Русский экзорцист - Андрей Николаев Страница 9

Под ногами хлюпнула вода. Кувшинников опустил голову. В ярком луче света от фонаря на каске заискрился мелкий ручей. Мелкий – это хорошо, подумал он, – не придется бахилы надевать. Кувшинников пососал палец, придавленный чугунной крышкой колодца. Пришлось нырять в люк чуть ли не головой вниз – какая-то пьяная компания вывалилась из близлежащего переулка. Сева повел головой в одну сторону, в другую, определяя направление. Пожалуй, сюда, решил он и пошел по течению ручья. Хорошо подогнанный рюкзак плотно прилип к спине, руки были свободны. Карту он пока не доставал – все было ясно и так. Летом в московских подземельях обитателей меньше. Это зимой бомжи греются, крысы спускаются в тепло. Правда, к Кремлю лучше и летом не ходить – там и сигнализация стоит, и охрана может встретиться. Кувшинников принюхался. Газом не пахло. Он достал сигареты и закурил. Пора было определиться на местности. Наложив свою кальку на карту современных московских коммуникаций, он отметил карандашом свое место. Так, вот здесь пунктиром отмечен возможный «вылаз» к реке, и он должен проходить почти вплотную к коллектору. Сева сделал несколько шагов вперед, снял рюкзак и достал из него кирку. Его подмывало глотнуть коньяку из грелки: повод был – начало разработки, но сперва надо было хоть что-то найти. Оглядевшись, он пристроил рюкзак на скобе, поддерживающей проходящий по стене кабель, и надел матерчатые перчатки с резиновыми пупырышками на ладонях. Ничего не поделаешь, иногда приходится и киркой помахать. Кувшинников широко размахнулся – размер коллектора позволял, – и опустил острие кирки на стену. Брызнула бетонная крошка. Сева довольно ухмыльнулся – строители явно сэкономили на цементе. Бетон откалывался большими кусками. Еще несколько ударов и острие вошло в грунт. Прикинув размеры нужного отверстия, он с удвоенной силой взялся за дело. Работая, он как всегда прислушивался к посторонним звукам. Пока все было в порядке. Только удары кирки и шорох осыпающегося бетона и земли. Почва под коллектором была слежавшаяся, но не слишком твердая. Он разрыхлил ее вглубь и, достав лопатку, откинул в сторону. Достав стальную спицу, вогнал ее в землю. Металл скрежетнул по камню. Сева вытащил спицу и воткнул ее рядом. Если камень, то большой. Он ткнул ниже и опять уперся в камень. Неужели сразу повезло наткнуться на старинную кладку? Он присел на корточки, закурил, но почти сразу отбросил сигарету. Нетерпение охватило его, он схватил лопатку и стал пробиваться вглубь. Через несколько минут он счастливо улыбнулся. Потемневшие от времени кирпичи, ровные, аккуратные швы. Да, это был «вылаз». Теперь предстояло взломать старинную кладку. Кувшинников передохнул минут пятнадцать, с чистой совестью достал грелку и от души приложился к резиновому горлышку. Закурив, он прикинул объем работы. Эх, сюда бы отбойный молоток! Тут вам не современная халтура, с уважением к мастерам пятнадцатого века и одновременно с досадой подумал Кувшинников. Такое понятие, как совесть, пять веков назад тоже существовало, но кроме того, за обман заказчика можно было и розог отведать. Могли и батогами погреть. К тому же итальянцы, если это их работа, лично следили за качеством кирпича и раствора. Чуть ли не каждый кирпичик проверяли.

Почему-то Кувшинникова охватила уверенность в успехе. Он помнил и любил это состояние – оно его редко подводило. Что-то словно толкало под руку, заставляло кровь быстрее бежать по жилам, забывать о времени и усталости. Так случилось и сейчас. Он равномерно, словно машина, долбил стену, инстинктивно находя слабые участки. Летела крошка, на зубах скрипела кирпичная пыль. Стало жарко, выпитый коньяк выходил потом, который ел глаза. Кувшинников скинул брезентовую куртку и, оставшись в майке, с удвоенной энергией набросился на стену.

