Форсированный марш - Лео Кесслер Страница 10

— Чертов молокосос, — бросил Метцгер, подойдя к трупу и сплюнув ему под ноги.

По мере того как подходило к концу лето 1942 года, первая рота постепенно превращалась в подразделение хладнокровных профессиональных убийц, которые и требовались Гиммлеру, чтобы образовать костяк его новой дивизии.

Все дни бойцов были заполнены бесконечными тренировками и учениями под палящим солнцем и на пронзительном морском ветру под командные окрики унтер-фюреров и офицеров. Это были дни нескончаемого напряжения и усталости, когда эсэсовцы уже лишь едва хватали широко раскрытым ртом воздух, когда их мышцы сводило судорогой от напряжения; учения прерывались лишь торопливым приемом неаппетитной пищи — тушенки, которую, согласно мрачному поверью, изготовляли из мяса пенсионеров-покойников.

Ночь при этом практически не отличалась для бойцов ото дня: гауптшарфюрер Метцгер и подчиненные ему унтер-фюреры редко позволяли им проспать больше двух часов подряд. Ночью они часто швыряли в открытые окна их казарм барачного типа шумовые гранаты, которые взрывались на полу под трехъярусными кроватями новобранцев, заставляя их в панике просыпаться. А треск пулеметных очередей, разрывавший тишину французской ночи, обычно означал, что гаупт-садист Метцгер и его подручные придумали какой-то новый способ потерзать и так уже безумно измученные тела новобранцев.

— Внимание! Кончай дрочить — давай служить! — любили оглушающе прокричать среди ночи унтер-фюреры, колотя в двери казармы деревянными дубинками. — Вылезайте из своих теплых постелек и снимайте шелковые ночные рубашечки!

Все еще полусонные, молодые бойцы вскакивали с коек и, сорвав с себя майки, вытягивались во фрунт перед медленно прохаживающимися по казарме унтер-фюрерами. Презрительно кривя губы, те медленно обходили выстроившуюся шеренгу новобранцев, периодически рявкая: «Втянуть эти безобразные животы!», или «Убрать яйца, чтобы не болтались перед глазами!», — и делая оскорбительные замечания по поводу недостатка мужественности у некоторых новобранцев. Затем они командовали: «Переодевайтесь в маскарадные костюмы — мы собираемся на танцы, ребятишечки! Мигом!»

«Переодевание в маскарадные костюмы» означало, что бойцы были обязаны быстро натянуть на себя полевую форму со всей амуницией, а затем сбросить ее и переодеться в выходную парадную форму, включая кортик эсэсовца и фуражку. После этого они должны были сбросить с себя не только эту форму, но и все нижнее белье, и, совершенно голые, начать «танцевать» — прыгать вдоль центрального прохода барака, в то время как унтер-фюреры старались больно хлопнуть по их обнаженным ягодицам своими тростями и орали при этом во всю мощь своих пропитых и прокуренных глоток: «Давайте-ка, изнеженные ублюдки, учитесь извлекать уроки, когда вас бьют по заднице! Потому что, если вы не захотите этому учиться, то мы тут же достанем вазелин, и… Давайте, шевелитесь!» И мучители заливались хриплым хохотом.

И очень часто оберштурмбаннфюрер Гейер по кличке Стервятник, таясь в ночной тени за стенами барака, жадно подглядывал за обнаженными красивыми юношескими телами, которые метались в тесном пространстве казармы и так аппетитно мелькали перед его глазами. При этом ему вспоминались другие места и другие молодые люди — нежные, гладко выбритые и надушенные мужчины-гомосексуалисты с высокими, почти женскими голосами, которых он встречал в злачных окрестностях Кудамм [17].

Постепенно безжалостная подготовка новобранцев начала приносить свои дивиденды. Стройные и подтянутые по приезде в расположение батальона СС «Вотан», новобранцы представляли собой почти что обтянутые кожей скелеты с исхудалыми лицами, на которых неестественно горели глаза. Но зато теперь они были способны обходиться целыми днями без воды и пищи, тренируясь как одержимые на пустынном побережье Франции. Теперь при взгляде на них казалось, что они еще с детства привыкли проходить 50 километров за 5 часов с 30 килограммами полной выкладки за плечами.

Гауптштурмфюрер Куно фон Доденбург с каждым днем испытывал возрастающую гордость за них и удовлетворение от проделанной работы. Теперь, когда офицерская столовая бурлила странными слухами о том, что батальону будто бы уготовано очень скоро вступить в действие, а в окрестностях Дьеппа сосредоточивалось все больше и больше частей потрепанного в боях на русском фронте «Лейбштандарта», гауптштурмфюрер принялся за наведение окончательного блеска на первую роту, что должно было превратить ее в действительно достойное подразделение батальона СС «Вотан».

Однажды, когда рота проводила учебные стрельбы на огромных белых утесах недалеко от порта города Дьепп, один из наблюдателей за воздухом неожиданно сложил ладоши рупором и прокричал: «С западного направления быстро приближается самолет!». Вся рота немедленно залегла и принялась отползать в укрытие. Одновременно бойцы нацелили винтовки и пулеметы в небо, готовясь по команде открыть огонь по воздушной цели.

Гауптштурмфюрер фон Доденбург с тревогой схватился за бинокль. Сначала он никак не мог опознать тип самолета; затем летательный аппарат все-таки попал в фокус его бинокля, и он различил черно-белый крест люфтваффе. Это был «Физелер-шторьх». Куно с облегчением вздохнул и, опустив бинокль, закричал: «Все в порядке, ребята, вы можете подниматься — это наш самолет!».

Новобранцы медленно поднялись на ноги и отряхнули пыль с коленок, с любопытством следя за пролетающим над ними самолетом и одновременно пользуясь редкой возможностью получить передышку от постоянных изматывающих тренировок. Фон Доденбург не возражал против того, чтобы они урвали несколько минуток отдыха. Ему самому тоже было любопытно понаблюдать за «шторьхом», пилот которого сделал уже два круга над этим местом. Судя по всему, он искал ровную площадку, чтобы приземлиться.

Наконец он опустил закрылки и на скорости 150 километров в час спланировал вниз, приземлившись с идеальной точностью сразу на три точки в нескольких сотнях метров от них. Куно фон Доденбург спрятал бинокль в кожаный футляр и поспешил навстречу самолету.

Дверца самолета распахнулась, и в проеме показалось хорошо знакомое гауптштурмфюреру широкое лицо, которое, вместе с массивным телом только что прилетевшего человека, заполняло практически весь дверной проем самолета.

— Шарфюреру Шульце будет позволено обратиться к господину гауптштурмфюреру? — осведомился бывший докер из Гамбурга, обращаясь к фон Доденбургу в манере, которая была принята в старой немецкой армии при обращении унтер-офицеров к офицерам. Кто-то пытался проскочить к выходу мимо него, и он раздраженно ткнул локтем назад:

— Слезь с моей спины, ты, проклятый орангутанг! Не видишь, что ли, что я разговариваю с офицером?!

— Шульце! — воскликнул удивленный фон Доденбург, сдвигая на затылок стальной шлем и вытирая свой вспотевший лоб. — Что, черт побери, ты здесь делаешь?

— Я просто воспользовался любезностью рейхсфюрера, господин гауптштурмфюрер, — скромно проронил Шульце. — Он предоставил мне свой личный самолет.