Завещаю вам жизнь - Владимир Прибытков Страница 18

И замер, глядя на закрывшуюся дверь...

Васильева на месте не было.

Алферов позвонил адъютанту генерала.

Генерал собирался уезжать.

— Очень срочно! — взмолился Алферов. — Скажи, что очень срочно!

Целую минуту он томился возле телефона, пока не услышал сдержанный голос адъютанта.

— Можете зайти, — сказал адъютант. Алферов почти бежал.

Генерал ждал в шинели. Поднял брови.

— Товарищ генерал! — сказал Алферов. — Разрешите доложить...

— Новости? — спросил генерал.

— Нет. Относительно ошибки с «Гелой». Товарищ генерал, я, кажется, понял! Пятого сентября дезинформацию дал именно «Гела». Понимаете, сам «Гела», товарищ генерал! И передал ее Винкель. Не кто иной, как сам Винкель!

Генерал стоял и смотрел на Алферова.

Расстегнул шинель, снял, повесил на вешалку.

Вернулся к столу. Нажал кнопку звонка.

— В школу поеду через час, — сказал генерал адъютанту. — Машину не отпускать. А ко мне Васильева. Немедленно.

Дождался, пока адъютант вышел, обернулся к Алферову.

— Садись.

Хабекер приветливо улыбнулся человеку с ровным пробором в каштановых, явно подкрашенных волосах.

— Извините, что побеспокоил вас, господин советник. К сожалению, служба...

— Я понимаю, — спокойно сказал человек с ровным пробором. — Видимо, вам нужны какие-то сведения.

— Кое-что, господин Штейн, — кивнул Хабекер. — Надеюсь, вы понимаете, по отношению к вам никаких- э„ претензий нет.

— Можете задавать вопросы, — сказал человек, названный Штейном. — Я вас слушаю, господин... э-э-э-

— Хабекер! — сказал Хабекер и потер сухие руки, Я рад, что вы пришли, господин Штейн. Очень рад. Ибо надеюсь с вашей помощью выяснить некоторые подробности... жизни нашей колонии в довоенной Варшаве.

— Колонии? — переспросил Штейн. — Вряд ли могу быть полезен.

— Но ведь вы были пресс-атташе в Польше, не так ли?

— Совершенно верно. С тридцать шестого по тридцать девятый год. До начала войны. Однако я не сводил знакомств с членами немецкой колонии.

— Понимаю! — сказал Хабекер. — И все же были членом журналистского клуба в Варшаве?

— Естественно.

— Значит, вы знали немецких журналистов, посещавших клуб?

— Конечно!

— Не можете ли вы назвать хотя бы некоторых?

— Хм... Ну, Вольдемар Лейтц из «Фелькишер беобахтер», доктор Лауен из «Мюнхен нейзте нахрихтен», Инга Штраух из «Франкфуртер цейтунг», еще кое-кто...

— Вы довольно часто встречали названных вами господ? Доктора Лауена, например?

— Как сказать... Во всяком случае, регулярно.

— В клубе?

— Нет, не только в клубе. Иногда я приглашал их в посольство. Советовал, как освещать события в Польше.

— Понятно, господин Штейн. Это входило в круг ваших обязанностей, так сказать.

— Совершенно верно.

— Скажите, господин Штейн, можно ли из ваших слов сделать вывод, что немецкие журналисты были постоянными гостями нашего посольства в Польше? Что у них имелись в посольстве знакомые и помимо вас?

— Видите ли... — Штейн помедлил. — Я не стану утверждать, что у журналистов не существовало в посольстве знакомых, кроме меня. Но эти знакомства не были близкими, пожалуй. Так, обычные официальные знакомства.

Хабекер понимающе покивал:

— Да, да, конечно... Скажите, господин Штейн... Вот среди троих вы назвали Ингу Штраух... Она, кажется, была единственной немецкой женщиной-журналисткой в Польше?

— Во всяком случае, в Варшаве - единственной, — сказал Штейн и улыбнулся. — Единственной и весьма увлекательной, господин... э-э..." Хабекер...

— Красивая женщина?

— Да. Очень.

— Вероятно, у нее имелись поклонники?

— Ну, господин криминаль-комиссар, в этом можно не сомневаться!

— И среди членов посольства?

— Среди членов посольства? — поднял брови Штейн. — Нет. Инга Штраух как раз очень редко бывала в посольстве. На моей памяти всего два-три раза в дни общих приемов... Вас интересует эта женщина?

— Постольку-поскольку, — улыбнулся Хабекер, снова показав серые зубы. — Значит, в посольстве она бывала крайне редко? Но вы-то ее запомнили, господин Штейн!

— Ингу Штраух я довольно часто видел в клубе, -сухо ответил Штейн. — У нее была репутация активной национал-социалистки.

— Понимаю, — погасив улыбочку, уже без игривости сказал Хабекер, поставленный на место. — Извините, что я вынужден задавать такие вопросы, но... скажите, Инга Штраух, бывала в клубе одна?

— Нет, почему же! — возразил Штейн. — Обычно ее видели в обществе мужчин.

— С кем именно, не припомните?

— Ну, знаете ли!.. Иногда с ней появлялся Лейти, иногда тот же Лауен, иногда кто-нибудь из наших колонистов... А! Я видел ее как-то с прежним фюрером варшавских немцев, с Вергамом. Вас это очень интересует?

— Пожалуй, нет.» А с иностранными журналистами она была знакома?

Там все были знакомы, господин следователь.

Значит, с советскими журналистами Штраух тоже встречалась? Там, в клубе?

Штейн пожал плечами.

— С советскими? — переспросил он. — Не замечал... Если вас беспокоит эта сторона, то вряд ли... Вот с Мак Ляреном я ее однажды видел.

— С Мак Ляреном?

— Дуайен клуба, — пояснил Штейн. — Агентство Рейтер. Поговаривали, что он связан с Интеллидженс сервис... Позвольте, когда же я их видел? Кажется, зимой тридцать седьмого, под Рождество. Штраух пришла с каким-то швейцарским промышленником, а Мак Лярен попросил разрешения присоединиться. Я сидел неподалеку, но о чем там говорили — не знаю. Вряд ли о серьезном. Мак Лярен много выпил и все время пытался рассказывать анекдоты. Кончилось тем, что Штраух и ее кавалер ушли.

— Н-да... — сказал Хабекер. — Это, конечно, любопытно. Скажите, господин Штейн, а какое впечатление производила Штраух лично на вас?

Штейн снова пожал плечами.

— Штраух была мне скорее симпатична, чем наоборот. Кроме того, я изучал ее статьи. Полезные статьи, господин криминаль-комиссар. Эта женщина обладала кроме красоты еще и тонким умом.

Лист глянцевой бумаги, лежавшей перед Хабекером, оставался чистым. Следователь подергал себя за указательный палец.

— Господин советник, — сказал он. Я вынужден сказать вам несколько больше, чем следует. Дело в том, что я веду чрезвычайно важное расследование. И меня очень интересуют варшавские связи Инги Штраух. Очень. господин советник! Пожалуйста, постарайтесь вспомнить, Не была ли Штраух особенно близка с кем либо из сотрудников посольства, не слышали ли вы чего-нибудь о ее близких связях с иностранцами? Это очень важно, господин советник!