Пятая рота - Андрей Семенов Страница 37

Попробовать, хотелось, конечно, всем, но было все-таки жутковато — вдруг сделаешь что-нибудь не так и эта хреновина оторвет тебе руку или ногу?

Я не страдаю пироманией, но мне с детства нравится, когда бабахает что-то рукотворное, что ты сам сотворил и поджег. Чуть не с яслей мы ставили опыты с карбидом, набивая им бутылки и заливая водой. Выделялся ацетилен и закупоренные бутылки разрывались на мелкие осколки. А сколько интересного можно было придумать с селитрой, перемешанной с сахаром? От обычных стартеров — детская забава — которые вылетали, оставляя за собой пышный огненно-дымный хвост, до катеров на реактивном двигателе, которые мы запускали в пруду.

Обтачивалась дощечка, изолентой к ней прикреплялся баллончик из под дихлофоса, набитый селитрой и сахаром. В баллончик вставлялся фитилек, чтоб огненной струей не обжечь руки. «Катер» ставился на воду, поджигался фитиль, когда огонь воспламенял селитру, то под действием реактивной струи, катер стремительно улетал по воде от берега на несколько десятков метров, иногда достигая противоположной стороны пруда и еще немного прыгал по берегу, врезаясь в толпу загорающих граждан. Для этого, собственно мы и строили эти катера — мат мужиков, визг женщин, плачь перепуганных детей и мы — стремглав убегающие от пруда во избежание физической расправы.

Веселуха!

Кто-то скажет — хулиганьё. А я скажу: «Нет, позвольте! На самом деле мы проводили эксперименты с твердотопливным реактивным двигателем».

— Разрешите, товарищ капитан?

Господи! Неужели это я сказал? Ну, почему у меня язык работает быстрей головы? Кто меня за него тянул? Но судя по тому, что сапер протягивал мне детонатор, это именно мои голосовые связки колыхнули атмосферу. Стараясь ничего не перепутать я вставил детонатор в тротиловую шашку. Тротил я держал в руках первый раз в жизни. Видом своим он напоминал солдатское желтое мыло, завернутое в красную упаковочную бумагу. Ничуть не страшный. В шашке было высверлено отверстие, как раз под размер детонатора. Я с видом прилежного ученика, едва не высунув язык от усердия, отрезал метр шнура строго под углом в сорок пять градусов, вставил шнур в детонатор и так же как капитан, обжал детонатор пассатижами, закрепляя шнур и стараясь давить не очень сильно Потом я поднес спичку к срезу шнура и чиркнул. Ура! Победа! Шнур загорелся.

«А теперь бежим!» — захотелось мне крикнуть как в детстве, — «Сейчас рванет!».

Бодрым шагом мы снова отошли на безопасное расстояние и действительно — рвануло! И рванул эту шашку я! Гордости и радости моей не было предела.

— Молоток, — одобрил сапер, — считай, готовый диверсант.

Тротила было в мешке полно, но детонаторов на всех не хватило, поэтому диверсантами удалось стать только половине карантина. Нет, язык, все-таки, иногда в состоянии заменить голову. Ведь, если бы я с ним не высунулся, то мог бы остаться без такой забавы, как подрыв тротиловой шашки. Это вам не карбид с селитрой. Это настоящая, боевая взрывчатка. И бабахает она громче, хотя конечно до пушки ей далеко.

Меж тем, занятия по тактике и огневой шли своим чередом почти ежедневно. Востриков исповедовал принцип «от простого — к сложному» и вводные на занятиях усложнялись день ото дня. Постепенно Востриков одел нас в каски и бронежилеты и теперь мы ползали почти в полной выкладке. Не хватало только вещмешков и саперных лопаток. Это было не совсем удобно: при ползании каска норовила съехать на глаза, как ее только не прикрепляй ремешком, а лишние шесть килограммов бронежилета сковывали движения и быстрее выматывали. Но был и несомненный плюс: теперь живот и грудь были защищены от камней и колючек титановыми листами бронежилета, хотя, коленям доставалось по-прежнему — полной меркой и они были сбиты в кровь.

