Снайперские дуэли - Евгений Николаев Страница 10

Еще затемно забирались они туда, устраивались поудобнее, замаскировывались и наблюдали за противником. Немцы тем временем начали готовиться к очередному штурму наших траншей. Не ожидая никакой опасности со стороны Клиновских домов, стоявших, пожалуй, ближе к их траншеям, чем к нашим, фашисты начали накапливать силы для очередной атаки. Иваны, засевшие в доме, слышали, как немцы играли на губной гармошке, горланили песни; видели через оптический прицел винтовки их довольные рожи. Распоряжался там офицер с моноклем в глазу и со стеком в руке. До скопища фашистов было всего метров триста.

Недолго любовались наши снайперы этой «художественной самодеятельностью». Распределив между собой роли, дали они фашистам свой концерт. Первым упал, сраженный пулей Ивана Карпова, офицер с моноклем. Следом за ним начали валиться и другие чины, четко садившиеся на мушку нашим истребителям. Остальные, разобравшись, в чем дело, в панике начали метаться по лощинке, отыскивая подходящие укрытия.

В тот день Добрик уничтожил восемнадцать, а Карпов четырнадцать фашистов. А главное, сорвалась на этот раз и сама операция немцев.

Озверевшие гитлеровцы целый час не могли успокоиться — вели меткий артиллерийский огонь… по пустым домам, давно покинутым Иванами. Правда, наши снайперы едва успели укрыться в подвальном помещении.

Разбирая потом итоги нашей работы на одном из совещаний снайперов-истребителей, устроенном политотделом, на случае с Иванами мы сделали вывод, что не следует слишком увлекаться: такой удачный вначале день мог плачевно закончиться и для них самих. Надо в любом случае заранее готовить себе несколько запасных огневых позиций и чаще их менять.

Нашу пятую роту, стоявшую в резерве на второй линии обороны полка, подняли по тревоге и срочно перебросили на новый участок, под Урицк. Это было в ночь на 3 декабря 1941 года. Участочек этот оказался, как выяснилось позже, наихудшим во всей обороне полка. Расположен он был вдоль трамвайной линии, проходившей из Ленинграда на Стрельну через Урицк, и, где-то загибаясь, отходил от трамвайной линии вправо, до самого залива.

Землянки, вырытые наспех в насыпи трамвайной линии, были едва прикрыты хиленькими накатами из бревен. При близком разрыве снаряда стены их ходили ходуном, а с потолка сыпалась всякая дрянь: стекло, железки, мусор. Так что сидеть в такой землянке можно было только в каске. В кювете, справа от трамвайной линии, шла сама траншея метра полтора-два глубиной. Рыть дальше было нельзя: выступит подпочвенная вода, зальет траншею.

Ночи в то время были темные и длинные. Фашисты очень боялись темноты и ночных визитов наших разведчиков, а потому передний край они постоянно держали под наблюдением. Регулярно через каждые две-три минуты пускали они в бездонное черное небо осветительные ракеты. Так что «нейтралка» всю ночь хорошо просматривалась за счет фашистов. Нас это устраивало: мы свои ракеты экономили.

Слышно было ночью тоже хорошо: до немецких траншей всего шестьдесят-восемьдесят метров.

Если бы до войны на тактических занятиях командир занял оборону на территории чуть больше или меньше предписанного уставом, он получил бы плохую оценку. Сейчас же мы были вынуждены обороняться на территории, втрое больше уставной, имея при этом вдвое меньше положенного по штатам мирного времени личного состава. И все же, как ни велика была протяженность наших траншей, как ни редки были ряды бойцов, оборонявших 26 этих траншей, мне не раз приходилось сталкиваться с боевыми друзьями из полковой разведки. Мы встречались, когда ребята отправлялись в поиск, в тыл противника за «языком», или, выполнив задание, возвращались из разведки через наш участок обороны.

Встречи эти были скоротечными: всем было некогда, каждого ждала своя работа, времени было в обрез — особенно-то не разговоришься! Но и в таких случаях мы успевали обменяться короткой информацией: как дела, что нового, каковы успехи в работе.

