Дот - Игорь Акимов Страница 150

— Давно в плену?

— Несколько часов.

— По вам не скажешь, что вы голодали.

— А мы и не голодали.

— Прятались?

— Нет.

— Это я так спросил. Для порядка. Оно сразу видно, что хлопцы вы боевые… И куда же вас везли? — Тимофей пожал плечами. Ротмистр помолчал, глядя на пустую рюмку, которую легонько покручивал на столе пальцами, словно собирался запустить юлу. — Вот что мне непонятно, панове: настроение мне ваше не нравится. Радости не вижу.

— А чему радоваться, пан ротмистр? — спросил Тимофей.

— Свободе, сержант.

— Так мы свободны?!.

Это Ромка. Клоун. Отставил окорок и смотрит с радостным изумлением, почти с восторгом.

Ротмистр усмехнулся.

— Ладно… Тогда давайте по делу. У меня к вам, хлопцы, предложение… Впрочем, если быть точным, сперва — просьба, и затем — предложение. С чего начать?

— Начну я, — сказал Тимофей. — По поводу «хлопцев». Ты уже второй раз нас так обзываешь, пан ротмистр. Сам я не шибко грамотный, но память у меня хорошая. А вот он, — Тимофей указал на Залогина, — в грамоте силен. И сейчас я припомнил, как он год назад (я на его заставе проводил инструктаж), по сходному поводу объяснил, что слово «хлопец» происходит от слова «холоп». Иначе говоря — слуга. А мы хотя и служивые — но не слуги. Мы — солдаты. И свободные граждане свободной страны.

Как жаль, что в этот момент рядом не было майора Ортнера! Если бы это случилось, и если бы — предположим — майор Ортнер вдруг бы решил, что Тимофей его поймет (а почему б и нет? ведь за плечами Тимофея была школа Ван Ваныча), он бы мог сказать: то, что ты, сержант, не холоп — это замечательно; но куда важнее, что ты осознаешь себя человеком; и в каждом, с кем тебя жизнь сталкивает (независимо от его языка, национальности и размалевка знамени), ты видишь прежде всего человека. В каждом! Конечно — случается, что жизнь не оставляет твоей человеческой сущности ни мгновения, но когда эта волна проходит и ты выныриваешь на поверхность, ты опять такой, как ты есть, каким ты был и каким пребудешь. И никакие шаманы, никакие мессии и водители народов не смогут изувечить твоей человеческой сущности.

Но сказать это было некому.

Впрочем — возможно — и ротмистр (глаза выдают — человек не пустой) мог бы сказать не хуже, но сейчас его голова была занята другим. Поэтому он отделался улыбкой.

— Виноват…

— Принято, — сказал Тимофей. — Вот теперь говори.

— Так с чего же начать?

— Ясное дело — с предложения. Потому как отказать вам в просьбе…

Ротмистр рассмеялся и даже головой мотнул. Разговор развлекал его все больше.

— Жаль! ах, как жаль, сержант, что ты не поляк и не под моим началом! Ты был бы капелланом в моей сотне.

— Это как же?

— По-вашему — комиссаром.

— Интересное предложение, — сказал Тимофей. — Но ты же не это имел в виду.

— Я предлагаю вашей группе влиться в мой отряд.

Теперь Тимофей взял штоф, налил ротмистру и себе. С ответом не спешил. Наконец сказал:

— Это большая честь… но мы не можем ее принять.

— Почему?

— Мы хотим к своим.

Ротмистр изумился. Подумал. Наконец сообразил:

— Ты имеешь в виду — каждый к себе домой?

— Да нет же, — сказал Тимофей. — В свою армию.

Ротмистр глядел на него, глядел. Но теперь без эмоций.

— Понимаю, — медленно произнес он, и затем повторил уже тверже, короче: — Понимаю. Ну откуда вам знать!.. Ты просто не представляешь, как обстоят дела. Хочешь правду?

— Отчего же… Валяй.

— Так вот… К твоему сведению, сержант, твои сейчас драпают с такой скоростью, что за ними не угонишься. По всему фронту. Я уважаю твой патриотизм, но уверяю, что война закончится прежде, чем ты своих найдешь.

Боковым зрением Тимофей заметил, что при этих словах его товарищи перестали есть и смотрят то на него, то на ротмистра. Сказал:

— А если конкретней?

— Изволь. Итак: Белоруссия и Литва уже под немцем. В Ригу он вошел без боя, представляешь? — без единого выстрела. Я слушал по радио репортаж: просто въехали, как к себе домой. И в ближайшие дни — уж поверь мне — точно так же въедут в Киев.

Это было то же, что Тимофей слышал от майора. Почти теми же словами. Но что он мог сказать?

— Этого не может быть.

— Зачем спорить, сержант? У меня есть «телефункен», такой радиоприемник… — Тимофей кивнул: вспомнил «телефункен» Шандора Барцы. — Машина прекрасная! Свободно берет и ваших, и немцев, и даже англичан почти без помех. Будет желание — сам услышишь. Но предупреждаю: ваши информацию практически не сообщают, сплошь пропаганда…

Тимофей выпил свою рюмку, сделал вид, что размышляет. Хотя о чем думать?.. Наконец сказал:

— Если так… Но такие дела с ходу не решаются.

— Да кто же вас торопит! — воодушевился ротмистр. — Как же без ума! Ведь не корову — судьбу выбираете… А теперь по делу. — Он обвел взглядом красноармейцев. Все слушали внимательно. — Я готовлю небольшую экспроприацию. Во Львове. И мне — в прикрытие — нужны крепкие хло… Пардон: боевики.

— Готовишься к мирной жизни?

— Правильно понимаешь, сержант. Сейчас, пока кругом неразбериха, можно и дело обтяпать, и не наследить. Потому что — когда немцы наведут здесь свой ordnung — …

— А что мы поимеем с этой экс-про-при-ации? — слово было Тимофею знакомое, но непривычное.

— Свою долю. — Ротмистр прикинул. — Пять процентов. Да. Вас пятеро; пять процентов — в самый раз. Хотя тебе, как старшему… Ну — у нас еще будет время это обсудить. Поверь, сержант, те пять процентов… Да у вас другого такого случая в жизни не будет!

— Верю. Но вот вопрос: а что, если после налета мы все-таки надумаем уйти?

— Вольному воля! Потребуется — обеспечу надежные документы.

— Нет. Только оружие.

— У вас оно будет.

— Договорились. — Тимофей встал; поднялись и остальные. — Про радио не забудь.

— Сейчас распоряжусь. — Ротмистр повернулся к белобрысому. — Ковалек, покажи жолнежам, где они будут спать. И занеси к ним «телефункен».

Оставшись один, ротмистр повернулся к печке. Занавеска на лежанке сдвинулась — и на ней сел, свесив ноги в коротко обрезанных валенках, небольшой ладный мужичок лет за тридцать. Ротмистр поднялся. Мужичок посидел — и легко спрыгнул на пол. Сказал ротмистру: — Сиди. — Сел напротив. — Ты почему не прибил их сразу?

— Виноват, пан полковник. Уж больно хороши они для нашей затеи. Я как увидал их — так и подумал: вот — Господь послал… Потом уж понял — пустые хлопоты…