Девственники в хаки - Лесли Томас Страница 32

Дрисколл прошел в свою комнатку на балконе, разделся и снова вышел, чтобы сходить в душ. В одной из кабинок спал на сыром полу младший капрал, которого недавно тошнило. Дрисколл вошел в соседнюю и включил воду. Холодная струя ударила его словно стальная шпага, и сержант невольно подпрыгнул, но скоро привык и стал плескаться, подставляя воде голову и бока. Намылившись, он снова встал под бьющую из трубы струю и дал ей смыть с себя пену, затем отступил в сторону и, еще раз тщательно намылив пах, задумчиво посмотрел на освеженный регион сверху вниз.

– Ты сегодня молодец, – негромко заметил он. – Для своих лет ты справился довольно прилично. К тому же наставил невинную девочку на путь истинный, можно сказать, спас…

Помолчав, он добавил уверенно:

– Да, парень, спас. За это тебе положена Нобелевская премия по медицинской части.

Нахлынувшие воспоминания были приятными, но дело было не только в том, что давала ему Филиппа, и что давал ей он – и даже не в ней самой и не в том, как после третьего раза они лежали рядом, отдыхая и прислушиваясь, как горланят на мосту пьяные рядовые. С особенным удовольствием Дрисколл вспоминал, как вернувшийся домой старшина Раскин поднялся наверх и, просунувшись в комнату, где они лежали, накрывшись с головой одеялом, проворчал:

– Что касается тебя, красотка, то тебе давно пора завести себе приличного мужика…

Любимую женушку Дрисколла звали Розалиндой. Они поженились за шесть месяцев до конца войны – и за шесть месяцев до того, как ее беременность благополучно разрешилась родами. Они любили друг друга нежно, как дети, но в конце концов развелись, потому что Розалинда не смогла и дальше терпеть выходки Дрисколла. Вскоре она вышла замуж за другого.

Своего будущего супруга Розалинда узнала, когда провожала Дрисколла с вечеринки. В тот вечер он выпил лишнего и принялся громко сетовать на Бога за то, что Он создал его неспособным закрыть левый глаз. Дрисколл так разошелся, что Розалинда поспешила увести его к себе домой, где и продержала несколько дней, пока не подошел к концу его отпуск.

Дрисколл смертельно устал от войны, но на фронт его не отправили только потому, что после Кана, когда в разгар боевой операции он шатался по позициям и орал песни, армейские власти всерьез решили разобраться, уж не псих ли он. Все же в армии Дрисколл остался, и, когда наступил мир, отправился со всей своей семьей к новому месту службы – в Палестину. Спустя каких-нибудь две недели их маленькая дочурка погибла под колесами джипа Королевских ВВС, который преследовал боевиков из «Иргун Цвай Леуми» [9], повесивших нескольких летчиков в живописной апельсиновой роще.

После этого Розалинда вернулась в Англию. Дрисколл последовал за ней, и хотя время от времени он напивался или ездил в командировки, дни, которые они проводили вместе, были наполнены согласием и безмятежным счастьем. Розалинда была на четыре года моложе Дрисколла и обладала приятным, миловидным лицом, на котором были написаны нежность и забота, а ее врожденное обаяние не казалось нисколько меньше от того, что не сразу бросалось в глаза. От природы она была веселой и жизнерадостной, но эта ее веселость постепенно таяла, уменьшаясь после каждого раза, когда он причинял ей боль.

Вскоре после возвращения из Палестины, когда оба прилагали огромные усилия, чтобы забыть свою маленькую девочку и завести новую, Дрисколл и Розалинда уехали обратно в Дербишир, где они впервые повстречались друг с другом. В одно из воскресений они выбрались на природу – туда, где среди зеленеющих полей торчали высокие, похожие на вставших в круг лысых певцов, скалы. Дрисколл и Розалинда решили вскарабкаться на самую высокую из них, и к тому времени, когда они достигли ее плоской вершины, солнце успело основательно нагреть камень.

Насколько Дрисколл помнил, – а он часто вспоминал эту страницу своей жизни, – тогда стоял июнь, самое начало лета, и им, глядящим с вершины скалы, казалось, будто разноцветная земля вокруг оделась в яркий летний наряд специально для них. Они разлеглись на камне и принялись рассматривать окрестности, строя шутливые планы относительно того, где они могли бы поселиться и жить счастливо со своей новой маленькой девочкой, когда она у них будет. Над ними плыли по небу огромные облака, но они были слишком высоко, и их слоновьи тени лишь изредка скользили по полям, гася серебристый блеск воды в прудах и блики солнца на стеклах оранжерей и теплиц и даруя недолговечную прохладу пасущимся на склонах стадам. И уж совсем редко бегучая тень облака проносилась по вершине скалы, где лежали двое соединенных браком любовников.

– Теперь все будет хорошо, – сказала Розалинда, устроив свою темную голову на животе Дрисколла. – Это лето станет самым лучшим в нашей жизни.

Дрисколл любил ее. Он любил ее и пока она была с ним, и даже потом, после того Как они расстались, чтобы никогда больше не сойтись.

– Тебе ведь не обязательно оставаться в армии, правда? – неожиданно спросила Розалинда. – Сможет она обойтись без одного солдата?

Тогда он решил, что Роз шутит. Сев так, что ее голова соскользнула с живота к нему на колени, Дрисколл сказал:

– Посмотрим, как они выпустят меня из своих лап. Ведь я только что подписал контракт на пять лет.

– Это я и имела в виду, – кивнула Розалинда, глядя снизу вверх на его лицо и на светлый ежик волос, горевший словно нимб на фоне клубящегося в вышине облака. – Если ты не будешь больше служить, мы сможем быть вместе по-настоящему. Мне до смерти надоело смотреть, как впустую проходит жизнь, пока ты где-то воюешь, а я либо жду тебя дома у окна, либо добиваюсь разрешения выехать к тебе. И мне до смерти надоели места, где нам приходится жить из-за твоей службы. От этой армии меня уже тошнит.

Дрисколл понял, что Розалинда говорит серьезно. Теперь она лежала, не глядя на него, плотно прижавшись лицом к его ногам.

– Роз, дорогая, – сказал Дрисколл. – Я же сказал… Я только что продал свое тело еще на пять лет. Кроме военной службы я больше ничего не умею и могу заработать нам на жизнь только таким способом. Это моя работа, понимаешь? Я солдат, как некоторые – бакалейщики или банкиры.

– Но бакалейщики и банкиры тоже когда-то были солдатами, – возразила Розалинда. – Только они сумели вырваться. Я люблю тебя, и ты нужен мне каждый день и каждый год, а не несколько дней в году в перерыве между двумя назначениями… – ее голос зазвучал жалобно. – Ведь ты и пьешь так много только потому, что в армии все всегда одно и то же…

Дрисколл ухмыльнулся.

– Хочешь уберечь меня от дурной компании? – спросил он.

Но Розалинда заявила, что собирается выкупить его, и Дрисколл, столкнув ее голову с колен, засмеялся так громко, что его смех, повторенный эхом, метался между солнечными скалами еще минуты две. Роз настаивала, и Дрисколл, поддерживая игру, сказал, что она может попробовать, но он обойдется ей не дешево. Потом они занимались любовью прямо на голой вершине скалы, потому что для этого им вовсе не обязательно было лежать в постели. К тому же здесь их все равно никто не мог увидеть.