Порча - Максим Кабир Страница 7

А на лесной поляне что-то черное и огромное склонилось к трупам богенге, обнюхало их, и взвыло, и бросилось сквозь чащу за убийцей своих сыновей.

Бог Зивер шел по пятам Пардуса.

Паша забрался на диван и изучал книжные полки. Трансформеры, штурмовики и пластиковый Грут охраняли библиотеку. Нужный том маскировала грамота: школа вручила ее за участие в олимпиаде по химии. Самотин тогда занял почетное третье место. Выходит, естественнонаучные дисциплины принесли ему больше, чем литература.

Паша сдул пыль с книги. На обложке скалил зубы Веселый Роджер, скрещивались абордажные сабли. «Золотой век пиратства». Про пиратов он давно мечтал написать…

Сочинять истории он начал в третьем классе. Устные новеллы, фантастические боевики, в которых храбрые агенты межгалактической полиции сжигали бластерами злобных сатурнианских роботов. Он рассказывал их папе. Папа хвалил, но сейчас Паша понимал, что битвы с армией диктатора Горгона проходили мимо папиных ушей.

В седьмом классе, под впечатлением от «Ведьмака», он напечатал на компьютере первый рассказ. Персонажи перекочевали из космоса в мир меча и магии.

Он мечтал прославиться как автор фэнтези. Как Сапковский. Взрослые быстро развеяли иллюзии.

– Это не приносит денег, – сказал папа. – Фантастов – пруд пруди. Чтобы опубликоваться, нужен блат.

Мама советовала заниматься учебой, а «свои сказки» писать на каникулах.

Ахметова, учительница литературы, усмехнулась, прознав про амбиции Самотина.

– Ты парень неглупый, но, при всем уважении к твоей маме, не вундеркинд. Давай тебе исполнится восемнадцать, и тогда уж решишь, кем хочешь стать.

Пробы пера, конечно, были детской ерундой. Но этим летом Самотин сочинил пару историй… ему казалось, годных. В Сапковские он, поумневший, больше не метил, но и бросать творчество не желал.

Спальню огласила мелодия из «Звездных войн».

Паша подхватил телефон.

– Чего тебе?

– Бог Зивер шел по пятам Пардуса? Шел по пятам Пардуса?

Руд гневно кричал в ухо.

– И что?

– Где финал, Самотин?

– Это и есть финал.

– Это преступление против читателя! Против меня лично! Я-то ждал, что Пардус найдет настоящего отца, отомстит за мать, а ты, мало того что не развил сюжет, так еще оборвал на самом интересном!

– Не понравилось? – Паша учился воспринимать критику без обид.

– Да естественно, понравилось! Желтый жир! Кровь! Голая Элима! А на фига ты приделал ей волосатый лобок? Пусть будет эпиляция. Так круче.

– Сомневаюсь, что в те времена женщины делали эпиляцию.

– А на что похож этот Зивер?

– Понятия не имею.

– Может, на носорога с десятью рогами?

– Может, – улыбнулся Паша.

– Я нарисую комикс про Пардуса.

– Ты же не умеешь рисовать.

– Ну, найму художника.

– За какие шиши?

– Самотин! Хорош ныть! Ты – гений! Через тройку годков я буду продавать на аукционе твои каракули. И напишу книгу «Как я с известным писателем срал за супермаркетом». А что такое, – Руд зашелестел бумагой, – «э-ув-форбия»?

– Какое-то растение. Я взял слово из книжки про Африку.

– Кайф. Переедешь в Москву… я буду наведываться в гости.

– Руд, – охладил Паша пыл друга, – сколько в Горшине было знаменитых жильцов?

– Хэ-зэ. Восемь?

– Ноль.

– Реально?

– Загугли.

– Гуглю… – На другом конце города застучали клавиши. – Так-так-так. Ноль, говоришь? А писатель Алексей Толстой? Между прочим, автор «Золотого ключика».

– Гонишь.

– Лови пруфы. В сороковом году А. Н. Толстой проездом побывал в Горшине.

– Ну да, считай земляк.

– И Ленин Владимир Ильич!

– Родился в Горшине?

– Горячо! Зимой двадцать первого охотился в окрестных лесах. До села добрался на санной подводе.

– Это все великие горшинцы?

– Пока все.

Паша, с мобильным у виска, подошел к окну. Приподнял занавеску. За штакетником мелькнула тень.

– Мне надо бежать.

– Пиши продолжение! Были случаи, чтобы триквел оказался лучше оригинала?

– «Пятница, 13-е».

– Если что, я буду твоим агентом. Бывай.

– Бывай. – Паша чиркнул по дисплею и опрометью бросился в коридор. На заднем дворе он сбавил шаг. Пригнулся, юркнул в тень ореха. Сел и прижался лицом к забору.

Сквозь штакетины он видел территорию вахтерши. Видел негритяночку, развешивающую мокрые простыни.

Племянница бабы Тамары была в белой футболке и шлепанцах. Привстала на цыпочки, чтобы достать до перекладины, – мышцы напряглись. Бедра крепкие, смуглые.

Все лето Паша бесстыдно фантазировал на тему соседки. Запершись в ванной, представлял, как знакомится с ней, и она говорит томно: «Умираю от скуки в этой дыре. Не хочешь заняться чем-нибудь типа секса?»

В реальности негритяночка лишь сдержанно кивала в ответ на его приветствия. Мама сказала, ее отчислили из института за прогулы. Значит, ей как минимум восемнадцать. Шансы равны нулю.

Девушка наклонилась к корзине. Подол задрался, на миг оголив серебристые плавки, круглые ягодицы и кусочек незагорелой плоти.

Паша мысленно застонал.

Был бы он Пардусом, принцем из Тельхина! С развитой мускулатурой, покатыми плечами, в шрамах по всему телу. Такому, самоуверенному, немногословному, негритяночка не отказала бы. Потом, утомленная после ночи любви, еще бы и предложила:

– Оставайся и правь со мной.

А Паша расхохотался бы и ушел в рассвет, сражаться с чудовищами и старыми богами.

Но он не был Пардусом, а Горшин не был страной Зубчатых гор.

Развесив белье, негритяночка пошлепала в дом.

Паша вернулся к своим пиратам, думая о необитаемых островах и темнокожих красотках.

Горшин не разочаровал Марину лишь потому, что она заранее не очаровывалась. Хмельные гусары орали благим матом у шашлычной. Подворотни пованивали мочой. Окно общежития выходило на стройку, где за фанерной оградой бухтел экскаватор и вяло копошился подъемный кран с горделивой надписью на стреле «Ивановец».