Самострел - Олег Блоцкий Страница 3

Он садился на огромный валун, прятал подбородок в коленях и застывал, глядя вдаль. Там, за широкой серебристой чащобой деревьев, которая в это время дня походила на необъятное блестящее озеро, была невидимая солдату проплешина — аэродром.

Аэродром жил интересной и нервной жизнью: уходили в небо стаи быстрых и юрких «грачей»; парами и четверками рвали небо лопастями «крокодилы»; брал курс на Кабул роковой «черный тюльпан». Все это было для Нефедова давно привычным и не заслуживающим никакого внимания. Он терпеливо выжидал единственный нужный ему самолет.

Тени становились длиннее. А Нефедову казалось, что время замерло и «почтовика» уже не будет. Но самолетик все-таки появлялся. Маленькая серебристая капелька, словно ртуть, созревала в выцветшем небе, медленно приближаясь к аэродрому. Потом, обретя очертания, самолетик кружился над ним, выбрасывая в стороны яркие звездочки. Те на мгновение вспыхивали, исчезая. Белые перевернутые пушистые запятые усеивали небо. Затем «почтовик» внезапно начинал стремительно падать вниз по спирали, все увеличиваясь в размерах и меняя серебристый цвет на зеленый.

Нефедов сжимался и как заколдованный следил за зеленым крестиком.

Только в двух случаях безошибочно определил Николай, что почты не будет не только ему, но и никому вообще. В первый — капелька, точно перегорающая лампочка, ослепительно вспыхнула и… исчезла. Вместо нее появилось небольшое плотное голубоватое облако, которое очень скоро рассеял ветер. Во второй — после того, как самолет утонул в блестящем блюде озера, поднялся с его дна темный черный пузырь, и докатилось до солдата негромкое эхо далекого взрыва.

Все остальное время, если солнце не закрывали тучи, самолет благополучно приземлялся. Тогда на следующий день после утреннего развода полка отходил от штаба «почтовый» бронетранспортер.

И так изо дня в день, из недели в неделю, из месяца в месяц.

Прилетал самолет, пылил по дороге бэтээр, краснели, опухая, носы у «чижей», а писем Нефедову все не было. Ребята стали замечать, как почти каждый вечер Николай, сгорбившись, в одиночку тянет «косяк» за модулем, запивая глубокие затяжки холодной водой из обшарпанного, помятого котелка.

Однажды Свиридов закончил на удивление быстро экзекуцию с раздачей писем, окликнул безучастного ко всему Нефедова и отозвал его в сторонку:

— Пойдем-ка, Колян.

Они зашли за казарму, и почтальон достал из кармана конверт.

— Письмо тебе тут, — пробормотал, пряча глаза, Юрка. — Бери. Я не стал… при всех.

Николай взял конверт, подписанный большими печатными буквами. Вверху аккуратно выведено: «Николаю Нефедову», внизу — адрес обратный: «Петр Нефедов». Братишка учился во втором классе и с буквами окончательно совладать не мог.

Нефедов сел на шершавый заветный валун и надорвал конверт. Тщательно выведенные слова на кривоватых ножках старались ровненько выстроиться друг за дружкой, но не всегда у них это получалось.

«СДРАСТУЙ НИКОЛАЙ. ПИШЕТ БРАТ ПЕТЯ. КАК ТЫ ЖЕВЕЖ? МЫ ЖЕВЕМ ПЛОХА. МАМКА В БАЛЬНИЦИ. У НЕЙ ПАЛАМАЛАС НАГА И РУКА. ПРИШОЛ ПИЯНЫ ПАПКА ХАТЕЛ НАС УБИТ ТАПАРОМ. МЫ ЗАКРЫЛИ ДВЕРЬ. ОН ИЕ РУБИЛ. МЫ ПРЫГНУЛИ В АКНО. Я ЖЕВ У ТЕТИ РИМЫ. АНА МАМКИНА ВРАЧИХА. МАМКА ПЛАЧИТ. МЫ НИ ЗНАИМ КТЕ ЖИТ. ПАПКА ХОДЕТ ПИЯНЫ ПА ДЕРЕВНИ И ГАВАРИТ ВСЕМ ШТО НАС УБЕТ. КОЛЯ ПРИХАДИ БЫСТРА ИЗ АРМИИ. НАМ БИЗ ТИБЯ СТРАШНА. МАМКА ГАВАРИТ ЕСЛИ БЫЛ КОЛЯ МЫ БЫ ЖИЛИ ХАРАШО. ТЕТА РИМА ХАТЕЛА ПАСЫЛАТ ПИСМО ТВАИМУ КАМАНДИРУ. МАМКА ОЧЕН ПЛАКАЛА ГАВАРИЛА НЕ НАДА. КОЛЯ НИ ГАВАРИ МАМКИ ПРА МАЕ ПИСМО. МИ ТИБЯ КРЕПКА ЛЮБИМ И ЖДИОМ. ДАСВИДАНЯ. ТВОИ МЛАДШИ БРАТ ПЕТР НЕФЕДОВ. МНЕ ВСЕ ЗАВИДУЯТ ШТО ТЫ В АВКАНЕСТАНИ. КОЛЯ ПРИВАЗИ СВОИ ПУЛИМЕД. Я ПАКАЖУ ИГО САНЬКИ И ФЕТЬКИ. ОНЕ ГАВАРЯД ШТО Я БРИШУ И У ТИБЯ ИГО НЕТ. А ИСЧО МЫ ЗАСТРЕЛИМ ПАПКУ ЗА ТО ШТО ОН БЬЕТ МАМКУ».

