Моя любимая сказка - Ксандр Лайсе Страница 9

— Яра! — я прислушался, но не уловил ничего, даже шума машин на улице. Тишина.

На кухне не оказалось никого, кроме мухи, упорно взбиравшейся по стеклу. Три или четыре флакончика на подзеркальнике в ванной. Миновав короткий коридор, я очутился в комнате. Надо же, опять розовые обои, вот неприятность. Но и здесь никого. Странно. Отсутствует даже возможный виновник шума — телевизор. Кровать, тумбочка, комод и два шкафа. Шкаф? Я быстро подошёл к тому, который был побольше, и распахнул створки. Полки с аккуратно разложенными вещами и постельным бельём исключали всякую возможность затаиться. Во втором шкафу оказались книги. Ничего особенного. Мой взгляд остановился на корешке толстого тома. «Мир Софии». Кто же мне открыл? Если внутри никого? Балкона тут нет… А дверь — это я точно знаю — была заперта. Да и не мог же я неизвестно что принять за шарканье. Не почудилось же мне? Или…

— Ты что это, гадёныш, тут делаешь? — я вздрогнул. Снова холодный пот. Каркающий хриплый голос с жутковатыми обертонами. Я обернулся. Позади меня стояла сгорбленная чёрная фигура. Единственный раз я видел её, эту фигуру, и то — со спины. Но запомнил её на всю жизнь! Теперь вот и лицо Славкиной родственницы сподобился повидать. Лицо… Не лицо — бледное мертвенное пятно с чёрными отверстиями вместо глаз и рта. Только потом я сообразил — просто старуха встала как раз между мной и окном. А спустя мгновение — осознал, как выгляжу я, копающийся в чужих вещах! А лицо старухи и без контрового света смотрелось неприятно: то ли чрезвычайно бледное, то ли густо набелённое, плоское, туго обтянутое кожей, с глубокими чёрными глазами, пылающими каким-то льдистым блеском. Старуха придвинулась ближе. Безгубый рот снова выплюнул:

— Тебе чего тут надо, милай? — и этот «милай» показался мне страшнее любой доселе слышанной матерщины: с таким наслаждением карга облизала это слово, с таким презрением, с такой насмешкой выплюнула… «Ведьма!» — пронеслось у меня в голове. И затошнило от того, что будет дальше… И от того, что она — она! — родственница Славки. Моей Славки! Неужели бывают на свете такие родственницы?!

— Вы… — попытался я и немедленно сорвался на хрип. — То есть, я шум услышал… И дверь была открыта… Я думал, что с вами… Или с Ярославой… Грабители…

— Ярославой? — старуха стояла уже вплотную ко мне — Ярославой?! Какой-такой Ярославой?! — она страшно повела голыми серыми дёснами, выдыхая прямо мне в лицо.

— Ну да… — я безуспешно старался отодвинуться от неё.

— А вот и нет здесь никакой Ярославы! — торжествующе пропела старуха. Она действительно как-то пропела эту последнюю фразу и вдруг, ни с того ни с сего успокоилась, отвернулась, отошла к окну и, словно с трудом, обернувшись, совершенно равнодушно сказала:

— А-а, вон оно что… А ну проваливай! А то худо будет!

И вот тут до меня дошло. И стало очень холодно. Ведь когда я рылся в книжном шкафу, я полностью загораживал собою дверной проём. Значит, строго говоря, сейчас никакой старухи в комнате быть не может! Я неловко попятился и очень больно ушиб локоть о косяк.

* * *

Из прострации меня вывел дрожащий на столе мобильник. Мобильник мой. Стол — тоже мой. Значит, я дома. А вот как я сюда попал? И почему я, собственно, должен был как-то попадать к себе домой?

Я лежал на диване лицом в подушку и с отвращением ощущал, как прилипла к спине насквозь мокрая рубашка. Розовая с белым. Розовая… Под цвет обоев… Конечно! Вспомнил. И вовсе этому не обрадовался. Болел локоть. А эта родственница — она больная? Очень просится на язык слово «сумасшедшая», но почему-то оно казалось мне слишком страшным. Видимо, чересчур хорошо к ней подходит. Есть в этом слове… Господи, неужели бывают такие родственницы?! Да кто там всё не уймётся?!

Стараясь не отрывать лицо от подушки, я нашарил на столе телефон, поднёс к глазам… Да… Только Ромки мне сейчас и не хватало! Тем не менее, нажал приём. Разумеется, Ромка, Роман Витольдович — мой непутёвый коллега, был оглушительно пьян.

— Здорово, князь Мешко! Это я!

— А это — я… — настроения общаться совершенно не было.

— Как там моё Чертолье поживает? Черти не донимают?

— Слушай, ты чего хотел, а? — мне стало ясно, что разговаривать с Ромкой можно только приведя себя в состояние, аналогичное его собственному.

— Я? Ничего… Я только уз… узнать хотел, как тебе на моих маршрутах живётся. Как живётся? — он издал вопросительное мычание. Интересно получается, он не сам ушел? А его ушли? И он думает, что это я… Я его подсидел?

— Хорошо живётся, просто замечательно мне живётся! — я начал выходить из себя. — Я иуда, подлец и скотина: турнул коллегу с двух его маршрутов и всячески благоденствую по этому поводу! — рявкнул я, и на душе почему-то стало спокойнее. Видимо, привычные неприятности всё-таки спасают от вновь прибывших.

— А ты не горячиссссь… — икнул Ромка. — Не ори! А то я на тебя порчу наведу!

— Валяй. Только не забудь, что Алистер Кроули [3]сказал. «В колдовстве трижды воздаётся за содеянное…», — я замолчал и прислушался. По-видимому, Ромка заснул.

В ванной я рискнул заглянуть в зеркало. Взъерошенная физия, выглянувшая оттуда, на подвиги не вдохновляла, скорее наоборот. Бывают такие моменты, когда случается позавидовать самому незавидному… Я, например, позавидовал Ромке.

* * *

В дверь позвонили. И кто бы это мог быть?

— Приветка! — на пороге стояла светящаяся Славка. — Я не слишком рано?

Водолазка из чего-то — в тканях я полный дилетант — очень тонкого обтягивала её фигурку, словно вторая кожа.

— Знаешь, учитывая, что мы договорились… — я был немного смущён.

— Знаю. Просто мне не захотелось ждать вечера, — она улыбнулась. — Так мне можно войти?

— Заходи, конечно! Кофе?

— Лучше не надо!

Славка вошла, непринуждённо поцеловала меня в щёку и прошла в комнату.

— Что значит «лучше не надо»? — я прошёл следом.

— Я после кофе не знаю, куда себя деть: столько энергии сразу… Ух ты! Это всё — твои?! — глаза её вспыхнули. Славка с интересом смотрела на книжный шкаф.

— А чьи же! — не без гордости сказал я. — Моя библиотека!

— Вот это да! — Славка, забыв обо всём, читала, шевеля губами, названия на корешках; там, где их ещё можно было прочесть. — Сколько же им лет?!

Она наклонилась к одной из нижних полок и водолазочка, подавшись вверх, выставила на обозрение полоску… Полосочку…

— По-разному… — я встал рядом с ней. — Вот эта, например — ровесница Екатерины Великой… А этим — всего лет по сто…