Темное эхо - Ф. Дж. Коттэм Страница 78

Пьер Жиро прислал шампанского к нашему столику. Любезный жест со стороны сентиментального человека, который сильно расстроился бы, услышав о себе такую оценку. Я не хочу, чтобы это звучало снисходительно, но он и впрямь сентиментален. Кроме того, он превосходный авиатор, отличается высоким ростом и симпатичными, типично галльскими чертами лица. Однако Мик Коллинз оставил длинную тень. Романтические связи, которые были у меня после возвращения из Ирландии, можно назвать в лучшем случае тепловатыми. Нигде в них не проявилось мое сердце. Надеюсь, это будет длиться не вечно, и я полностью отдаю себе отчет в том, что скоростные автомобили и аэропланы служат мне компенсацией тех чувств, которыми люди наслаждаются между простынями. Нет, это не навсегда, но бедняжка Пьер напрасно теряет свое время и деньги на „Моэт-э-шандон“ в надежде завоевать сердце этой девушки».

«13 июля 1927 г.

Я нарочно не бралась за дневник целых четыре недели, обнаружив при перечитывании, что мое отношение к Гарри Спеллингу производит впечатление нездоровой, маниакальной одержимости. Сегодня, однако же, произошло из ряда вон выходящее событие, которое потрясло меня до глубины души. Кроме того, оно утвердило во мне самые темные подозрения, что я питаю в отношении чудовища, расхаживающего под личиной человека по улицам Саутпорта. Все случилось неподалеку от перекрестка Лорд-стрит и Невилл-стрит, когда я пересекала центр города с запада на восток, забрав у часовщика мою отремонтированную браслетку с часами. Я едва не столкнулась с ним лицом к лицу. В тот момент я возилась с застежкой и, ступив на тротуар, даже не обратила внимание на то, что находится передо мной. Секундой позже я замерла как вкопанная при виде широкой спины Сполдинга и его светлой шляпы-трилби. Он стоял перед кенотафом и постукивал тросточкой по каблуку своего ботинка. Не знаю, каким образом, но он понял, что я за ним наблюдаю. Он застыл, потом неторопливо снял шляпу свободной рукой, однако оборачиваться не стал, а вместо этого издал смешок и заговорил:

— Этот монумент, Джейн, поставлен во славу великих дней, и я искренне полагаю, что превозносит он меня.

Я не шевельнулась. Солнце изливалось жгучим огнем. Белый камень мемориала слепил глаза, и Сполдинг в своем светлом костюме и кремовых башмаках расплывался на его фоне, приобретая призрачные очертания. Разумеется, он жестоко заблуждался. Кенотаф ничего не прославлял. Он просто напоминал о самопожертвовании. Чтил память павших.

— Самопожертвование… — произнес тут Сполдинг, будто умел читать мысли. — Но ответьте мне, какой смысл обретаться в прошлом? — Он лениво взмахнул тростью. — Человек должен жить настоящим, — затем сказал он. — А человек мудрый обязан позаботиться о своем будущем.

В его обтекаемых фразах таился холод зловещего предупреждения, чувствовавшийся даже в душном воздухе. Все в этом человеке носило на себе налет угрозы. Меня передернуло.

— Ах, бедняжка Мик Коллинз, какая жалость… — продолжал он, по-прежнему не поворачиваясь ко мне лицом. — Да, он умел воевать. Было бы несправедливым не признавать очевидного факта. Но умел ли он любить? А, Джени? Вот вопрос, которым стоит задаться.

„Дженни“. Так меня называл только Мик, да и то в самые нежные минуты. Только тут я заметила, что Гарри Сполдинг не отбрасывает тень на мостовую.

