Под чужим знаменем - Игорь Болгарин Страница 15

– Я и так правду!.. Я же вам правду!.. – так же торопливо и обиженно старался его уверить мальчик.

Но тут моряк, к чему-то настороженно прислушиваясь, схватил Юру за руку. Послышался конский топот, громыханье. Моряк потянул Юру вниз, на землю, прошептал:

– Не шевелись! Может, беляки. – А сам осторожно поднял голову, осмотрелся. Потом вдруг вскочил, замахал руками: – Эгей, товарищи, погодите!

Теперь и Юра безбоязненно поднял голову и увидел несколько телег с ранеными красноармейцами, которые ехали, свесив ноги на землю, словно с сенокоса. За ними две упряжки лошадей тащили осевшее набок орудие.

Семен Алексеевич объяснил что-то одному из бойцов, указывая глазами на Юру, затем усадил его в телегу, а сам пошел рядом. Ехали долго, к полудню подъехали к окраине города. На узкой кривой улочке Семен Алексеевич помог Юре спрыгнуть с телеги, и они пошли к кирпичному дому, около которого стоял часовой.

– Товарищ Фролов здесь? – спросил Красильников часового.

– Со вчерашнего дня не уходил, – ответил часовой.

Моряк повел Юру на второй этаж и оставил в пустом коридоре с отбитой штукатуркой. Сам скрылся за дверью, но почти сразу вернулся, позвал:

– Идем.

В большой комнате, куда следом за моряком вошел Юра, лицом к двери за пишущей машинкой сидела молодая женщина.

Заглядывая через ее плечо в листы бумаги, что-то диктовал человек в длинной кавалерийской шинели. Оба обернулись и взглянули на Юру, а он каким-то неведомым чутьем понял, что не они здесь главные. Мальчик перевел взгляд дальше и увидел человека в легкой тужурке, сидящего к нему спиной. Худая шея с глубокой впадиной и особенно спина с острыми лопатками выражали крайнюю усталость.

Усталый человек медленно повернул голову. Блеснул сощуренный глаз, вокруг которого сбежались морщинки.

– Здравствуй. Проходи, садись! – сказал Фролов Юре.

Мальчик сел, растерянно глядя в худощавое, гладко выбритое лицо с отечными мешками под глазами, с красноватыми припухшими веками, но с выражением живым и энергичным.

– Как тебя зовут? – неторопливо рассматривая Юру с ног до головы, спросил Фролов. – Неплохо, если и фамилию скажешь!

– Юра… Львов, – стараясь выглядеть независимым, ответил мальчик.

– Рассказывай, Юра…

– О чем? – удивился Юра.

– Глаз у тебя молодой, острый, вот и расскажи, как все было в артдивизионе.

– А что рассказывать? – насупился Юра. – Я спал. А потом проснулся. Снаряды рвутся. Прямо рядом…

– Во-во! По дивизиону, как по мишеням. Каждый снаряд – в цель, – вклинился в разговор Красильников. – И что главное – никто никуда не уходил.

Фролов сидел, прикрыв тонкой рукой глаза, давая Семену Алексеевичу выговориться. Затем поднял голову, несколько раз моргнул припухшими веками и снова спросил Юру:

– Так родители твои где?

– Мама умерла… – не понимая, чего от него хотят, и удивляясь этой странной настойчивости, чуть слышно прошептал Юра.

– А отец? – продолжал добиваться своего Фролов.

Юра нахмурился. Передернул плечами и не стал отвечать. Тонкие пальцы Фролова дрогнули, забарабанили по столу. Он поднял на Юру пристальные, проницательные глаза.

– У белых?

– Да. – Несколько мгновений Юра молчал, затем добавил с вызовом: – Мой папа – офицер. Полковник.

– Понятно, – испытующе и озабоченно глядя в глаза мальчику, сказал Фролов. – А родственники, говоришь, в Киеве?

– Да, – опять односложно ответил Юра. В его кратких ответах чувствовалась неприязнь к этим людям, чего-то настойчиво добивающимся от него.

– Ну, иди пока, погуляй. Нужен будешь – позовем.

Юра вышел в другую комнату. Постоял немного там. Потом сбежал по лестнице вниз, скучающей походкой прошел мимо часового, измученного бессонной ночью.

– Жара! – пожаловался часовой и, утомленный, прислонился щекой к штыку. – Ты только гляди, не шмыгни куда.

Юра медленно спустился с крыльца, зашел за угол дома. Часовой не смотрел в его сторону, видимо, стоя дремал.

…Когда Красильников и Фролов остались в комнате одни, моряк задумчиво сказал:

– И ведь что характерно: окромя этого мальца, у нас на батарее никого не было.

– Ты прав… это предательство, – тихо обронил Фролов. – Только парнишку зря сюда приплел. Звонили из штаба артполка. Одновременно обстреляли все батареи. Кроме той, что мы вчера не успели перебросить на новый участок. Соображаешь?

Моряк поднял вопрошающие глаза на Фролова.

– Предатель находился не на батарее и не в артдивизионе. Да, наверно, и не в штабе группы. Скорее всего, в штабе армии.

– Ах ты ж, вошь тифозная! – стукнул по столу кулаком моряк. – Ну, теперь все понятно!..

Фролов поморщился:

– А мне – нет. Напиши записку коменданту, пусть посадят парнишку на поезд. Куда он ехал?

– А шут его знает.

Красильников подошел к двери, выглянул в коридор. Мальчика там не было. Он спустился по лестнице вниз, вышел на крыльцо.

– Мальчишку не видел? – спросил у часового.

– Вертелся тут… – Нерасторопный часовой подтянулся, взглянул на Красильникова. – А что, не надо было выпускать?

– Да нет… ничего…

А в это время Юра мчался под заливистый собачий лай по кривым улочкам городка. Перемахнул через высокий забор, пробежал по огородам и выскочил к пустырю, в конце которого виднелась железнодорожная станция.

Общее наступление, которое предпринял главнокомандующий вооруженными силами Юга России Деникин весной девятнадцатого года, развивалось успешно. Он был доволен.

Деникин часто любил повторять, что главное в должности полководца – угадать момент.

Судя по всему, он момент угадал. К началу мая войска Красной Армии на Южном фронте были обессилены многомесячным изнуряющим наступлением на Донецкий бассейн. Бойцы и командиры нуждались хотя бы в небольшой передышке. Резервы фронта были полностью исчерпаны, а подкрепления подходили медленно. Из-за весенней распутицы и разрухи на транспорте снабжение войск нарушилось. Вспыхнули эпидемии. Тиф вывел из строя почти половину личного состава…

Разрабатывая план наступления, Деникин учел это. Кроме того, он знал, что длительное топтание на месте его армии вызывало все большее разочарование у союзников. Это в последние дни неоднократно давал понять английский генерал Хольман, состоявший при штабе в качестве полномочного военного представителя. Об этом же писал из Парижа русский посол Маклаков. Он сообщал также, что союзники после многих колебаний и прикидок все больше склоняются к мысли назначить адмирала Колчака Верховным правителем России.