От часа тьмы до рассвета - Вольфганг Хольбайн Страница 73

Карла пригнулась к молодому доктору. Она прислонила пластины к вискам доктора, в результате чего тело врача от сильного удара током выпрямилось, как это было и с моим телом несколько минут назад. Но движение тела доктора существенно отличалось от моего тем, что после этого оно уже безвольно и бесчувственно опустилось на пол. И в этом было что-то окончательное.

Рыжеволосая медсестра содрогнулась от ужаса. Она вдруг поняла, что натворила. На какой-то короткий миг она в панике попыталась бежать, одним прыжком она кинулась к двери, но детский голос, исходивший из моего рта, приказал ей остановиться.

— Ты слишком взволнована, Карла, — сказал мальчик, который сидел в моем теле. — Думаю, тебе следует принять успокоительное средство.

Медсестра застыла на полпути, посмотрела на меня и вдруг покорно кивнула как добросовестная карьеристка, которая не хочет, чтобы кто-то заметил, как трудно ей дается требуемое действие. Она схватила огромный шприц, который был вмонтирован в аппарат, стоящий возле моей постели, достала из кармана своего халата упаковку с одноразовой иглой и насадила ее на шприц. Казалось, на короткий миг она засомневалась.

Она замерла и посмотрела широко раскрытыми от ужаса глазами на лежащего у ее ног молодого доктора. Его тело совершенно безжизненно лежало на стерильном полу. Стеклянный взгляд его глаз был устремлен в бесконечность, а из уголка его рта вытекала тоненькая струйка слюны.

Но неожиданно ужас в глазах Карлы сменился решительным рвением. Резким взмахом она подняла шприц, открыла рот и сделала себе в язык инъекцию прозрачной жидкости. Едва она проделала это, как выражение ее лица изменилось, как будто именно сейчас она, наконец, осознала, что она только что сделала. Она сильным движением отбросила шприц подальше от себя и начала плеваться, как будто таким образом она могла избавиться от успокоительного, которое уже проникло в ее кровь. Затем она зашаталась. Она неуверенными движениями села на пол рядом с мертвым доктором и через несколько мгновений сползла на пол рядом с ним. Правой рукой она обняла ножку стула, безуспешно пытаясь уцепиться за нее, чтобы подняться. В горле у нее захрипело. Потом она затихла.

Я увидел, как я снова опустился на постель и закрыл глаза. Несколько мгновений я лежал так в полной неподвижности. Вдруг я открыл глаза, замигал, ослепленный, и с удивлением начал озираться вокруг.

— Такое впечатление, что в тебе уживаются две личности, — язвительно заметил профессор.

Мое сознание руками и ногами отбивалось от того, чтобы принять очевидное.

— Фильм смонтирован! — потеряв самообладание, выпалил я. — Ничего подобного не было! Я…

— Смонтирован? За такое короткое время? Лучшие киностудии мира не способны на это. — Профессор взглянул на тяжелые серебряные часы на своем запястье. — Не прошло и полчаса с того момента, когда была сделана эта запись. Экран не лжет.

— Значит, фильм был снят заранее, — упрямо настаивал я. — Это все было разыграно. А потом вы и в самом деле убили этих людей…

Я слышал, как от волнения прерывался мой голос, так быстро я говорил. Казалось, этими словами я пытался как-то защититься от действительности.

Профессор Зэнгер провел своей костлявой рукой по такому же тощему подбородку.

— Да, это, пожалуй, было бы возможно, — ответил он. — Но зачем? Какой в этом смысл?

— Вы хотите манипулировать мной! — закричал я в отчаянной злости.

Старый профессор даже с какой-то кротостью покачал головой.

— Зачем? — повторил он, и я с ужасом отметил про себя, что слова его прозвучали искренне. — Манипулировать человеком, которому осталось жить максимум три дня. Что мне это даст? Неужели две человеческие жизни — соразмерная плата за такую роскошь?

Сухая логика его слов заставляла меня еще сильнее протестовать против них. Профессор Зэнгер все это заранее спланировал! Даже если я никак не мог постичь, какой цели все это служило. В конце концов, это уж слишком сложная задача понять, что происходит внутри такого человека, который еще в военные времена проводил принудительные усыновления, а потом огромную часть таким образом полученных детей, беззащитных, ни в чем не повинных детей резал на куски и выставлял в этой ужасной коллекции под башней. Все эти быстрые и звучащие убедительно ответы, которые давал старик, были явно заранее подготовлены, может быть, даже не им одним. Они звучали без малейшего оттенка злости, без какого-либо смущения, так, как будто он их давно выучил наизусть. Именно это и служило доказательством того, что что-то здесь не так!

Или того, что это в самом деле правда, возразил не унимающийся внутренний голос, который уже не раз оказывался прав. Если говоришь правду, не требуется долгих раздумий.

— Ну что, начинаешь, наконец, осознавать правду? — спросил Зэнгер, как будто он прочел мои мысли. — Да, ты герой сегодняшнего вечера. В плите на кухне, там, наверху в крепости, спрятан патрон с нервнопаралитическим газом. Собственно говоря, затем вас всех сюда и пригласили, чтобы все вы собрались там. В одном месте, подальше от посторонних свидетелей.

Он самодовольно улыбнулся, высвободил табурет, который последним своим предсмертным объятием обхватила Карла, и уселся на него.

— Никакого завещания никогда не существовало, — продолжал он. — Я хотел отравить газом все третье поколение, чтобы затем в полном покое провести все необходимые манипуляции. У всех у вас опухоли, с которыми вы в лучшем случае способны прожить не более года. Слишком был велик риск, что скоро вы попадете в клиники и я уже не буду иметь к вам доступа. Ну и, кроме того, добавлю, что конечно же мне было любопытно посмотреть, как далеко может зайти группа интеллигентных молодых людей, чтобы получить предполагаемое миллионное наследство. Было весьма интересно наблюдать, как жажда денег снимает всякие моральные запреты. — Он двусмысленно улыбнулся, но быстро лицо его снова приобрело серьезное выражение. — Ну а еще интереснее конечно же было наблюдать за тобой, — заявил он. — Как ты крадешься по крепости, словно загнанное дикое животное. И как, когда была отрезана обратная дорога, как ты превратился в это чудовище. Я прикрыл отход фон Туна, потому что я опасался, что в твоем обществе ему грозит опасность. И потом стал наблюдать за тобой.

— О чем вы говорите? — Мне не хотелось услышать ответ. Он опять будет меня обманывать. Он все время лгал. Я изо всех сил держался за это представление.

— О твоих убийствах, — без обиняков заявил старик. — Ты что, еще ничего не понял? Это ты убийца, Франк. Тот злобный маленький мальчик внутри тебя, который никак не может простить своим друзьям того, что случилось однажды в первое воскресенье летних каникул вот уже почти двадцать лет назад. Это совершенно все равно, что полицейское расследование оценило это как несчастный случай: это не был несчастный случай, когда Мириам упала с башни. Так же, как и смерть Марии не была самоубийством. И тот маленький мальчик внутри тебя знает, что она стояла на том же самом месте, где и Мириам тогда. И как она танцевала на зубьях. Это все вовсе не совпадение. Это ты все подстроил.