститься к ней, и тогда на очень короткое время ее взору открывалась улыбчивая, красивая и, что самое важное, добрая девочка.

К концу пребывания Сюзан в отчем доме Мэри начали сниться кошмары: монстры в подвале, окровавленные пальцы, ее дочери с ярко-красными губами сидят в маленьких белых комнатках… Судя потому, как Тэд ворочался во сне, он тоже видел эти сны. Он худел, начал страдать бессонницей, пил много кофе и пива, что сказалось на кровяном давлении. Ему ничего не помогало, даже снотворное. Иногда Мэри казалось, что кошмары поселились в глубине ясно-голубых глаз Сюзан, и поэтому ей было все тяжелее смотреть на дочь. Спустя некоторое время она вовсе перестала, и остальные — вместе с ней. Все, кроме Лиз.

Мэри часто слышала, как поздней ночью она стучится к сестре в закрытую дверь.

Незадолго до восемнадцатого дня рождения Сюзан ушла. Бросила школу, не собрала ни единой сумки, не оставила записку, не попрощалась. Просто ушла. Учитель подыскал ей жилье и устроил на работу в местную аптеку. Мэри узнала об этом не по телефону или от кого-то из друзей, которых у нее не было, а при личной встрече одним мартовским вечером.

К ней домой наведался Пол Мартин. Войдя, он не снял шляпу, не пожал ей руку.

— Я — ее учитель, — сказал он так, словно это многое объясняло.

Мэри сперва смутилась при виде красивого мужчины, одетого в хорошее твидовое пальто и зеленый шарф. Гость так разительно отличался от ее тихого, злого мужа (Зачем она только вышла за Тэда? Из ненависти к отцу?), что ей захотелось все рассказать ему прямо с порога. Он явно пришел за комментариями. Мэри готова была поделиться тем, что поддавалось хоть какому-то объяснению, но упустила момент.

— Ей нужны вещи, — сказал Пол.

Мэри указала на лестницу в подвал.

— Ее комната — там, внизу.

* * *

Вскоре Пол вернулся с набитой сумкой и вышел из дома, не дожидаясь, пока Мэри проводит его.

Когда пришел Тэд, она сообщила ему о Сюзан, заявив, что сегодня же вернет их девочку домой. Усадит в креслице. Спросит, что стряслось и как помочь ее горю.

— Нет.

— Но это ведь наша дочь!

— Я в курсе. Но у нее тяжелая болезнь, — сказал Тэд, смотря на нее печально и растерянно. Странный он все-таки был человек: молчаливый, скрытный, но, с другой стороны, за этим стояла необычайная твердость. Мэри никогда не боялась, что он уйдет в загул, станет напиваться где-нибудь ночами. Тэд восхищался ею, но по-своему, мысля с позиции садовника, маляра и мастера на все руки.

Оглядываясь назад, Мэри в душе осознавала, как важен был для нее скорейший приход Тэда. Только он сможет остановить ее.

Она так и не вернула Сюзан. Не звонила, не ездила к ней, хотя все время собиралась, не привозила ко дню рождения (восемнадцать, девятнадцать, двадцать, двадцать один, двадцать два, двадцать три…) домашние шоколадные торты. Ничего не изменилось и со смертью Тэда. Мэри не снабжала Сюзан продуктами, шерстяными свитерами или заколочками, которые носила Лиз. Всякий раз, видя их, Мэри вспоминала о старшей дочери, которую предала.

Шло время. Замечая Сюзан на улице, Мэри спешила перейти дорогу или спрятаться в магазине, спасаясь от глаз, полных обвинения.

Наши дни

В тот день она бежала домой, закрыв уши руками. Она переселилась в подвал… перебралась в другую часть города. Бродила по лесу, вдоль реки, по улицам Бедфорда, но голоса неумолимо преследовали ее. Везде.

Люди, когда-то любившие Сюзан, стали свирепо смотреть на нее. Если вообще замечали. Кэтти Мартин считала худощавое дряхлое существо ходячим воплощением своей болезни; Тэд Мэрли видел в ней самого себя; Эйприл Уиллоу начинала думать о мертвой дочери (сколько бы ей сейчас исполнилось? Двадцать шесть? Двадцать семь? У нее тоже были голубые глаза). Джорджия О’Брайен прибавляла шаг, пряча неловкий взгляд. «Мне очень жаль ее, но… Господи, вести такую жизнь… Сюзан делает все, что вздумается, потому что ей пришлось тяжко. Вот бы мне тоже сойти с ума». Бернард Макмуллен прикрывал глаза. Дэнни Уиллоу вздыхал. Стив Маккормак видел страшную женщину, похожую на его мать, использовавшую болезнь как повод, чтобы причинять боль. Для Александры Фулбрайт Сюзан была искусителем, готовым переманить всех ее детей (сначала Бобби, затем Маргарет, Кэтти и близнецов) в пустой бессмысленный мир. Бобби Фулбрайт интуитивно полагал, что вина лежит на его девушке. Вместе с тем он испытывал жалость. Лиз Мэрли уже столько раз видела сцену в затопленном подвале в разных интерпретациях, что она стала для нее и вопросом, и ответом, и деянием, и причиной.