Кольцо Луизы - Николай Вирта Страница 35

— Фирма, фирма! Вы просто играете в человека без чувств и страстей.

— Эмоции в деловом мире — вещь лишняя, фрейлейн.

— Однако это не мешает вам быть страстным охотником на диких зверей. Слышала, что они довольно легко становятся вашей добычей.

— Не понимаю, о каких зверях вы толкуете, фрейлейн.

— О тиграх и пантерах, Клеменс.

— Фрейлейн, я хочу в конце концов положить предел этой игре, — резко сказал Антон, — Что вам нужно от нас?

— Деньги. Те, что вы недоплатили за приобретенный вами зверинец. Деньги для тех, кто готовится к тому, чтобы вписать в историю Германии новую страницу.

— Фрейлейн, мы не издатели и не оплачиваем труды историков. Расчет, расчет, фрейлейн. Что делать, мы купцы.

— И не жалеете денег на подарки вроде кулона императрицы Евгении?

— Вы ведь вообще дорогая женщина, фрейлейн.

— Боюсь, что эта женщина обойдется вам очень дорого, Клеменс.

— Не забыли ли вы, что не мы ваши должники, а вы и ваш брат в долгу у нас.

— Надеюсь на скорый расчет с вами, господин Клеменс! — Что-то хищное появилось в глазах Марии.

— Тем лучше будет для вас, — хладнокровно парировал Антон.

Руди вышел на террасу.

— Руди, ваша невеста скучает без вас!

— О да, конечно! — Окатив Антона взглядом, полным ненависти, Мария ушла в замок.

Руди поплелся за ней с самым жалким видом. Клеменс и Клара встретили хозяйку на пороге.

— Нам пора, — сказал Клеменс, — Благодарю за приятный вечер, фрейлейн. Он удался на славу.

— Я польщена, — холодно ответила Мария и исчезла за дверью.

Клара осмотрелась вокруг.

— Дядя, я слышала… Полковник Лидеман говорил с Плехнером о каком-то зеленом пакете… Мне показалось, что Плехнер хочет выкрасть его.

— Однако! — вырвалось у Клеменса.

— Ничего, я отважу этого негодяя, будь покоен.

— Ну, нам действительно пора.

Семья Клеменсов уже спускалась с террасы, когда Клеменса-старшего окликнул заместитель начальника гестапо Франц Панцигер.

— Как жаль, господин Клеменс, что я не смог поговорить с вами. Было чертовски скучно, вы не находите? Рад видеть вас в добром здравии. Вы уже домой?

— Да, старые кости просят покоя, господин Панцигер. Ну, как дела?

— А-а, не говорите! Едва выбрался сюда, чтобы освежить голову.

— Слышал, какие-то неприятности с этими… коммунистами? Будто снова поднимают головы, а?… Вот беспокойный народ!

— Ничего, у нас есть средства успокоить их.

— Ода, это знает весь мир! До свидания, господин Панцигер.

— До свидания, господин Клеменс.

Едва Клеменсы скрылись, Плехнер, словно он только того и ждал, поднялся на террасу.

— Господин штандартенфюрер, полковник Лидеман, я точно установил это, в руках вражеской разведки.

— Вы что, — резко заметил Панцигер, — не нашли другого места для разговора о секретных делах? В чем дело?

— Какой-то зеленый пакет. В нем тайна поведения Лидемана.

— Где он? Я о пакете.

— В доме Клеменсов, господин штандартенфюрер.

— Отчего ж, в таком случае, вы еще здесь?

— Но…

— Я спрашиваю вас, — сдерживая бешенство, проговорил гестаповец, — почему вы еще здесь?

— Я понял. Хайль Гитлер!

Панцигер ответил ему небрежным жестом.

Ганса перебросили в Германию во второй половине сорок второго года. Он так изменил свою внешность, что Антон узнал его лишь после точного ответа Ганса на заранее обусловленный пароль.

Ганс был снабжен документами, которые не могли быть поставлены под сомнение. Отныне он майор Конрад Рорбах, уволенный из вермахта в связи с тяжелым ранением. После выздоровления он должен явиться в распоряжение штаба Штюльпнагеля, генерал-губернатора оккупированной зоны Франции.

Антон покатывался со смеху — Ганс рассказывал, как его чуть не хватил удар, когда он добился встречи с полковником Астаховым…

— Это был Август Видеман! Он обнял меня, расспрашивал о вас, об отце, Марте… Он же был потом моим инструктором… И вот я опять здесь!

Как ни рвался Ганс в столицу рейха, доказывая, что не только бывшие сослуживцы в абвере, но и мать родная не узнает его, Клеменс решительно воспротивился появлению Ганса в Берлине.

В течение года он выполнял задания фирмы в Гамбурге, Франкфурте-на-Майне и других городах, опираясь на привлеченных им людей; ни Антона, ни Клеменса-старшего они в глаза не видели.

Клеменсы были им довольны. Вот одно из их сообщений: «По сведениям Пловца, рейх производит в год в среднем: минометов — 86 тысяч, полевых орудий (75 мм и выше) 24400, танков и самоходных установок — 23770, боевых самолетов — 27 тысяч, винтовок и карабинов — 3 миллиона, пистолетов-пулеметов — 1 миллион 500 тысяч, пулеметов ручных и станковых — 238 тысяч…»

Свежий ветер гнал над Берлином набухшие тучи, они низко оседали над городом, над его развалинами, над домами, еще дымящимися после бомбежки: столицу рейха бомбили днем и ночью. Каждый налет — новые разрушения и новые жертвы.

Аристократический Курфюрстендамм и тонувшее в зелени Шарлоттенбургершоссе на западе Берлина страдали не меньше, чем Александерплатц и улицы на востоке, юге и западе столицы.

Два старика, опершись подбородками на набалдашники палок, беседовали в уединенной аллее Тиргартена, где еще сохранились деревья; все вокруг было перерыто бомбами.

Эти двое походили на мирно беседующих бюргеров.

Едва появлялся прохожий, старики начинали спор о лучших марках французских вин. Прохожий удалялся. Старики круто меняли тему разговора: один из них продолжал рассказывать другому… о железнодорожных перевозках.

— Каждый день разрабатываем, поверишь ли, десяток вариантов движения эшелонов. Понять что-нибудь в этой каше, казалось бы, невозможно. Наши совсем потеряли головы. Теперь кончились времена, когда мы ходили на узде у них и за каждым из нас следили по крайней мере два-три головореза. Нервы, нервы сдают у них, Петер. Да и какие они специалисты? Разве что вешать людей.

— Нельзя ли покороче? — перебил его Клеменс.

— Вот ты опять спешишь, — рассеянно заметил Шлюстер. — Понимаешь ли ты, что мне приходится строить гипотезы из тысячи деталей? — Он явно набивал себе цену в глазах приятеля. — Эти детали могли бы ускользнуть из поля зрения, но я стреляный воробей.