Я бросилась прочь, однако у него был припасен еще один фокус. Он остановил мои часы. Позднее в тот же день я отнесла браслетку в ювелирную лавку, но там не нашли никакой поломки. Мастер снял заднюю крышку, дунул на механизм — и тот, к его полнейшему изумлению, вновь пришел в движение. Я испытала облегчение, что фокус Сполдинга носил лишь временный характер, что его волшебство было всего лишь насмешливой проделкой. Но я понимала, что он настоящий монстр. Он все это время знал, кто я такая, и забавлялся, разыгрывая меня. Он злой, могучий и сумасшедший. В самом ли деле можно считать простым совпадением тот факт, что за то время, которое он провел среди нас, успели исчезнуть три женщины?

Мне представляется, что намек, который проигнорировали все, кроме меня, был сделан еще в мае, на вечеринке у Риммеров. Крошка Бонни спустилась на лужайку, вскинула руку, показывая на кого-то, и завизжала. Конечно, Томми давно успел оправиться от потрясения. А Бонни, к счастью, совсем не помнит о случившемся. Ее отец даже шутит на эту тему, утверждая, что Бонни показывала на Блэкпул-тауэр. Томми не перестает повторять, что башня до того мозолит глаза, что даже малые дети не выдерживают. Он прав, Бонни действительно вытянула руку в том направлении. Но мне кажется, что показывала она на нечто гораздо более близкое к нам, нежели постройка на той стороне залива. Я не раз осматривала город с воздуха и отлично знаю его расположение. Могу с закрытыми глазами нарисовать карту, а посему имею полное право утверждать, что Бонни показывала в сторону особняка на улице Роттен-роу, который Сполдинг снял на лето. Если провести линию между пальцем Бонни и башней, то она пересечет сад этого особняка. Что за секреты он там прячет? Что именно вынудило маленькую девочку-лунатика выступить с неосознанным обвинением? Что заставило ее так страшно кричать?»

«16 июля 1927 г.

Я чуть не рассорилась с Верой Чедвик. Она никак не хочет соглашаться, что мои подозрения достаточно обоснованны, чтобы идти с ними в полицию. Ее ливерпульский детектив, видите ли, рассмеется мне в лицо. Я возразила ей, что никаких обвинений не выдвигаю. Просто выражаю обоснованные подозрения. Разве полиция не обязана проверять все ниточки, если расследуется тайна исчезновения трех пропавших девушек?

А вот Вера утверждает, что нельзя бросаться обвинениями в адрес одного из самых богатых и популярных гостей нашего города. Нет никаких доказательств. Еще она говорит, что я буду выглядеть фанатичной дурочкой, настраивая людей против чужестранца только оттого, что он прибыл издалека и не является уроженцем Саутпорта. Жених Веры считает, что преступник наверняка из местных. Лишь тот, кто хорошо знает здешнюю обстановку, способен удачно выследить жертву и спрятаться, не оставив никаких следов или хотя бы намеков. Он, должно быть, из Эйнсдейла или Кроссенса, отлично знает местность. Некто незаметный, внешне ничем не примечательный. Да-да, конечно, все это очень хорошо и даже разумно, но не будем забывать, что Сполдинг менее десяти лет назад проникал за линию фронта, сея панику и хаос в стане врага. И никто его не поймал. Похищение беспомощных женщин — детская забава для человека, обладающего навыками и повадками смертельно опасного хищника.

Зря я разоткровенничалась с Верой, надо было помалкивать. Ведь я-то надеялась, что в этом детективе найду себе союзника или, как минимум, он сочувственно и с пониманием отнесется к словам одной из ближайших подруг его нареченной. Боюсь, на самом деле проблема кроется в том, что Веру скорее волнует не проблема Гарри Сполдинга, а мое фенианское прошлое. Она достаточно лояльна чтобы продолжать оставаться моей подругой, однако не хочет, чтобы об этом прознал ее полицейский кавалер. Не исключено, что она опасается за его карьеру. Как я и говорила, надо было мне держать язык за зубами. С другой стороны, есть нечто вполне конкретное, что я могла бы предпринять. Прямо завтра. Вера не ошиблась в одном: у меня нет неоспоримых улик. Завтра, надеюсь, их удастся раздобыть.