Гвенди и ее волшебное перышко - Ричард Чизмар Страница 8

Однако сегодня вечером, когда Гвенди сидит на диване в гостиной, ест китайскую лапшу с креветками из картонной коробочки и невидящим взглядом таращится в телевизор, она очень рада, что у нее есть возможность снимать отдельное жилье, и еще сильнее рада, что сейчас нет гостей.

Пульт управления лежит рядом с ней на диване и выглядит совершенно неуместным – почти как детская игрушка – в стерильной обстановке арендованного таунхауса. Весь день Гвенди ломала голову, как вынести пульт с работы. Наконец она вытряхнула из коробки новые сапоги, положила в коробку пульт и просто вынесла его, не скрываясь. К счастью, служба охраны конгресса проверяла только сотрудников, входивших в здание, а не выходивших из него.

По телевизору идет реклама нового фильма с Томом Хэнксом, но Гвенди этого не замечает. Она сидит на диване уже два часа и вставала всего один раз, чтобы открыть дверь курьеру, доставившему еду. В голове крутится вихрь вопросов. Несколько дюжин вопросов сменяют друг друга в хаотичной последовательности, и еще несколько дюжин дожидаются своей очереди, скромно стоя в сторонке.

Два вопроса возникают наиболее часто, словно запись, поставленная на повтор:

Почему ей вернули пульт?

Почему именно теперь?

Гвенди никогда никому не рассказывала о пульте управления. Ни мужу, ни родителям, ни психологу, к которому ходила дважды в неделю на протяжении полугода, лет десять назад.

Когда-то пульт управления занимал все ее мысли, она была одержима заключенной в нем силой и тайной, но с тех пор прошло много лет. Теперь ее воспоминания о пульте похожи на разрозненные обрывки сна, который часто снился ей в детстве, а теперь почти позабылся, затерявшись в бесконечном лабиринте взрослой жизни. Как говорится, с глаз долой, из сердца вон.

Конечно, она не раз вспоминала о нем за пятнадцать лет, миновавших с тех пор, как он исчез из ее жизни, но – она поняла это только теперь, буквально час назад – совсем не так часто, как, по идее, должна была бы вспоминать, с учетом той роли, которую пульт сыграл в ее детстве и юности.

Теперь, уже задним числом, она понимает, что были недели и даже месяцы, когда она ни разу не вспоминала о пульте, а потом – бац – по телевизору передавали сюжет новостей о какой-то загадочной, вроде бы природной катастрофе, произошедшей в какой-то далекой стране, и Гвенди тут же представлялось, как кто-то сидит в машине или дома, за кухонным столом, и держит палец на красной кнопке.

Или она натыкалась в Сети на заметку о человеке, нашедшем клад у себя во дворе, и кликала на ссылку, чтобы проверить, не было ли в этом кладе Моргановских серебряных долларов 1891 года выпуска.

И бывали еще неприятные моменты – к счастью, достаточно редко, – когда по радио или по телевизору шла передача о массовом самоубийстве сектантов из общины Джонстаун в Гайане и Гвенди случайно ее заставала. Когда это происходило, ее сердце замирало и отзывалось мучительной болью, и Гвенди на несколько дней погружалась в черную дыру депрессии.

И, конечно же, стоит вспомнить все те разы, когда ей на глаза попадалась аккуратная маленькая черная шляпа – на голове быстро идущего человека в толпе прохожих на людной улице или на столике уличного кафе, рядом с чашкой горячего кофе либо запотевшим стаканом холодного лимонада, – и она, разумеется, сразу же вспоминала мужчину в черном пиджаке. Она вспоминала о Ричарде Фаррисе и его черной шляпе гораздо чаще, чем обо всем остальном. Этот загадочный мистер Фаррис постоянно маячил на краешке ее сознания, всегда готовый занять ее мысли. Именно его голос она услышала у себя в голове, когда нашла пульт в кабинете, и именно его голос она слышит теперь, сидя в гостиной в своем арендованном доме: «Береги пульт, Гвенди. Он дарит подарки, но это маленькая компенсация за большую ответственность. И будь осторожна…»

И что же это за подарки, которые так охотно раздает пульт?

Хотя Гвенди не видела, как из него выдвигалась узенькая деревянная дощечка с серебряным долларом, она точно знает, откуда взялась монета у нее на столе. Монета, пульт; пульт, монета; все сходилось.

Значит ли это, что если сейчас потянуть за другой рычажок – тот, что слева, рядом с красной кнопкой, вспоминает Гвенди, как будто это было вчера, – пульт выдаст крошечную шоколадку? Может быть. А может быть, и нет. С этим пультом ни в чем нельзя быть уверенной до конца. Еще тогда, пятнадцать лет назад, Гвенди не сомневалась, что он таит в себе много секретов, а теперь ее уверенность лишь укрепилась.

Она легонько касается рычажка самым кончиком пальца и вспоминает крошечные, не крупнее мармеладных драже, шоколадки в виде зверюшек, восхитительно сладкие и всегда разные. Она вспоминает свою самую первую шоколадку, которую выдал ей пульт – на скамейке на Касл-Вью, под пристальным взглядом Ричарда Фарриса. Это был шоколадный кролик, и проработка деталей поражала воображение – шерстка, ушки, крошечные симпатичные глазки! Потом были котенок, белка и жираф. Дальше память подводит, но Гвенди помнит достаточно: съешь одну шоколадку – и больше тебе не захочется еще долго; ешь шоколадки регулярно – и изменишься, станешь сильнее, быстрее, умнее. Будешь буквально кипеть энергией и постоянно выигрывать – в любой игре. А еще шоколадки улучшают зрение и убирают прыщи. Хотя, возможно, прыщи прошли сами, когда миновал переходный возраст? Иногда трудно понять.

Гвенди опускает взгляд и вдруг с ужасом видит, что ее палец сдвинулся от рычажка на боковой стороне пульта к рядам разноцветных кнопок. Она отдергивает руку, словно сунула ее в осиное гнездо.

Но уже поздно – голос вернулся:

«Светло-зеленая кнопка: Азия. Темно-зеленая: Африка. Оранжевая: Европа. Желтая: Австралия. Синяя: Северная Америка. Фиолетовая: Южная Америка».

– А красная кнопка? – спрашивает Гвенди вслух.

«Все что захочешь, – отвечает ей голос. – И тебе обязательно что-то захочется, обладателю пульта всегда чего-то хочется».

Она трясет головой, пытаясь прогнать этот голос, но он еще не закончил.

«Кнопки нажимаются очень туго, – говорит Фаррис. – Придется жать большим пальцем и прилагать силу. Но это и к лучшему, уж поверь мне на слово. С ними не следует ошибаться, о нет. Особенно – с черной».

Черная кнопка… когда-то Гвенди называла ее Раковой кнопкой. При одном только воспоминании ей становится не по себе.

Звонит телефон.

И во второй раз за сегодняшний день Гвенди едва не теряет сознание.

– Райан! Я так рада, что ты позвонил!

– Я пытался тебе дозвониться… дней, – говорит он, его голос на миг пропадает среди шумов. – Здесь совершенно кошмарная телефонная связь.

«Здесь» – это на маленьком острове Тимор в южной части Малайского архипелага. Он уехал туда в начале декабря вместе с журналистской бригадой «Таймс» для освещения гражданских беспорядков.

Конец ознакомительного фрагмента