Мои частые попытки получить разрешение прогуляться в тыл противника с друзьями-разведчиками одобрения у командования не получали. Однако изредка мне разрешалось взаимодействовать с поисковыми группами, поддерживать их своим снайперским огнем.

Однажды ребята отправились в тыл противника раздобывать «языка». Я получил задание пройти с ними до переднего края противника и, проводив, ждать их возвращения, а в случае необходимости прикрыть отход. Задание было не из сложных, но и не пустяковым: я знал, как бывает, когда противник обнаружит разведчиков. Нечасто удается, особенно при удачном выполнении задания, незамеченными благополучно добраться до своих траншей. Только самым опытным, хладнокровным и выдержанным разведчикам выпадает такое.

Проводив своих друзей, скрытно миновавших траншеи противника, я залег на нейтральной полосе в засаде и стал ждать их возвращения. Воронка, которую я подобрал для засады и наблюдения, оказалась удобной: возвращаясь, разведчики не могли пройти мимо нее, да и видимость обороны противника была преотличной. Не потребовалось и особенной маскировки моего НП: сугробы снега как нельзя лучше сделали это за меня.

Тихо и спокойно было вокруг. Я терпеливо лежал в снегу, настороженно вглядываясь в темноту. Изредка со стороны противника с шипением взвивались ввысь осветительные ракеты да наблюдатели с обеих сторон лениво постреливали из автоматов. Нет-нет да и прорезала ночную мглу очередь пулеметного огня. Была обычная для переднего края обстановка. Слух мой улавливал малейший шорох, каждый звук, доносившийся с той, чужой стороны.

Я коротал время, мысленно до минуты рассчитывая предполагаемый путь моих товарищей. Но давно уже прошли все сроки, а «оттуда» ничего не было слышно. С одной стороны, казалось, что все проходит «как по нотам», однако такая тишина и настораживала: «А вдруг ребята сбились с дороги и ждать их надо в другом месте? А может, лежат, выжидая удобного момента для решительного броска через передний край противника, и появятся, где уславливались? А может, случилось что-нибудь?»

Между тем уже начало рассветать, сереть все вокруг, и тишина стала тягостной. Все отчетливей выступали очертания переднего края гитлеровцев. Вот стал просматриваться и второй план обороны фашистов, виден уже дым из печей в землянках, а наши разведчики не подают никаких признаков жизни…

Я уже стал не на шутку беспокоиться, как вдруг услышал вдалеке лихорадочные разрывы гранат, а потом и торопливые очереди автоматно-пулеметного огня, раздавшиеся совсем не в том месте, где они, по моим расчетам, должны были быть. «Что же это? Кажется, на самом деле заблудились! Как же это могло случиться? Ребята в группе все опытные, бывалые, отлично ориентируются в темноте, хорошо знают оборону противника. Да и командир у них не новичок», — успокаивал я себя, но мне тем более становилось непонятным, что же происходит «там».

А «там» все чаще раздавались разрывы гранат, усиливалась трескотня автоматов… Мучаясь от бездействия, не видя никакой возможности помочь своим, я начал палить по амбразурам немецких дотов, из которых, вылетали огненные струи. Несколько точек на какое-то время умолкали. Большего сделать я не мог при всем своем желании, потому что «сабантуй» начался где-то метрах в шестистах от меня — по ту сторону широкого и глубокого рва или оврага, разделявшего наши траншеи. По дну этого оврага протекал не замерзавший даже зимой ручей. А в шестидесяти метрах от оврага стоял единственный целый деревянный одноэтажный и вполне приличный, чудом уцелевший от войны дом с высокой покатой крышей и трубой. Я давно поглядывал на него. Тем более что вокруг все дома были разрушены до основания и разобраны на оборудование немецких землянок. Что там, в этом доме, я не знал, как не знали, наверное, и наши разведчики. И вот теперь за этим домом развернулось настоящее сражение.