Холодный город - Холли Блэк Страница 9

Она приучилась вести себя еще более равнодушно. Она подходила к Эйдану, когда он отрывался от поцелуя, обнимала за плечи и просила ее представить. Она подсчитывала очки, прибавляя их за стиль и снимая, когда его отшивали.

– Ты как будто играешь с ним в сексуальные гляделки, – говорила Полина, отбрасывая назад копну крохотных косичек. – Но какая разница, кто из вас первый моргнет?

– Сексуальные гляделки, – фыркнула Тана, – хорошее название. Жаль, что негде его использовать.

Полина стукнула ее журналом, который читала.

– Я серьезно. Ты знаешь, о чем я.

Тана не могла объяснить, почему она не бросит все это, не могла передать словами болезненное возбуждение, охватывавшее ее, когда Эйдан причинял ей боль, или удовлетворение, которое она испытывала, играя по его безумным правилам – и выигрывая.

Она же «крутая», и она не будет вести себя не круто, как бы он ни пытался ее к этому принудить. Иногда Эйдана раздражало, что она не устраивала скандалов, но вместе с тем он часто говорил ей, что другой такой девушки нет. Нет на всем свете.

– Нельзя выиграть, если правила устанавливает кто-то другой, – предупредила ее Полина.

Тана не обратила на это внимания. Но однажды на очередной вечеринке Эйдан жестом подозвал ее к парню, который раскинулся на диване рядом с ним. Губы у парня были розовыми, и он казался пьяным – от текилы из бутылки перед ними и от поцелуев с Эйданом.

– Это моя девушка, Тана, – сказал Эйдан. – Хочешь ее поцеловать?

– Твоя девушка? – Кажется, парня это задело, но он умело скрыл свои чувства. – Конечно. Почему нет?

– А ты? – Эйдан с вызовом посмотрел на нее. – Ты в игре?

– Естественно, – сказала Тана. Решимость выиграть во что бы то ни стало и азарт так перемешались, что она сама не понимала, из-за чего согласилась. Сердце бешено билось в груди. Ей было страшно, как будто она переступала какую-то невидимую границу, как будто после этого она станет другим человеком. Тем, который, как она думала, всегда прятался внутри нее. Такой крутой, какой она только могла быть.

Губы парня оказались очень мягкими.

Когда она подняла глаза на Эйдана, картина потрясения на его лице была сродни рюмке крепкого ликера. Она опьянела от своей силы. А когда парень жадно ответил на ее поцелуй, она опьянела и от этого.

Эйдан наклонился к ним уже с другим выражением лица. Теперь он улыбался, как будто это была их шутка, их вдвоем, как будто он понял, что все эти вечеринки были просто игрой в шахматы. Как будто Эйдан знал: они оба делали это в надежде, что адреналин смоет все то дерьмо, которое происходило с ними. И он был рад, что она сейчас с ним, что они вместе.

Она вспомнила, как год назад стояла на железнодорожных путях, пока поезд не оказался совсем рядом, пока она не ощутила исходящий от него жар, пока ее кровь не запела от страха и адреналина. Только тогда она отскочила в сторону.

Еще она вспомнила другой день. Когда она вдавила педаль газа в пол и неслась по ночным улицам, под ледяным дождем.

Он улыбнулся ей, как будто действительно считал, что она особенная. Как будто только она понимала, что такое принять вызов ради вызова.

Но все это оказалось неправдой, потому что Эйдан бросил ее три недели и дюжину вечеринок спустя, отправив сообщение: «Думаю, у нас все слишком серьезно. Я хочу отдохнуть».

После этого Тана не знала, была ли эта игра на самом деле или она ее придумала. Она знала только одно: она проиграла.

Смерть – это тень, которая всегда следует за телом.

Английская пословица

Тана велела Эйдану заехать на заправку примерно через час после того, как они покинули дом Лэнса. Других машин не было видно, все круглосуточные магазины теперь оборудовались бронированными кабинами для кассиров, так что Тана сочла остановку здесь вполне безопасной. Окончательно стемнело, рука с монтировкой наготове устала, и она понимала, что долго не продержится. Силы начали покидать ее, порезы болели, в голове пульсировала кровь. Она ничего не ела с тех пор, как проснулась – даже думать не могла о еде, – и каждый раз, когда в животе урчало, Эйдан смотрел на нее так, будто ее голод напоминал ему о собственном.

Ей трудно было оставаться настороже, трудно было не думать о доме, о телах, лежащих в его комнатах. Каждый раз, стоило ей моргнуть, перед глазами вставали забрызганные кровью стены. А вместе с этим возвращалось воспоминание о зубах вампира, царапающих ногу, о руке, стискивающей щиколотку.

В школе им показывали фильмы о том, как распространяется инфекция. Там была картинка, изображавшая рот вампира и рот человека. Она вспомнила эту схему, раскрашенную синим, желтым, красным и розовым. Клыки вампиров были длиннее человеческих и имели узкие каналы, направлявшие кровь прямо в горло твари. Когда вампир вонзал зубы в жертву, немного его собственной отравленной крови попадало в рану, заражая человека. Она слышала о похожих случаях, когда зубы входили в плоть не полностью. Иногда все обходилось, иногда нет. Если за сорок восемь часов симптомы не появятся – значит, судьба ее хранит.

Эйдан подрулил к одной из колонок.

– Мы не можем ехать дальше без всякого плана. Нам надо попасть куда-то.

– Знаю, – сказала она, в панике обдумывая все снова и снова. Каждый новый план казался ей хуже предыдущего. Она чувствовала себя так, словно уже готова выпрыгнуть из собственной кожи.

Когда Эйдан открыл дверь, прядь волос упала ему на глаза. Он откинул ее назад – так же, как всегда. Такой обычный, нормальный жест сейчас, когда все настолько ненормально, и в первую очередь с ним, заставил ее судорожно сглотнуть.

Он потянулся к насосу, выбрав обычный неэтилированный бензин.

Тана подумала, что все происходит слишком быстро и слишком медленно одновременно. Пока они ехали, она боялась сказать хоть слово; стоит ей начать, она не выдержит и расскажет все, что чувствует на самом деле. Тогда она не сможет дальше делать вид, что контролирует ситуацию.

– Купим карту и составим план, – произнесла она, надеясь, что он не заметит ее усталости. Если она проявит слабость, то ее легче будет счесть добычей. Она заставила себя говорить уверенно. – В любом случае я сначала пойду в туалет, приведу себя в порядок. Встретимся в супермаркете, когда ты разберешься с бензином.

Из багажника донесся тихий удар. Габриэль лежал там, ожидая, что его выпустят. Но что он будет делать потом? Может, просто бросить его на обочине и надеяться на лучшее?

– Мы сейчас вернемся, – сказала Тана, и, несмотря на все усилия, ее голос дрогнул.

Забросив сумочку на плечо и схватив ботинки, она твердым шагом двинулась вперед, пока не дошла до угла супермаркета, откуда пустилась бежать и не останавливалась до туалета. Там она захлопнула и заперла за собой дверь. Прежде чем это помогло, она начала всхлипывать. Тана плакала и плакала, слезы текли не переставая. Она сползла по стене, рыдая так, что не могла дышать. Она ударила кулаками по отошедшей плитке на полу, надеясь, что от боли придет в себя.