Внезапно кирка провалилась в стену до основания. Кувшинников потерял равновесие, стукнулся каской о край коллектора, выдернул кирку и припал лицом к образовавшемуся отверстию. Жадно вдыхая идущий из отверстия воздух, он опасался почувствовать в нем присущие двадцатому веку запахи: машинного масла, пропитанных шпал, просто обманчивой влажной прохлады современных коммуникаций. Нет, воздух был тягучий, сухой, словно настоянный столетиями отсутствия человека. Кувшинников потерся щекой о шершавую стену. Есть! Я нашел, я сам, один! Постепенно успокаиваясь, он присел на кучку земли и бетона и взглянул на часы. Шесть тридцать утра. Возбуждение постепенно проходило, и он ощутил подкравшуюся усталость: заныла поясница, чуть подрагивали сведенные напряжением последних минут пальцы. Как всегда, у него был с собой бензедрин, но «колеса» лучше сэкономить. Если работать в прежнем темпе, часам к восьми он расширит отверстие настолько, что сможет обследовать «вылаз». У Севы было твердое правило: если не можешь скрыть следы разработки – заверши начатое. Следуя этому правилу, Кувшинникову приходилось проводить под землей по два-три дня. Он снял со стены рюкзак и проверил запасы. На сутки должно хватить. «Девятку» он поставил в неприметном переулке, внимания она не привлечет. К тому же, если выбираться наверх при дневном свете, можно нарваться на милицию или просто на любознательного дворника. На этот случай имелось удостоверение сотрудника «Мосводоканала», но лучше не рисковать. Нет, бросать работу нельзя. Вытерев ладони о штаны, он вскрыл плитку шоколада и налил кофе.

К половине девятого утра Сева выломал еще полтора десятка кирпичей. Пролом, похожий на глотку неведомого чудовища, скалился на него рваными краями бетонного коллектора и обломками кирпичей древнего «вылаза». Он отбросил кирку и лег животом на край пролома, свесившись в открывшееся отверстие. Фонарь на каске высветил полукруглый свод, стены без признаков плесени, ровный, уходящий в темноту, кирпичный пол. С потолка свисали лохмотья паутины. Кувшинников покидал в отверстие землю, куски кирпича и бетона. Смел в ручей мелкий мусор, убрал инструмент и достал заветную грелку. Торопиться было некуда – впереди целый день.

Экономя аккумуляторы, он пользовался то фонарем на каске, то ручным. Своды, казалось, давили, стараясь сломать волю, скомкать сознание, как кусок использованной оберточной бумаги. От ощущения, что больше четырехсот лет здесь не ступала нога человека, становилось зябко и неуютно. Кувшинников даже поймал себя на том, что со страхом вслушивается в мертвящую тишину подземелья. Продвигаясь по «вылазу», он на всякий случай ставил отметки мелом на стенах – если встретится боковое ответвление, проще будет найти обратную дорогу. Заблудится было не страшно, опасность была в другом: подземные воды могли подмыть грунт под кирпичами пола, поэтому он выстукивал кладку перед собой, прежде чем сделать шаг. Он прошел по проходу метров двести, когда завал грунта вперемежку с кирпичом преградил дорогу. Кувшинников попытался расчистить путь, отбрасывая камни и подкапывая землю лопаткой, но понял, что это бесполезно. Здесь было работы не на один день. Он выключил фонарь, присел у завала, погрыз шоколад, выпил кофе и закурил. Хотелось спать, прохлада подземелья проникла под куртку, и его слегка познабливало. Докурив, он воткнул окурок в землю и, поглядывая на свои метки, вернулся к пролому. Достав из рюкзака свитер, он надел его под куртку, зажег свечу, ткнул ее в лужицу воска и выпив коньяку, привалился к стене. Немного расслабиться не помешает, решил он. Алкоголь успокоил натянутые нервы, слегка затуманил голову, и Кувшинников прикрыл глаза.