Под чужим знаменем - Игорь Болгарин Страница 13

На краю их огромного парка росли густо сплетенные кусты бузины, пробивавшаяся сквозь них тропинка вела к пруду. Здесь, среди тишины и полного безлюдья, были у Юры места не менее любимые, чем старое кресло у камина. Возле пруда и разыскал его в тот летний день их старый садовник. «Барин, вас зовут», – сказал он. А по тропинке к пруду бежала мама в белом платье, праздничная, сияющая, следом за нею легко и упруго шел высокий офицер с загорелым лицом. Это был отец. Он приехал с войны, с фронта.

Втроем они ходили по парку, и мама тихо и напевно читала тихи. Ее голос то звенел, то замирал, глаза мерцали, лицо бледнело от волнения, и Юра заражался этим волнением, ощущением чего-то невыразимо прекрасного, ради чего хотелось жить и мечтать.

Тот приезд отца был последним – началась революция. С тех пор в Юрину жизнь ворвалось так много непонятного, трудного, произошло так много перемен. Знакомые, посещавшие Львовых, прежде такие уверенно-спокойные, стали суетливыми, они часто спорили. Мама отсылала Юру из комнаты, но он слышал обрывки их разговоров, хотя и велись они вполголоса. Единственное, что он понял, – это начавшееся противоборство красных и белых. Красные подняли смуту, разрушили прежнюю жизнь, а белые встали на ее защиту, и скоро, очень скоро все будет по-прежнему.

Проходили дни, но ничего не возвращалось…

Незадолго до их отъезда в Киев незнакомый человек принес маме весть, что папа жив и находится в Ростове. Этот человек и посоветовал маме ехать в Киев. Юра слышал, как он сказал: «Наши скоро там будут, и вы встретитесь с мужем…»

Что же теперь станет с Юриной жизнью, теперь, когда все рухнуло?

…Склонилось к горизонту большое, расплавленное от зноя солнце. Тень от деревьев легла на могилу. Прошелестел сухими листьями ветер – предвестник наступающей ночи.

Юра не знал, как ему жить дальше, что делать, как поступить. Добираться ли к дяде в Киев или, быть может, вернуться обратно, в пустой, покинутый ими дом?

В звонкой степной тиши он вдруг явственно услышал далекие раскаты грома. Впрочем, небо было ясное, без единого облачка. Юра понял, что это не гром, а звуки далекой артиллерийской канонады. Значит, там идет сражение.

Юра быстро поднялся, сразу решив идти туда – ведь там воюет с красными его отец. Он так обрадовался канонаде, подсказавшей ему выход из этой безысходности.

Перед ним забрезжила надежда, и потерять ее было невозможно. И Юра пошел в сторону канонады. Он шел, часто оглядываясь на могильный холмик, пока не затерялся этот холмик среди неровностей степи.

Впереди темной гребенкой встал лес.

Не колеблясь, Юра вошел в него. Он не выбирал дороги, шагал напрямик, иногда продирался через низкорослый кустарник, брел в высоких росных травах.

– Стой! – Окрик прозвучал неожиданно резко, как удар. И Юра, присев, ткнулся головой в кусты. – Кто идет? – спросил тот же голос, клацнул затвор. И через мгновение кто-то по-прежнему невидимый приказал: – Выходи, стрелять буду!

Втянув голову в плечи, всматриваясь в темноту, Юра медленно пошел вперед. Исподлобья глядел туда, откуда звучал голос.

– Подойди ближе!

Юра сделал еще несколько шагов и оказался в центре крохотной поляны.

– Гляди, мальчонка!

Человек вынырнул из темноты буквально в двух шагах. Именно вынырнул, сразу, как из воды. В бушлате, на голове фуражка со звездой. Это был Семен Алексеевич Красильников. Рядом встал еще один человек, с винтовкой…

Проводив Кольцова, Красильников в тот же день выехал на автомобиле в прифронтовую полосу. Фролов остался в Очеретино, в дивизии.

После прорыва белых в районе Луганска была спешно разработана операция, которая, по мнению командования, могла приостановить быстрое продвижение противника. Для этого предполагалось скрытно передислоцировать все тяжелые орудия – несколько дивизионов – к рокадной дороге, в район предполагаемого движения противника. Расчет был такой: когда пехота и конница белых втянутся в пойму реки, по которой проходила дорога, артдивизионы одновременно на десятки километров обстреляют противника ураганным огнем. После этого из засад выдвинутся батареи трехдюймовых орудий и накроют его шрапнелью. Остальное доделают броневики с пулеметами и конница. Секретность операции обеспечивали сотрудники особого отдела, которыми командовал Семен Алексеевич.

К вечеру Красильников добрался до артиллерийского дивизиона, неподалеку от села Иванополье, и тут же отправился осмотреть окружающую местность, проверить, не упущено ли что-нибудь важное. В это время он и наткнулся на Юру…

Юра враждебно всматривался в стоящих перед ним незнакомых людей. «Красные, – неприязненно подумал он, – а может, бандиты, те, что налетели на поезд». И он невольно подался назад.

– Ну-ну, не бойся, – ласково и в то же время предостерегающе сказал Красильников. – Куда идешь? Откуда?

Юра молчал.

– Ну и долго мы так в молчанку играть будем? – уже строго сказал Красильников. – Отвечай!

Юра долго с ненавистью смотрел на Красильникова. Все накопившееся в его душе горе, вся невысказанная обида сдавили ему горло, и он истерично закричал:

– Я ненавижу вас! Ненавижу! Ненавижу!.. – и, опустившись на траву, бессильно разрыдался.

Красильников склонился к Юре, тихо сказал:

– Чудно получается! Мы только увидели друг друга… познакомиться не успели, а ты уже ненавидишь? Это за что же?

– Всех вас! Бандиты вы! Бандиты!.. – глотая слезы, еще более слабея от отчаяния, чувствуя себя беспомощным, маленьким и никому не нужным, выкрикивал Юра.

– Давай мы с тобой вот о чем договоримся! – Красильников положил широкую, успокаивающую ладонь на худенькое плечо Юры. – Ты не кричи. Я ведь вот не кричу. А если, брат, закричу, громче твоего выйдет.

– Все вы бандиты! – исступленно твердил Юра, глядя затравленными глазами то на часового, то на этого спокойного, неторопливого человека в бушлате.

Красильников поморщился. Он понимал, что такое отчаяние возникло от чего-то непоправимого, страшного. Стараясь быть как можно спокойней и мягче, произнес:

– Ну, так мы с тобой ни до чего не договоримся. Заладил свое: «Бандиты, бандиты».

– А кто же вы? – Мальчик исподлобья с недоверчивым любопытством взглянул на Красильникова.

– Вот это уже другой разговор. Я – командир Красной Армии, – полунаставительно-полушутливо, как обычно говорят с капризными детьми, сказал Красильников. – А зовут меня Семеном Алексеевичем. Можешь меня звать просто дядей Семеном. А тебя как величать?

Юра помедлил с ответом, огляделся по сторонам. Эх, сейчас бы вскочить и броситься в кустарник – не догнали бы! А дальше что? Снова идти куда глаза глядят, неизвестно к кому, неизвестно навстречу чему?

– Так как же тебя зовут? – с мягкой настойчивостью повторил вопрос Семен Алексеевич.