Русские эсэсовцы - Иван Ковтун Страница 32

Бывшими военнопленными была насыщена служба порядка Монастырщинского района Смоленской области. По словам В.Г. Грачева, работавшего начальником 2-го отдела районной полиции и задержанного после войны сотрудниками НКВД, он курировал работу 11 участков. Участок в Монастырщине возглавлял бывший лейтенант Красной армии Василий Бойко. Ему подчинялось 60 человек. Вторым участком, расположенным на больничном дворе райцентра, командовал Леонид Кленов, бывший лейтенант РККА. Ему подчинялось около 60 полицейских, в основном из числа бывших военнопленных. Третий участок дислоцировался в селе Стергимово. Тридцатью полицейскими командовал бывший лейтенант Николай Кремлев. Полиция села Сычевка Барсуковской волости состояла из 20 человек, во главе с неким Корольковым. В селе Досугово начальником полиции (личный состав участка — 20 человек) был Жаренков. 20 и 40 полицейских охраняли порядок в селе Лосево и Татарске, соответственно. В Кадино было 15–20 полицейских. Бывший военнопленный лейтенант РККА возглавлял полицию села Доброселье Татарской волости. Ему подчинялось 40 человек. Аналогичная картина была и в селе Любавичи. Наконец, в одиннадцатом участке, расположенном в селе Лыза, служило 20 стражей порядка [237].

Не отказывались вербовщики от того, чтобы принимать на службу представителей интеллигенции (как творческой, так и технической). Почти повсеместно интеллигенция составляла основу гражданской администрации, принимала активное участие в создании полицейских органов и в первое время даже возглавляла их, пользуясь едва ли не полным расположением немцев.

Начальником управления полиции Смоленска с конца 1942 года и вплоть до освобождения города был Николай Георгиевич Сверчков, который до войны проживал в Калинине и работал художником. По воспоминаниям бургомистра Смоленска Б.Г. Меньшагина, Сверчков говорил: «Лучше перестрелять, чем не дострелять». В 1943 году Сверчков возглавил полицию Минска, затем руководил полицейской школой, вступил в РОА, был награжден «Железным крестом» и медалями, а в конце войны получил немецкое подданство [238].

Начальником полиции в Белгороде был бывший старший инженер маслозавода Белых, репрессированный в конце 1930-х годов [239]. В Ржеве секретарем городской полиции был Константин Кириллов, подозревавшийся в причастности к «вредительской организации» работников местной промышленности [240]. Начальником полиции в станице Татаровской (Краснодарский край) был некто Бураков — бывший директор фабрики [241]. Секретную часть полиции Армавира возглавлял бывший преподаватель физики педтехникума Подбережный [242].

Разумеется, сотрудниками службы порядка становились и лица с уголовным прошлым. Так, Иван Анисимович Речкалов, будучи досрочно освобожден из места заключения, где он отбывал наказание за кражу, и, уклонившись от мобилизации в Красную армию, в августе 1942 года добровольно поступил на службу в полицию, откуда через некоторое время «за ревностное отношение к службе» был переведен в зондеркоманду 10-а [243].

Однако процент подобных граждан, вопреки распространенному мнению, был незначительным, если не сказать ничтожным, так как криминальные личности не пользовались доверием у немцев. При проверке кандидата с его поручителей требовали расписку в том, что «будущий полицейский в партии коммунистов и комсомольцев не состоял, судим не был, и поведения хорошего» [244]. Эта позиция неоднократно озвучивалась и в оккупационной прессе, где «уголовники-урки» то и дело назывались лучшими друзьями большевиков [245].

Структура вспомогательной полиции во всех оккупированных районах РСФСР была в основном стандартной. Как правило, городское полицейское управление подчинялось городской управе и руководило деятельностью полицейских участков, а также паспортных столов, пожарной команды и иногда санинспекции. В крупных городах, имеющих районное деление (например, Смоленске), городскому полицейскому управлению подчинялись районные полицейские управления. Основной обязанностью личного состава полицейских участков было несение службы по охране порядка. Деятельностью городской полиции в зоне оккупации «А» руководила военная комендатура, в большинстве случаев — через посты полевой жандармерии. Кроме этого, зачастую существовало подразделение, ответственное за пресечение криминальных и политических преступлений. Это подразделение контролировалось органами полиции безопасности и СД (в зоне оккупации «В» они направляли работу всей вспомогательной полиции).

На органы и подразделения вспомогательной полиции оккупантами возлагались довольно многообразные функции. Русские полицейские несли патрульно-постовую службу на улицах населенных пунктов, выявляли уголовных преступников, нейтрализовывали притоны, боролись с тайным изготовлением и продажей самогона и т. д. Конечно, большинство задач в конечном итоге выполнялось в интересах оккупантов (проведение регистрации жителей и выдача им документов, сбор налогов, конфискация теплых вещей для германской армии, отправка населения на хозяйственные работы, обеспечение своевременного выполнения сельскохозяйственных поставок оккупантам, проведение проверок жителей и задержание политически неблагонадежных лиц, охрана немецких объектов и конвоирование военнопленных).

Петербургский историк Н. Ломагин отмечает: «Обязанности вспомогательной полиции постоянно расширялись, поскольку немецкие власти убеждались в том, что местная полиция прекрасно справлялась со своими обязанностями. Число уголовных преступлений в оккупированных областях по сравнению с советским временем резко сократилось» [246]. При этом полицейских было значительно меньше, чем милиционеров, а все делопроизводство чрезвычайно упростилось.

Разумеется, личный состав русской вспомогательной полиции периодически привлекался и к выполнению карательных задач. Наиболее активно в этих мероприятиях принимали участие батальоны вспомогательной полиции, или «шума». Историк Юрген Маттхаус отмечает, что эти полицейские формирования «стали важным элементом в руках немцев, желавших „очистить“ Советский Союз от фактических и потенциальных врагов. В конце 1942 года только в оккупационной зоне гражданского управления было приблизительно 100 000 местных полицейских» [247].