Прах (сборник) - Михаил Киоса Страница 9

– Всего хорошего, – сказал он и быстрым шагом направился по разбитой дорожке. Бетонная плитка со временем покрылась паутиной трещин, сквозь которые топорщились пучки выгоревшей травы.

Внезапно беглый зэк почувствовал необычайный прилив сил и энергии, он ощущал себя мобильником после полноценной зарядки. При этом Илья абсолютно справедливо отдавал себе отчет, что поводов для этого оптимизма маловато. И тем не менее…

«Меня сейчас встретят… и увезут в надежное место… – думал он, торопливо перебирая ногами. – Не будет же абы кто рисковать ради меня жизнью?! Нет!»

Он шел, продолжая себя мысленно подбадривать.

Слева мелькнула детская площадка, и он машинально замедлил шаг. Разваленная горка, покореженные качели, с верхней перекладины которых свисали обрывки ржавых цепей, почему-то напомнили ему виселицу. В песочнице лежал разлагающийся труп кошки, в клочьях шерсти суетливо копошились черви.

«Деминск умер, – повторил про себя Илья слова старухи, быстро шагая вперед. – Умер, умер, умер».

– Умер, – произнес он вслух, словно наслаждаясь этим жутковатым словом. – А почему он умер?

Задрав голову в темнеющее небо, Труднов ответил:

– Да хрен его знает.

Он обогнул покосившийся киоск с выбитыми стеклами и вышел на трассу. Присвистнул, увидел закопченный кузов «шестерки» без колес и вышел на проселочную дорогу, которая вела на холм.

Через пару минут показалось море. Ветер здесь был куда яростнее и злее.

– Не плачь, потому что это закончилось, – вдруг произнес он, наморщив лоб.

Почему он вспомнил эту фразу? Кому она принадлежала?

«И, судя по всему, должно быть продолжение», – с досадой подумал Труднов, тщетно пытаясь вспомнить концовку изречения.

Клетку в руке раскачивало, как свихнувшийся маятник, и Илья с удивлением уставился на нее, словно видя впервые в жизни и пытаясь сообразить, как она вообще оказалась у него.

– Зачем тебе все это, бедная старуха? – пробормотал он, разглядывая скомканные клочья газет.

Клетка равномерно покачивалась, храня молчание.

«Это память… моей семьи».

«Талисман».

Илья неожиданно открыл для себя, что не двинется с места, пока не узнает, что там, внутри. Старуха что-то говорила про папье-маше. Он слабо себе представлял, что это такое, и мозг осторожно подсказывал мужчине, что, вероятно, это что-то связанное с игрушками из бумаги…

Труднов облизнул губы.

Невероятно, но в эту минуту он забыл обо всем – о том, что ранен, о том, что за ним ведется самая настоящая охота, о том, что он многое не помнил из своего прошлого, о том, что он совершенно не знает, кто и зачем его будет ждать у причала…

Чертова клетка.

Точнее, то, что внутри.

Вот что его интересовало.

Потому что ни один здравомыслящий человек не даст золотой перстень за то, чтобы отнести на маяк эту дурацкую хрень, набитую пожелтевшими газетами…

Он присел на корточки и, открыв дверцу, принялся вытаскивать наружу бумажные комья. Некоторые из них тут же унес ветер, и Илья, выругавшись, прижал коленом к земле оставшиеся клочья. Вскоре его пальцы нащупали что-то прохладно-округлое, и он вытащил странный предмет наружу.

– Че за фигня? – недоверчиво произнес он, разглядывая легкий, почти невесомый шар темно-синего цвета. Он был слегка зернистым на ощупь, как мелкий наждак, и размером едва превышал апельсин.

Илья легонько потряс бумажный шар. Внутри что-то тихо прошуршало.

Он понюхал его.

Все тот же запах чайных листьев, только на этот раз более отчетливый.

– Ерунда какая-то, – буркнул беглец.

Илье стоило громадных усилий не раскрошить этот синий шарик пальцами, чтобы увидеть его содержимое, и лишь какая-то неизъяснимая внутренняя сила в последнюю секунду остановила его.

«Я верю в тебя».

Он вздрогнул, вспомнив слова оборванной нищенки.

Илья поднялся на ноги. Сунул шар обратно в клетку, затем запихнул туда остатки газет, зафиксировав таким образом «талисман» старухи в неподвижном состоянии.

После этого он продолжил путь и вскоре вышел к берегу. Миновал остатки ремонтного причала, равнодушно глядя на проржавевшие до черноты сваи, которые торчали из воды гнилыми клыками. Где-то вдали бесновались чайки, визгливо-раздраженно перекрикивая друг друга.

– Сейчас, – прошептал он. – Я скоро вернусь сюда. Только заброшу эту х. вину на маяк. Свои слова надо уметь держать.

Илья прищурился, замедлив шаг.

Несмотря на темнеющее небо, он видел, как впереди исполинской свечой высилась старая маячная вышка.

– Между небом и землей… Член летит, совсем нагой, – пробормотал он. – Крайней плотью он прикрылся.

Илья кашлянул.

– Это чтоб не простудился.

Обернулся, глядя на унылые обломки свай. А что, если лодка придет сейчас? Будет ли она ждать?!

«Ты обещал», – прошелестел внутренний голос, и его передернуло.

Да.

Наталья дала за работу золотой перстень, который стоит явно не три рубля. Другой вопрос, сможет ли он его продать, но сейчас Илью это не заботило. Достаточно того, что перед его глазами до сих пор маячило горестное лицо несчастной старухи, которая ему доверилась.

«Ты груб… ты зверь… но ты не больной зверь».

Он глубоко вздохнул и пошел дальше.

«Положу этот шарик на самый верх – и сразу обратно», – решил беглый зэк.

Под подошвами ботинок хрустела сухая галька, небо продолжало темнеть. До маяка оставалось не более двухсот метров, как неожиданно откуда-то слева метнулись блеклые тени, и перед замершим мужчиной оказалось четыре собаки. Тощие бока подрагивали, верхние губы животных были задраны, в сверкающих глазах плескалась слепая злоба.

– Пошли на хер! – приказал Илья нарочито громко. Он сделал вид, что собирается что-то бросить в собак, но те продолжали рычать, медленно двигаясь на него.

Илья наклонился, взяв в руки крупный голыш.

– Что, не страшно?! – заорал он, швырнув его в ближайшую псину. Камень попал в переднюю лапу собаки, и она взвизгнула, попятившись назад. Остальные дворняги зашлись в оглушительном лае, и теперь уже Илья начал медленно отступать назад.

– Офигенный конец – сдохнуть в зубах помоечных псов, – пробурчал он. Взглянул на клетку, покачивающуюся в руке, и лицо его приняло жесткое выражение.

На хрен.

НА ХРЕН.

Он был полным идиотом, согласившись на сделку с безумной старухой.

– В задницу, – тихо произнес Илья, ставя клетку на гальку. – Я пас.