Черный дом - Стивен Кинг Страница 9

Когда оказываемся достаточно близко, чтобы все как следует разглядеть, когда от близости к этому странному дому становится даже не по себе, мы понимаем, что мизантропия может зайти дальше, чем мы предполагали. Дом темно-серой чернотой напоминает свинец, навевает мысли о грозовых облаках, бушующем море, корпусах потерпевших крушение кораблей. В этой черноте нет места жизни.

Можно не сомневаться, что лишь считаные взрослые из соседнего поселка и очень мало кто из Френч-Лэндинга и окрестных городков съезжали с шоссе номер 35 на узкую проселочную дорогу. Очень немногие замечали запретительный знак-указатель, а уж о существовании черного дома не знают и они. С той же уверенностью мы можем сказать, что дети, конечно же, обследовали проселочную дорогу, некоторые доходили и до черного дома. Видели там недоступное глазам их родителей и сломя голову бежали обратно к шоссе.

Этот черный дом столь же неуместен в Висконсине, как небоскреб или замок, обнесенный рвом с водой. Более того, этот дом в любом уголке мира покажется аномалией, за исключением разве что парка развлечений с табличкой у двери: «Особняк призраков» или «Дворец ужасов». Впрочем, и там он не стал бы приманкой для посетителей, наоборот, через неделю разорил бы устроителей парка. И при этом черный дом странным образом напоминает нам безликие здания той части Чейз-стрит, что спускается к берегу реки и Нейлхауз-роуд. Обшарпанный отель «Нельсон», таверна, обувной магазин, соседние дома, отмеченные горизонтальной полосой, проведенной жирным грифелем реки, дышат той же жуткой, внушающей суеверный страх, похожей на кошмарный сон полуреальностью, которой окутан черный дом.

В этот момент нашего повествования, да и потом тоже, нам следует помнить, что привкус этой полуреальности, когда не знаешь, то ли все происходит наяву, то ли тебе снится сон, характерен для пограничных территорий. Его можно уловить при переходе из чего-то одного во что-то другое, независимо от того, сколь существенна или несущественна граница. Пограничные территории отличны от всего остального, на то они и Пограничье.

Скажем, вы в первый раз едете по сельской части округа Оустлер в вашем родном штате, чтобы навестить подругу, которая недавно развелась, и, по вашему мнению, совершенно напрасно, покинула ваш маленький городок и переселилась в соседний округ Орелост. На пассажирском сиденье рядом с вами корзинка для пикника, в которой две бутылки превосходного белого бордо обложены контейнерами с самыми разными деликатесами, накрыта картой соответствующей территории. Вы, возможно, не знаете точного местоположения дома вашей подруги, но находитесь на правильном пути и быстро сокращаете разделяющее вас расстояние.

Постепенно ландшафт меняется. Дорога вдруг поворачивает вправо, словно объезжая некое невидимое вам препятствие, потом начинает петлять, превращаясь в серпантин необъяснимых поворотов, с каждой ее стороны деревья подступают все ближе к асфальту, за их искривленными стволами дома становятся все меньше, отступая от дороги. Впереди трехногая собака вылезает из-под изгороди и с лаем бросается на переднее правое колесо. Старуха в молодежной соломенной шляпке и вроде бы в саване устроилась на диване-качелях на крыльце и провожает вас недобрым взглядом красных глаз. Еще через два дома девочка в грязном розовом платье и короне из фольги бросает блестящую, увенчанную звездой волшебную палочку в костер из горящих покрышек. Потом появляется прямоугольный щит-указатель, закрепленный на высоком столбе: «ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В ОКРУГ ОРЕЛОСТ». Скоро деревья отступают от асфальтового полотна, дорога выпрямляется. Избавившись от необъяснимой тревоги, вы нажимаете на педаль газа и торопитесь к подруге, встреча с которой после этого маленького приключения становится еще более желанной.