Нефедов спрятал письмо в нагрудный карман и достал полупустую, рассыпавшуюся сигарету.

Высоко в небе медленно плыла крохотная жемчужина.

Солдат поднял на нее глаза и глубоко затянулся. Жемчужина растворялась, теряясь в расплывающемся небе. Николай Нефедов спрыгнул с валуна и побежал по каменистой дороге за длинные металлические склады, бросился в заброшенный расплывшийся окоп. Сжался в комок и… заплакал. Слезы хлынули ручьями, и остановить их Нефедов не мог.

…В волосатой сильной руке черной змеей извивается ремень. Рука размеренно ходит вверх-вниз. Стальная блестящая пряжка терзает тело, оставляя красные квадратики, которые потом превращаются в багровые кровоподтеки.

Голова маленького Кольки зажата отцовскими коленями, штанишки спущены, а рубашонка сбилась у вздрагивающих, острых лопаток.

Колька обхватил ноги отца, дергает худеньким тельцем и молча кусает пальцы.

«Заплачешь! Я га-ва-рю — заплачешь, — все больше распаляется пьяный отец и сечет сына с каждым ударом сильнее. — Эт-та на батю волком зыркать!? Щ-щенок со-п-пливый! Я га-ва-рю — заплачешь!»

Колька разжимал ручонки, сползал на пол, терял сознание и закатывал сухие глаза.

…Заветной мечтой матери был цветной телевизор. Она тянулась изо всех сил, горбатилась на двух работах, складывала копейку к копейке, рубль к рублю. Стал подрабатывать Николай, и тоже часть денег откладывалась на телевизор. Даже Петька не остался в стороне от такого большого дела. Он приходил из школы, где учился в подготовительном классе, и тайком вкладывал в руку брата десять монеток, которые мама давала ему на пирожок с повидлом. Николай ругал Петьку, но тот в упрямстве не уступал брату. Малыш начинал кусать губы, опускал голову и только шептал: «Ко-о-оль, возьми. Ну, возьми, Коль. Это же на телевизор цветной!»

Когда отца не было дома, мать иногда доставала из потайного места деньги, завернутые в тряпицу и уложенные в жестяную баночку. Пестрая полоса вытягивалась на столе. Втроем они стояли вдоль нее и мечтали, как пойдут в магазин и купят телевизор. Даже не такой, как у Верки Низовой, а больше размером.

Деньги отец после долгих розысков нашел, исчез из дома на неделю и все до копейки пропил. Сельчане видели его в районном центре, в привокзальном ресторане. Пьяный, он заказывал водку и наливал всем желающим. Пустые бутылки катились по полу, а в тарелки с едой одуревший от водки и куража Нефедов втыкал окурки от папирос… Со стороны казалось, что на столе замерло несколько причудливых ежиков.

Нефедов в кураже рвал деньги из кармана: «Уг-г-гощаю, мужики!» На пол пересохшими листьями опускались купюры. На них забулдыга демонстративно не обращал никакого внимания.

Заплаканная и растрепанная мать не находила места: все валилось из рук. Николай, чтобы унять нервную дрожь, занимался тяжелой мужской работой по дому, а Петька ходил за ним хвостиком и все никак не мог поверить: «Ко-о-оль! Мои денежки он тоже забрал?»

Эти случаи снились солдату Николаю Нефедову почти каждую ночь…

— Почему, почему… Такой парень… Такой… Серега! — скрипел зубами Марат Ахмеджанов и, захлебываясь, проливая на гимнастерку, глотал темную брагу прямо из котелка.