До рая подать рукой - Дин Кунц Страница 94

Если мы просто мясо, если у нас нет души, то почему некоторые из нас не могут объединиться, чтобы уничтожать нас ради нашей же пользы? Ведь налицо немедленная выгода и никаких отрицательных последствий.

Микки отдернула правую руку от «мыши», левую – от клавиатуры. Для экономии электричества кондиционеры в библиотеке работали на минимальном режиме, поэтому температура воздуха в зале и на улице практически не отличалась, но из Интернета на Микки пахнуло Арктикой, словно некто, сидевший за компьютером в замке доктора Франкенштейна, каким-то образом нашел ее через киберпространство и теперь водил по спине виртуальным пальцем, более холодным, чем лед.

Она посмотрела на других посетителей библиотеки, сидевших за компьютерами, задалась вопросом: а сколько из них пришли бы в ужас, посетив те же сайты, что и она, сколько остались бы безразличными… а сколько поддержали бы Престона Мэддока и его коллег! Она часто задумывалась над хрупкостью жизни, но впервые осознала, что и цивилизация так же хрупка, как человеческая жизнь. Любой из многих адов, которые человечество создавало на своей истории в том или ином уголке света, мог быть воссоздан здесь… а мог быть построен и новый ад, более эффективный и обоснованный законами биоэтики.

Назад к «мыши», к клавиатуре, к Всемирной паутине, к Престону Мэддоку, пауку, ткущему свою паутину…

Решив вопрос с органами самоубийц и инвалидов, Мэддок и его друзья-биоэтики обратили свое внимание и на органы здоровых и счастливых.

В статье «Ликвидация морали», написанной Энн Маклин, Микки прочитала о программе, предложенной Джоном Харрисом, английским биоэтиком, согласно которой всем присваивался лотерейный номер. А потом, «если на операционном столе оказывались двое или больше умирающих пациентов, которых могла спасти пересадка органов, а подходящих от тех, кто ушел «естественным путем», под рукой не было, врачи могли запросить через центральный компьютер подходящего донора». Компьютер методом случайного отбора называл номер донора, и его убивали, с тем чтобы спасти жизни двух или более человек.

Убивать тысячу, чтобы спасти три тысячи. Убивать миллион, чтобы спасти три миллиона. Убивать слабых, чтобы спасать сильных. Убивать инвалидов, чтобы обеспечить лучшие условия жизни тем, кто крепок телом. Убивать всех с маленьким ай-кью, чтобы больше ресурсов поступило в распоряжение более умных.

Крупнейшие университеты, такие, как Гарвард и Йель, такие, как Принстон, когда-то цитадели знаний, где ранее отыскивали истину, превратились в хорошо смазанные машины убийств, где студентам медицинских школ втолковывали, что убийство следует рассматривать как метод исцеления, один из многих, что право на существование имеют только избранные люди, соответствующие определенным критериям, что нет правильного и неправильного, что смерть – это жизнь. Нынче мы все дарвинисты, не так ли? Сильные живут дольше, слабые умирают быстрее, а поскольку таков замысел природы, не стоит ли нам поспособствовать старушке в ее работе? Получите ваш дорогой диплом, подбросьте в воздух вашу академическую шапочку в честь этого знаменательного события и отправляйтесь убивать слабых во имя матери-природы.

Где-то улыбается Гитлер. Они говорят, что он убивал инвалидов и больных (опустим миллионы евреев) по неверным причинам, но фактически, если нет правильного и неправильного, морального и аморального, тогда в осадке остается только то, что он их убивал, а следовательно, по стандартам современных биоэтиков, был провидцем.

Когда на дисплее появлялись фотографии Престона Мэддока, она видела симпатичного, даже красивого мужчину с длинными каштановыми волосами, усатого, с располагающей улыбкой. И к своему разочарованию, Микки не обнаружила на его лбу штрих-кода, начинающегося с трех шестерок.

Из короткой биографии следовало, что он родился в рубашке, да и потом судьба никогда не поворачивалась к нему спиной. Единственный наследник значительного состояния, он мог не работать для того, чтобы оплачивать свои путешествия из одного конца страны в другой в поисках полевого госпиталя инопланетян.

Однако в материалах о Мэддоке Микки не смогла найти и слова о том, что тот верил в реальность Ипов, как и в то, что они находятся среди нас. Должно быть, он тщательно скрывал свое увлечение от прессы.

Четыре с половиной года тому назад он ушел из университета, чтобы «отдавать больше времени философии биоэтики, а не учительству и личным интересам».

Он содействовал восьми самоубийцам.

Лайлани говорила, что он убил одиннадцать человек. Вероятно, она знала еще о троих, которые не попали в официальный список.

Несколько пожилых женщин, тридцатилетняя мать, больная раком, семнадцатилетний парень, звезда футбольной команды, с травмой позвоночника… В голове Микки, читающей об убийствах Мэддока, звучал голос Лайлани, приводящей тот же список.

Дважды Мэддока судили за убийство в двух разных штатах. Оба раза присяжные оправдали его, потому что чувствовали доброту его намерений и сострадание, достойное восхищения.

Муж тридцатилетней больной раком, хотя и присутствовал при самоубийстве, подал гражданский иск, требуя у Мэддока возмещения морального ущерба, когда на вскрытии выяснилось, что его жене поставлен неправильный диагноз: рака у нее не было, а болезнь поддавалась излечению. Присяжные, однако, приняли сторону Мэддока, потому что он хотел лишь облегчить страдания больной, а вина, по их мнению, лежала на враче, который поставил неправильный диагноз.

Через год после смерти сына мать прикованного к коляске шестилетнего мальчика-инвалида тоже подала в суд, заявляя, что Мэддок, в сговоре с мужем, подвергали ее «безжалостному душевному и эмоциональному давлению, используя методы психологической войны и промывания мозгов», пока в состоянии полного физического и морального истощения она не согласилась лишить жизни своего ребенка, в чем теперь горько раскаивается. Но перед первым судебным заседанием она забрала иск, может быть, потому, что испугалась прессы, которая уже начала съезжаться на процесс, или потому, что Мэддок откупился от нее.

Удача, безусловно, благоволила к Престону Мэддоку, но не следовало сбрасывать со счетов известную юридическую фирму, которая защищала его интересы, и пиаровское агентство, многие годы без устали полировавшее его образ в глазах, ушах и сердцах граждан, получая за труды двадцать тысяч долларов в месяц.

В последнее время он ушел в тень. Собственно, с того самого момента, как стал мужем Синсемиллы и ее личным поставщиком наркотиков, он удалился с публичной сцены, доверив своим сторонникам создавать новый, удивительный мир, в котором убийства одних будут приносить счастье другим.

Как ни странно, не нашла Микки и упоминаний о женитьбе Мэддока. Все биографии, найденные в Интернете, утверждали, что он холост.

Когда женится столь противоречивая фигура, как Мэддок, свадьба, безусловно, становится объектом для новостей. Где бы он ни получил свидетельство о браке – на бурлящем жизнью Манхэттене или в сонном захолустье Канзаса, репортеры узнали бы об этом и рассказали всему миру, даже если бы церемония завершилась и невесту поцеловали до того, как телевизионщики и журналисты слетелись со своими камерами. Однако… ни слова.