Заградотряд. "Велика Россия – а отступать некуда!" - Сергей Михеенков Страница 2

Мотовилов не стал вмешиваться в разговор бойцов. Более того, сделал вид, что не слышит их. Шла обычная притирка двух характеров, неожиданно оказавшихся в одном окопе. Ничего, подумал ротный, завтра будут неразлейвода. Он постоял бы в первом взводе и еще несколько минут, но со стороны деревни захлопали сырые полы шинели. Так, торопливо перебирая ногами, вечно куда-то спеша, в Третьей роте ходил только один человек, он-то сейчас и подошел к Мотовилову.

– Ну что, Овсей Исаевич, вы-то окопались? – встретил подошедшего ротный.

Младший политрук Бурман потоптался на бруствере ячейки бронебойщиков, наклонился всем корпусом к Мотовилову и, высунув из широкого рукава шинели сухую смуглую ладонь, густо пахнущую табаком, коротким жестом, как бы подчеркивая особую конфиденциальность предстоящей беседы, отозвал ротного в сторону.

– Давайте отойдем. Поговорить, так сказать, накоротке…

Младший политрук отвел его от линии окопов шагов на двадцать. Далековато, прикинул Мотовилов, окидывая взглядом взводы и край деревни. Канонада на юго-западе утихла. Гремело только севернее. А там, в стороне Тарусы, залегла непонятная, напряженная тишина. Что это? Неужели отогнали? Или немцы все же сбили дивизионные заслоны и прорвались. Какие уж там дивизионные заслоны. От всей дивизии разве что полк остался. И тот сводный. С бору по сосенке…

Младший политрук Бурман между тем откашлялся и заговорил:

– Во-первых, должен вам поставить на вид, что вы, как командир роты, а в данном случае отдельного подразделения, выдвинутого на угрожаемый участок, действуете не по уставу. Где ваш НП? Откуда вы собираетесь управлять взводами? Отсюда? Из стрелковой ячейки? Во-вторых…

Да, в гриву-душу, подумал Мотовилов, у бронебоя с его напарником горя меньше, чем у меня. Нанес же лихой заместителя… Он мгновенно вспомнил все, что ему не нравилось в его заместителе: и то, как он фактически отменил его приказ на переправе, отдав распоряжение грузиться вначале первому взводу, а потом всем остальным, и то, как минуту назад начальственно и повелительно махнул ему смуглой ручкой, в нужный момент вынырнувшей из широкого рукава шинели, и такой же самоуверенный взгляд, и манеру влезать не в свои дела в самый напряженный момент, как будто специально для того, чтобы показать, что и он в роте хозяин. Пришло время комиссара ставить на место. Он ухватил младшего политрука за ремень портупеи, притянул к себе, как подростка, которого пора бы хорошенько высечь, да нехорошо при посторонних, и сказал:

– Во-первых, младший политрук, в роте командир один. И этот командир не ты. Понял? Я хочу, чтобы ты это понял раз и навсегда. Во-вторых, займись своими делами. А в-третьих, мне наплевать на то, что тебе наговорили обо мне в штабе дивизии. Кто я, что я… И что ты доложишь им, мне все равно. Рота выдвинута на отдельный рубеж с задачей удержать его до подхода основных сил полка. Задачу надо выполнить любой ценой. Ты думал об этом, товарищ младший политрук? Ценой может быть жизнь любого из нас. Моя. Твоя. Вот этого профессора. Тракториста Брыкина. Лейтенанта Багирбекова. А кто мы с тобой, покажет бой. Ты, Бурман, в бою еще не бывал. Так что советую тебе присматриваться к тем, кто уже нюхнул пороху, и вести себя хотя бы так же, как они. И голова будет целее, и в штаны не наложишь. Вот так. А сейчас, товарищ младший политрук, прошу вас заняться следующим: разыщите, где хотите и как хотите, старшину Ткаченко, отматерите его как следует, чтобы впредь от роты не отставал и успевал со своей кухней вовремя. Иначе переквалифицирую его на должность второго номера пулемета «максим»! Так и передайте.

Старшина Ткаченко такой участи, конечно же, не заслуживал. Ладно, подумал Мотовилов, пускай притираются эти два характера. Раз в один окоп попали.

– Но, товарищ старший…

– Выполняйте, Бурман. Я знаю вас как человека добросовестного. Давайте так на ближайшие дни и порешим: с этого часа берите на себя обязанность контролировать регулярное, согласно уставу, обеспечение личного состава роты горячей пищей и другими видами довольствия. Горячая каша в окопе и табак в солдатском кисете – тот же боеприпас. Вот это, между прочим, и есть – бить врага всеми имеющимися средствами.

Бурман, вытянувшись, стоял перед Мотовиловым. Когда ротный отпустил ремень его портупеи, младший политрук встряхнулся, как курица, счастливо выскочившая из-под крыльев и когтей коршуна, и сказал, уже спокойно глядя в лицо своему командиру:

– А с бойцами, товарищ старший лейтенант, постарайтесь разговаривать все же корректно. Вот сейчас вы набросились на рядового Брыкина. А ведь он из первого состава дивизии. На фронт пошел добровольно. Между прочим, лучший в колхозе комбайнер.

Так вот почему бронебойщик Колышкин назвал этого землекопа комбайнером. А Мотовилов почему-то запомнил, что Брыкин – тракторист. Тракторист, комбайнер… Колхозник.

– … Стахановец, – продолжал, как будто читал передовицу, Бурман. – Висел, так сказать, на районной Доске почета.

– Не знаю, где он, ваш передовик производства, до войны висел, но если ему Колышкин не вставит мозги туда, где они должны быть, немец развесит его кишки на ближайшей раките.

– И все же, товарищ старший лейтенант, призываю вас, так сказать…

– А профессор Хаустов, – сменив тон на более спокойный, спросил Бурмана Мотовилов, – он по какой части профессор? По технической? Или так, по какой-нибудь эстетической?

– Хаустов как раз эстетику и преподавал. Талантливейший ученый. Масса публикаций! Гордость советской науки!

– Кгм! – кашлянул в кулак Мотовилов. – Как же мне эту фарфоровую вазу в бой посылать?

Бурман задумчиво пожал плечами.

– Эстетику? – вдруг заинтересовался Мотовилов. Он понял, что надо переключиться на что-нибудь второстепенное, чтобы поскорее избавиться от младшего политрука. Тот любил поговорить на отвлеченные темы. Черт с ним, ведь надо же и ему что-то уступить. Конфликт с заместителем сейчас ни к чему. А если еще и тыл подтянет, то и спасибо политоргану.

– Да, представьте себе.

– Так это ж буржуазная наука!

– Ну что вы, Степан Фомич…

И в это время за рекой, в стороне дальней кромки леса полыхнуло, и раскатистый грохот разорвавшегося снаряда пронесся по полю и накрыл все пространство перед ними.

– Что это?

– Уже подошли?

– Немцы?

– Шальной. Если бы били прицельно, тут бы был. Прицельно он – как свеклу сажает.

– Тяжелый. Не меньше «сотки».

– А вроде, по звуку, наш. И откуда он прилетел?

– Из Астрахани! – пошутил кто-то на левом фланге, и, как ни странно, окопы неурочному шутнику ответили смехом.

На правом же фланге замерли. Бойцы вытягивали головы, прислушивались, спрашивали друг друга о том, чего пока никто из них не мог знать. Некоторые, кто уже побывал в деле, спокойно надевали каски. Другие торопливо и деловито поправляли брустверы своих ячеек, маскировали их клоками травы и соломы.