В касках и бронежилетах под водительством Вострикова мы освоили способы преодоления минных полей и водных преград. Минные поля были воображаемыми, хотя с Вострикова бы сталось напихать на нашем пути «итальянок». Ну, так — для приближения условий к боевым и чтобы наука крепче в память входила. Но, слава Богу, Востриков не догадался устелить наш путь настоящими минами, хотя и разбрасывал порой взрывпакеты среди ползущих.

А водную преграду изображало каменистое русло пересохшей горной речки. Мы по тросам перебирались на другой берег (спасибо Оладушкину, научил — как) и вступали в бой с воображаемым противником. После горной полосы препятствий переправа через сухое русло была уже плёвым делом. Вдобавок — со страховкой. Что сложного? Уж не сложней, чем на десятиметровой высоте балансировать.

Без всякой страховки.

После того как мы форсировали водную преграду объявлялся перекур и тут я увидел природный феномен, объяснения которому не мог придумать. Я подозвал пацанов со взвода, показал Щербаничам, но и они не смогли сказать ничего определенного. Постепенно, к феномену подтянулся весь отдыхающий перед очередным штурмом карантин и даже Востриков подошёл и осмотрел.

— Смотрите, смотрите, товарищ капитан, — верещал я, — видите? Как такое может быть?

Востриков смотрел и видел, но, несмотря на свой опыт и воинской звание, объяснить это чудо природы не мог.

Метрах в шестидесяти от того пересохшего русла, через которое мы только что переправились, тёк ручей. Даже не ручей, а ручеек. Вероятно, он истекал из какой-то расщелины в горах и мимо полигона бодро бежал в низину. Повинуясь законам природы он журчал сверху вниз по камушкам, перекатываясь в крохотном желобке, который прорыл в каменистом афганском грунте. Вода в нем была холодна, прозрачна и совсем не пахла казенной хлоркой. Обнаружив этот ручей, я немедленно наполнил свою фляжку ледниковой горной водой, выплеснув из нее невкусный чай.

Феномен был такой: желобок, в котором тёк ручеек встречал на своем пути небольшой пригорок, но не обтекал его стороной, а пробегал, перекатываясь через него. Вопреки всем законам тяготения поток взбегал на этот бугорок и стекал с него дальше по тому же руслу, не расплескиваясь и даже не давая брызг. И что бы вы сказали своему школьному учителю физики, когда бы увидели как вода течет не вниз, а в гору? Совершенно явственно это можно было разглядывать из близи и как угодно долго. Ручеек тек, не переставая перемахивать через возвышение. И перемахивал через бугорок. Это можно было бы списать на оптический обман, но полсотни человек дивились, наблюдая одно и то же: вода переливалась через эту неровность не расплескиваясь и не снижая скорости, будто текла не по камням, а по трубе. Поток шел снизу вверх. Походило на массовое сумасшествие.

— Видите, видите, товарищ капитан? — не унимался я, выражая общее изумление.

Востриков видел. Видел то же самое, что и пятьдесят четыре сержанта: вода в ручье по прорытому руслу взбиралась на пригорок и перетекала его. Не разливалась стороной, не давала брызг, не создавала запруды, а будто бы опровергая все законы природы свободно текла вверх!

Что мог на это сказать начальник карантина, не имея разумных объяснений? Он и сказал:

— Да-с… Бывает. Карантин — к бою!

Мы напялили каски, похватали автоматы и приготовились к выполнению очередной вводной. А почему вода ползет вверх, мне объяснили через год. Под самый дембель. Один неимоверно умный дух, который перед призывом успел закончить физмат успокоил меня, рассказав, что законы физики никто не отменял. Они продолжают действовать даже в Сороковой армии самостоятельно и без всякого приказа сверху. Вода как должна была течь вниз, так вниз и течет. Просто в горах сила земного притяжения искажена и чем выше предмет, тем сильнее искажение. Человека притягивает не к центру Земли, а к основанию горы и он стоит под небольшим углом к горизонту. Наши органы чувств нас обманывают и мы не замечаем отклонения. Нам кажется, что вода ползет вверх, хотя она льется как и положено вниз.