Пограничье не подчиняется привычным правилам, там все искажено. Абсурдное, непредсказуемое, беззаконное укореняется в Пограничье и пышно расцветает. Главный признак Пограничья – соскальзывание в иррациональное. И, любуясь дивными красотами природы, мы одновременно пересекали естественное Пограничье, очерченное великой рекой, а также малыми реками, широкими моренами, утесами из песчаника, долинами, которые остаются невидимыми, как черный дом, пока не взглянешь на них под нужным углом или не столкнешься лицом к лицу.

Вам приходилось видеть разъяренного старика в потрепанной одежде, который катит по улицам города пустую тележку из супермаркета и ругает на чем свет стоит цены на мясо? Иногда на нем бейсболка, иногда глаза закрывают солнцезащитные очки с одним треснувшим стеклом.

Вам приходилось в испуге стоять в дверях своего дома и наблюдать, как мужчина с солдатской выправкой и зигзагообразным шрамом на щеке разгоняет пьяную толпу, чтобы обнаружить, что посреди на земле лежит юноша с разбитой головой и вывернутыми карманами? Вы видели злость и жалость на лице этого человека?

То признаки соскальзывания.

Еще один лежит под нами на окраине Френч-Лэндинга, и, несмотря на весь ужас, который он вызывает, у нас нет выбора, кроме как лицезреть его. Нашим свидетельствованием мы окажем ему честь, насколько это для нас возможно; представ пред нашими глазами, предложив себя нашим молчаливым взглядам, признак этот отблагодарит нас сторицей.

Мы снова поднимаемся на высоту парения орла, и под нами, словно топографическая карта, распростерся округ Френч. Утренние солнечные лучи, уже куда более яркие, освещают зеленые прямоугольники полей, отражаются от громоотводов на крышах амбаров. Озерцами света сверкают редкие легковые автомобили, катящие мимо полей в город. Коровы тыкаются мордами в ворота загонов, торопя хозяев вывести их на встречу с доильной установкой.

Достаточно удалившись от черного дома, который явил нам прекрасный пример соскальзывания, мы плывем на восток, пересекаем прямую как стрела Одиннадцатую улицу и попадаем в переходную зону разбросанных домов и частных фирм, миновав которую шоссе номер 35 вырывается в чистое поле. «С семи до одиннадцати» проплывает мимо, Дом ветеранов зарубежных войн, где государственный флаг поднимется на флагштоке еще через сорок пять минут. В одном из жилых домов, чуть отстоящем от дороги, женщина, которую зовут Ванда Киндерлинг, жена Торнберга Киндерлинга, злобного и неумного, отбывающего пожизненное заключение в калифорнийской тюрьме, просыпается, смотрит, сколько водки осталось в бутылке на столике у кровати, и решает, что завтрак можно отложить еще на час. Чуть дальше сверкающие тракторы, выстроившиеся стройными рядами, как солдаты почетного караула, словно отдают честь огромному административному куполу из стали и стекла. Это владения Теда Гольца, «Центр продажи сельскохозяйственной техники», обслуживающий весь округ Френч, куда вскоре явится на работу Фред Маршалл, добропорядочный встревоженный муж и отец. С ним нам предстоит познакомиться в самом скором времени.

За радующим глаз стеклянным куполом и асфальтовым морем стоянки «Гольца» на полмили тянется каменистое поле, которое давно уже не знало плуга, и растут на нем только сорняки. По полю проходит отходящая от шоссе заросшая травой дорога, упирающаяся вроде бы в груду бревен, наваленных между сараем и древней бензоколонкой. Туда нам и надо. Мы скользим над землей. Груда бревен при ближайшем рассмотрении превращается в наклонившееся, обветшалое здание, которое грозит обрушиться при первом порыве ветра. Старый жестяной рекламный щит «Кока-колы» привалился к стене, изрешеченный пулями. На земле – пустые пивные банки и окурки сигарет с фильтром. Изнутри доносится мерное громкое гудение многочисленных мух. Нам хочется подняться в чистый воздух и ретироваться. Дурных впечатлений нам хватило и около черного дома. Там – гнилое место, но это… еще хуже.