Уничтожить Париж - Свен Хассель Страница 35

И в угрюмом молчании сел за руль. Лёве кивнул.

— На всякий случай — последнее предостережение: я свяжусь со своим командиром и объясню ситуацию. Кроме того, я записал номер вашей машины и лично наведу справки о благополучном прибытии моих людей.

«Хорьх» рванулся с места. Благодарные крики раненых все еще звенели у нас в ушах, когда мы услышали рев приближавшихся мотоциклов и увидели «мерседес», несущийся к нам с обычным эскортом; мотоциклисты ехали впереди и кричали, чтобы мы освободили путь.

— Останови эту машину! — приказал Лёве.

Барселона храбро встал посреди дороги, но на сей раз водитель ехал прямо на него, и ему пришлось отпрыгнуть в последний миг.

— Остановите ее! — заорал в ярости Лёве.

Позади нас раздалась автоматная очередь. Большой «мерседес» занесло, он описал полукруг и остановился. Мы уставились со злорадным торжеством на пассажира с заднего сиденья: это был генерал-майор во всем своем великолепии, с золотыми галунами, красными шелковыми аксельбантами, сверкающими серебряными пуговицами и орденами всех цветов радуги [77].

— На сей раз нам попалась важная птица, — прошептал мне на ухо Порта.

Генерал очень медленно, величаво вылез из машины, ему помогали два подобострастных фельдфебеля. Его блестящие сапоги скрипели; по тому, как они облегали выпуклые икры, я догадался, что сшиты они на заказ. Он пошел с надменным видом к Лёве и, к нашему громадному удовольствию, вставил в левую глазницу монокль.

— Так, лейтенант!

Голос его был негромким и обманчиво любезным. Он остановился в нескольких шагах от Лёве и властно заговорил.

— Для вашего же блага предполагаю, что, творя этот грубый произвол, вы не знали, с кем предстоит иметь дело.

Лёве молодцевато подошел к нему и откозырял двумя пальцами.

— Очень сожалею о причиненном вам беспокойстве. Разумеется, если бы ваш шофер остановил машину по первому требованию, у нас не возникло бы необходимости стрелять.

— Полагаю, у вас была основательная причина для этой дерзости?

— Так точно. Думаю, вы найдете ее вполне основательной, когда я объясню ситуацию. У меня много тяжелораненых солдат и нет транспорта, чтобы доставить их в госпиталь. Они совершенно не способны ходить, и некоторые наверняка умрут, если им не будет срочно оказана медицинская помощь.

— Это вряд ли моя забота, лейтенант.

— Прошу прощения, но в вашей машине достаточно места, чтобы удобно разместить нескольких моих солдат.

Генерал-майор поправил монокль.

— Вы, должно быть, сошли с ума, лейтенант. Я буду настолько снисходителен, что припишу это вашему нервозному состоянию, но мне кажется, вам самому срочно требуется медицинская помощь. Считайте счастьем, что я готов забыть об этом инциденте.

Он хотел уходить, но Лёве тут же преградил ему путь.

— Герр генерал! Повторяю, некоторые из моих солдат наверняка умрут, если им не будет срочно оказана помощь.

— Идет война, лейтенант. Ежедневно гибнут тысячи людей. Я не могу допустить, чтобы моя машина была загромождена окровавленными телами. Обеспечение транспортом раненых не входит в мои обязанности. Во всяком случае, я еду в свою дивизию. У меня гораздо более неотложные дела, чем подвозка в госпиталь незначительных солдат. — Он откашлялся. — Незначительных в общем плане.

— Можно узнать, какая это дивизия?

— Нет! Будьте добры уйти с дороги, иначе я буду вынужден приказать своим людям открыть огонь!

Лёве сильно побледнел. Я мысленно взмолился, чтобы он не спасовал в эту минуту. Думаю, если бы это случилось, Порта с Малышом взяли бы дело в свои руки, но Лёве мог быть очень упорным, когда возникал вопрос принципа.

— Возьмете с собой моих раненых или нет? — спросил он таким голосом, каким даже один генерал-майор не обратится к другому.

Наступила пауза. Те двое фельдфебелей переглянулись, и я интуитивно напрягся, готовясь к перестрелке. Однако не успели раздаться выстрелы, как появилась еще одна машина, легкий транспортер для перевозки личного состава. Он остановился вблизи от нас, и мы увидели рядом с водителем офицера СС. Он лениво вылез из кабины и пошел к Лёве. Он был очень высоким, поджарым, с широкими плечами и худощавым, привлекательным лицом. Мундир его был старым, выцветшим, покрытым дорожной пылью, без эмблем на воротнике. Однако мы узнали в нем командира Двенадцатой танковой дивизии бригадефюрера «Танка-Майера», самого молодого генерала в немецких вооруженных силах [78]. Эмблемы на воротнике Майеру были ни к чему — он мог позволить себе быть оригинальным.

— Что здесь происходит, лейтенант?

Лёве быстро ввел его в курс дела. Серые глаза бригадефюрера сузились, крепкая челюсть агрессивно выпятилась.

— Отказывается брать ваших раненых?

— Отказывается брать наших раненых, — подтвердил Лёве, все еще очень бледный. — Генерал-майор, по его словам, не может загромождать машину окровавленными телами.

«Танк-Майер» обратил холодный, ясный взгляд на генерал-майора, теперь беспокойно подергивающегося.

— Я еду в свою дивизию, — торопливо сказал он. — Этот болван лейтенант не только повредил мою машину автоматным огнем, но и задерживает меня дерзким разговором вот уже пятнадцать минут.

— В какую дивизию, генерал?

— В Двадцать первую танковую.

— Вот как? — «Танк-Майер» поджал губы и задумчиво приподнял брови. — Странно слышать. Я только что расстался с генералом Байерлингом, который, как вы, очевидно, знаете, командует ею. Могу только сказать, генерал, что вы едете совсем в другую сторону [79].

Генерал-майор беспокойно потрогал монокль.

— Вы обвиняете меня в дезертирстве?