Батарея держит редут - Игорь Лощилов Страница 10

Вскоре на северо-восточной стороне крепости застучали плотницкие топоры, там начало возводиться какое-то сооружение. Крепостные валы скрывали от противника ведущиеся работы, а своим было и до того недосуг. Были и другие чудеса: из батальонов отобрали пару десятков рослых длинноруких солдат и куда-то увели для обучения. В крепости, готовящейся для отражения вражеского приступа, дел много у всех, никто друг к другу не присматривается и друг за другом не следит – обучают, значит, надо.

Между тем во вражеском стане стало заметно оживление, это все равно как в деловитую муравьиную кучу плеснуть тепленькой водички, муравьи сразу засуетятся и начнут бегать более обычного. Причина скоро выяснилась: завтра, накануне прибытия Аббас-Мирзы, Шах-заде решил предпринять новый штурм, чтобы положить ключи непокорной крепости к ногам повелителя. Персидский военачальник не стал даже дожидаться прибытия англичан, чтобы те запустили свои адские машины, нрав принца суров и непредсказуем, задержка армии перед жалкой крепостью уже вызвала его гнев, только взятие крепости сможет остудить его.

Крепость, предупрежденная доброжелателями, приготовилась к новому штурму, то же и Болдин со своей командой.

Сначала все происходило как и прежде: персы с криками лезли в гору, наши стрелки, укрывшиеся за стенами и скалами, их расстреливали, так что к самой крепости те не смогли даже приблизиться. Однако враги, подгоняемые своими начальниками, упрямо продолжали напирать. В это время произошло нечто необычное: вступила в действие «артиллерия» Болдина. Две спешно сооруженные катапульты начали метать в наступающих бочонки со смолой. К ним были приделаны тлеющие фитили, так что смесь, вылившаяся из разбитых бочонков, воспламенялась, и скоро пламя стало сплошной стеной. Испуганный враг, опасаясь быть отрезанным огнем, бросился назад, на исходные позиции. Этого только и ждала команда Болдина. Спустившись к самому огню, солдаты стали метать огненные бомбы далее вниз, где находился сарай с неведомым оружием. Не все они, понятно, достигали цели, но для быстро ползущего по земле огненного чудовища это и не было важно, оно поглощало все, стоящее на пути, и скоро подступило к сараю, вспыхнувшему ярким костром. Дело было сделано, и Болдин велел давать сигнал к отходу. Позже из персидского стана им сообщили, что неведомые и страшные ракеты, которыми персы намеревались испепелить крепость, сгорели и более не представляют угрозы.

Несмотря на военные успехи, условия жизни шушинского гарнизона становились тяжелее с каждым днем. Пища была скудна, угнетала необыкновенная скученность, но более всего – кажущаяся безысходность и неопределенность положения. Ходили слухи об успехах персов и отходе наших войск по всем направлениям, чуть ли не за самый Кавказский хребет. Из всех россиян будто бы только их гарнизон продолжает сопротивляться без всякой надежды на выручку. Тревога усугублялась тем, что от Ермолова не поступало никаких вестей, уже потом станет известно, что посылаемые им депеши перехватывались врагом. Полковник Реут страдал от такой неопределенности, но вида не подавал. После успешного отражения очередной атаки он написал генералу Ермолову такое письмо.

«Ваше высокопревосходительство! Сегодня уже 12-й день как я атакован. Шах-заде настоятельно требует сдачи крепости, ссылаясь на ваш дубликат ко мне о выступлении из Карабага, предлагал мне идти с полком и тяжестями, куда я хочу, только без пушек. Я делаю проволочку в надежде получить от вашего высокопревосходительства какое-нибудь уведомление, как мне поступить, и прошу о сем наиспешнейше. Провианта у меня не так-то много, как-нибудь можно продовольствоваться дней 20 с небольшим. Ежели буду знать, что до того времени получу какую-нибудь помощь, то одна надежда уже может нас воодушевить. Но вот беда, мы совершенно не знаем ни о чем, а персы уверяют, что, кроме нас, до Тифлиса нигде нет русских ни души и что в Тифлисе также скоро не будет...

Народ против нас весьма ожесточен своими муллами, требует штурма. Все готово, и лестницы поделаны, стены моей крепости весьма меня в сем случае беспокоят. Впрочем, на сие есть воля Божия. Умилостивитесь, ваше высокопревосходительство, над нами, и ежели есть возможность, то помогите и будьте нашим избавителем; а ежели сего невозможно, то пришлите наипоспешно распоряжение и совет свой, что нам делать. Пока можно, я буду держаться в надежде на вашу помощь.

Если ваше высокопревосходительство поспешите, то отдохнут сердца наши, ибо теперь одно незнание и неизвестность весьма нас убивают. Я убежден, что если только покажется войско наше возле Елизаветполя, то уже здесь наша участь будет облегчена, бедные армяне также оживут... Я при теперешнем числе войск утешаю себя тем, что удерживаю неприятеля уже так долго, иначе мог бы он пойти вперед и вредить нам более.

Предписание ваше о выступлении из Карабага слишком поздно до меня дошло; я его получил, будучи уже атакован и потерявши три роты. Если бы не боялся я за провинции Карабаг, то Шах-заде вовсе для меня не был бы страшен, теперь защитите нас, ваше высокопревосходительство, и будьте нашим избавителем. С нетерпением буду ждать ответа».

Окончив послание, призвал Реут урядника Корнеича и поручил ему избрать доверенных казаков для его доставки в Тифлис.

– Только учти, старина, – заключил он, – в сем письме наша надежда, так своим и скажи, пусть готовятся душу положить за други своя. Многих, однако, не посылай, здесь люди дороги.

Корнеич усмехнулся:

– Наша служба многолюдья не требует: сам в корню, две ляжки в пристяжке – и пошел.

– Ну-ну, – согласился полковник, хотя сразу и не понял, что за отряд будет доставлять его послание.

Между тем персы продолжали блокаду крепости. После неудачного приступа и уничтожения ракет они лишь некоторое время пребывали в растерянности, которая усугублялась приездом Аббас-Мирзы. Принц бушевал во всю силу своего нрава, казнил виновных и невинных, мастера заплечных дел трудились днем и ночью, так что над персидским лагерем повис тяжелый и липкий страх. Дела нашлись всем, особенно хану Алаяру, ведавшему персидской разведкой. Вокруг его стана сновали какие-то темные личности, слышались вопли истязуемых, прибывали на взмыленных лошадях гонцы.

А в крепости продолжалась своя жизнь: солдаты зорко следили за врагом, в свободное от караульной службы время поновляли крепостные стены, заделывали повреждения, помогали изготовлять порох и боеприпасы. Отчаянные охотники делали вылазки и нападали на персидские сторожевые посты – словом, все шло своим чередом. Но такой порядок не мог продолжаться долго, ожидали решительных событий.

Поздним вечером в окошко комнаты, которую занимал Болдин, раздался осторожный стук. Он выглянул тотчас же – жили все время настороже, спали не раздеваясь. В темноте поручик разглядел Антонину, она приложила палец к губам, призывая к молчанию. В появлении девушки не было ничего предосудительного, офицеры шутили: у нас теперь жизнь бесполая, вернее, пол у всех один – осадный.

– Павел Петрович, – обратилась она к нему, – нужна ваша помощь.

Оказалось, что ее прислуга, старая армянка, случайно услышала, что несколько местных татар, оставшихся в крепости, вошли в тайный сговор с персами и задумали открыть перед ними крепостные ворота.