Беспощадная бойня Восточного фронта - Вилли Вольфзангер Страница 22

Литва. Наш поезд шел среди холмистого осеннего, октябрьского, ландшафта. В таинственной и грустной красоте лежали бледно-зеленые и коричневые поля. Лиственные леса умирали в красном и золотом опьянении, а тусклая сосна вытягивалась в серое небо. Меланхолия и печаль охватили нас. Но мы любили относительную красоту этого мира.

Просто проходила жизнь.

Красивые деревеньки сгрудились у холмов, деревянные домики стояли среди невзрачных садов, у желтых рек между чистеньких улиц, кладбищ, руин, редких елей и березок. Такие поездки приносили нам радость.

Луга и пастбища окружали дунайскую крепость, возвышавшуюся на фоне вечернего неба. Все это проходило мимо нас, и можно было только попытаться удержать эти красоты в памяти. Мы знали мир и все же всегда оставались в нем только гостями, не принимая участия в жизни людей, дыхании земли и в бытии всего того, что появлялось и исчезало вокруг нас. Витебск, Смоленск, Вязьма, тысячи деревень и поселков оставались только картинами на фоне нашего бесконечного пути.

Духи войны снова оказались у власти. Пустота, одиночество, ожидание своей участи и готовность к смерти преследовали нас. Мы уже не думали о необходимости нашей поездки, предвидя, что эта авантюра скоро печально кончится для нас всех. Мы думали только о безумии войны, преступлениях, совершаемых в жизни нашего поколения, и больше не гадали, как решат нашу судьбу звезды. Наша жизнь была каким-то промежутком между жизнью и смертью.

Так мы оказались на позициях под Ржевом. [30]

РОЩА ПОД РЖЕВОМ.

Окопы.

Кратковременные дожди и прохладные дни говорили о наступлении осени. В низинах собиралась желтая вода, зеленая тина обозначила территорию болота на всем пространстве близ Ржева. Ольха, сбросившая листву, оказалась в болоте, с сосен и берез капала вода, грязная, растоптанная трава прижалась к земле. Темные от грязи ручейки текли по мокрым улицами. Земля набухла от влаги, и при каждом шаге сапоги погружались в нее. Грязная вода лилась на нас, когда мы задевали ветви елей. Выйдя из палаток, мы отправились на передовую, чтобы занять окопы перед деревней Табаково и лесной опушкой.

Очищали обувь от корок глины и тины, и в тяжелых сырых сапогах медленно тащились по грязи. Все было пропитано влагой, в том числе одежда и хлеб. Ржавчина покрыла винтовки. Солнечные дни чередовались с ночными заморозками и выпадающим снегом. Наступал сезон дождей, а мы не имели никакого убежища.

Окопы мы нашли заболоченными и частично затопленными. Во временных бункерах и примитивных стрелковых укрытиях отовсюду капала вода. Лошади, запряженные в повозки, падали, а они были ценнее солдат. Мы стойко несли все невзгоды и оживали в своих воспоминаниях, мечтая о возвращении домой. Постепенно привыкали к окопной жизни, как будто бы ничего не изменилось с прошлого года. Такая же грязь и слякоть.

Только ландшафт был покрасивее. Кустарники ольхи, болотистые поляны и холмы с небольшими рощицами открывали перед нами какую-то грустную красоту и идиллическую отстраненность от всего мирского. Мы снова проникали в тайну русской земли.

Больше уже не было никаких маршей, ночевали мы в избах и амбарах. А там, за окопами, вообще не было ни домов, ни конюшен. От Табаково остались только обгоревшие бревна, кирпичи, заброшенные огороды с замерзшими овощами, отдельные осины и грязные улицы. Бревна и доски служили нам для сооружения бункеров.

В основном наша жизнь шла в стрелковых окопах. Бруствера защищали нас от огня легких минометов, походные печи давали мало тепла. Дрова солдаты находили где-нибудь поблизости. Умыться было негде, а походные кухни привозили еду только в сумерках, останавливаясь в отдаленном овраге. Почти ежедневно кого-либо убивало или ранило. Однако мы умели сохранять хорошее настроение и старались держать себя в норме. Опасность стала будничной, и вылазки уже не казались такими страшными. Душа приспосабливалась к своей участи.

В трехстах метрах перед нами лежали русские окопы, от них нас отделяла только поляна и колючая проволока. Постоянно щелкали винтовочные выстрелы, свистели над нашими головами снаряды и разрывались на бруствере окопов. Время от времени легкие минометы вели огонь по нашим окопам, и их снаряды падали рядом с ними. Снайперы делали каждую попытку высунуться из окопа смертельной. Нас охватило какое-то безразличие, не то из-за склонности к фатализму, не то из-за надежды на Бога.

Как канатоходцы, мы передвигались по окопам между глиняными стенами. Дно окопов застилали досками или тонкими решетками, так как оно постоянно стояло в воде. Многие солдаты заболевали от этой постоянной влажности и холода. Сырая глина покрывала коркой шинели и плащ-палатки, решетки из реек тонули в воде. Мы не имели возможности менять сапоги и портянки. В течение дня невозможно было отогреться, так как русские стреляли по дыму из печек, которые мы топили влажной древесиной. В капониры стрелков мы могли попасть только через узкие отверстия ползком. Брезент заменял здесь дверь. Днем мы занимались чисткой оружия и шанцевого инструмента, а ночью дежурили по два или три часа, пристально наблюдая за нейтральной полосой, по которой могла проползти разведывательная группа противника. Наблюдатели постоянно ожидали, что их настигнет пуля или же прямое попадание гранаты размажет по брустверу мозги. Кишки, лоскуты кожи и кровь вмерзали затем в глину. Останки убитого отскребали и закапывали. Однако зачастую тот или другой солдат находил непогребенные фрагменты тела своего приятеля и не мог узнать его.

Ночью мы засыпали тревожным сном. Караульные постоянно чередовались, особенно внимательно следовало дежурить на рассвете, так как опасность нападения в это время возрастала. Мы охраняли окопы по одному или же выходили на караул группой. В темноте было трудно что-либо заметить, мы видели только тени или лица лежащих рядом солдат. Сигнальные ракеты вырывали нас из мрака и погружали на несколько. секунд в свой яркий белый, золотистый и зеленоватый свет. Эти бенгальские огни взлетали над неподвижным ландшафтом, на опушке леса и бруствере окопов теряли свою силу и отбрасывали нас назад во тьму ночи. Туман парил над желтовато-коричневой травой. Каждый куст, каждый качающийся на ветру стебелек казались угрожающими фигурами приближающегося врага.

После полуночи поднимающаяся на горизонте луна росла и выплывала из тумана красная и круглая, как будто кровь лилась из-за холмов. Ночь освещалась мертвенным светом, словно открывалась таинственная сцена, на которой духи начнут играть свой спектакль. На небе появлялись и парили легкие серебристые облака.