Солдатская сага - Глеб Бобров Страница 39

Я, помню, спросил: «А в чем мужество? Почему не кинулись в атаку — не зарубили еще с десяток?» Отец ответил кратко: «Мужество было — стоять…» Вот так вот — стоять. Пусть безнадежно и до смерти, но стоять.

Отец тоже свое отстоял — два с лишним года умирал. Не знаю, какие долги он сжигал на этой земле. Такая смерть — любые спишет…

Я ж тем временем валяюсь, как свинья в навозе. Принюхались, правда, уже и матрасы нам не так озонируют, да и портянки, если сапог сутками не снимать, не досаждают. Тут и вертолеты через перевал пробились — поехали…

* * *

Прилетели в Кундуз. С пересылки сразу, своим ходом, быстренько в медсанбат, а там, еще быстрей, в карантинную палатку. Как зашел, сразу понял — кончилась лафа, да и вообще жизнь…

Пять дедов, десять-пятнадцать остальных и мы, духи — человек под тридцать. Начало веселое. Тем не менее, обошлось относительно спокойно, понятно — пахали, что тузики на даче. Впервые близко познакомился с голубой мечтой советского подростка: славными представителями ВДВ. Но тогда, в Кундузе, десантура как-то себя не особо проявила, так — совсем вяло. Ну построили пару раз ночью, ну зарядили кому-то в рожу. Делов… Надо ли было за этим в Кундуз ехать?

Пообжились за пару недель. Работ мало, только за углем ходим, да печки топим. Деды задирают, но в меру. Из лечения только одна порция порошка сладенькой глюкозки в день, да если кто пожалуется, дадут таблетку но-шпы или аллохола. Вот интересно, а что нельзя было все это в полку давать?

Два раза меня осмотрел доктор. По прибытии и перед отправкой. Подавил, потискал под ребром и буркнул под нос: «Свободен!». Оба раза! Хорошо… жить, значит, буду…

Первый раз услышал в Кундузском медсанбате байку о том, что вшей у нас разводят специально. Якобы, они нужны для нужд медицины. А я, между прочим, совершенно точно знаю, откуда эта сказочка пошла… С третьей палатки!

Рядом с первой, нашей, стояла вторая, совершенно пустая — только деревянный пол и железный двухъярусник. Дальше последняя, третья. Сестра-близнец второй. И вот в ней, в третьей, почему-то всегда висело, вероятно — сушилось, солдатское белье. Видимо, из прачечной. Но на улице ноль-плюс пять. Вот оно так и сохло — неделями. И по нему, по этому белью, ходили БТРы. Строем! нет — колоннами! как на парадах. Такого количества вшей в одном месте нигде больше увидеть было невозможно. Да еще таких крупных! Это же все-таки не головная, а бельевая вошь. Мы ее потом у молодых вычисляли по характерному блеску яиц на изнанках швов белья и одежды — так эту тварь практически не видно. Но это уже после лета 83-го, а до того… дембеля на построениях перед отправкой мудя чесали. Вот откуда у этой страшилки ноги растут… А то рассказывали: «Завернешь вошь в кусок теста, испечешь и съешь — наутро с глаз желтизна сойдет!» Или, еще лучше: «На секретных заводах вывели такую породу вшей, что за день вражеского солдата досуха высасывают, а плодятся, как атомные мыши!»

Две недели нас лечили, а потом отправили лечиться «по-настоящему». В Фергану. Летели все вместе, в одном самолете, и «лимоны» и раненые. Деды насобирали чарза, вместе с ранеными натыкивали его под гипсы и повязки думали шмонать будут. Какой там! Кому мы нужны… не дембельская партия.

Одним словом, доехали до Ферганы уже ночью, но зато — очень весело! Жаль только города я так и не увидел. Говорили — красивый, старинный…

* * *

Вот он Союз, тихо и спокойно. Почти как дома. С утра до вечера по госпитальной радиоточке «Учкудук» и «Миллион алых роз». Кормят как в детсадовской столовой, спим на простынях, ходим в пижамах, халатах и… тапочках. Можно подойти в столовку и спокойно взять в любое время чай. Сладкий. Незапланированный. Иногда, если остается, то и хлеб, просто фантастика.

Деды, типа, умерли. Спать можно днем, можно ночью. Никто не строит. Старослужащие есть, но им не до нас. Идет бойкая торговля вывезенным планом. Местные ходоки всех подряд хватают в коридорах и на улице за халаты: «Чарз есть?» В глазах надежда и нездоровый блеск.

Еще все помешаны на теме «позвонить домой». Городской телефон в отделении отсутствует, выход за пределы инфекционки — запрещен. Руководство обещает выделить день для звонков с центральной управы госпиталя. За десять дней нашего пребывания в Фергане так ничего и не решилось.

Вроде как сошелся с Толиком. Оказался неплохим парнишкой. Правда, себе на уме. Пока валялись в карантине и «летали» в Кундузе, как-то сами по себе выживали. А в Союзе, после всех перетасовок, остались вдвоем: с одного батальона и оба духи.

Толян относился к той категории людей, с которыми дружить не сильно получается. Они сами по себе. Совместное мероприятие (стащить жратвы у дедов) — вопросов нет, сговорились, стырили, заглотали быстренько и до следующей операции. Привет — привет, как дела — нормально, будь здоров — и ты не кашляй, все.

И все равно — вдвоем, уже вроде команда. Сам он парень не шибко большой. Ростом почти с меня, но значительно тоньше в кости и легче. Не спортсмен, но дать в репу при случае смог бы. Прямой, плечистый, курносый, на темно-русой голове ясно видны зарождающиеся лобные залысины. Одно ухо, левое, как дуля. Говорил, что борьбой занимался. Но как-то без энтузиазма, ничего особенно не рассказывал. Видно чуть-чуть потренировался, пока ухом ковер не пропахал.

Вот так и слонялись мы с ним десять дней, то сигарет где-то стрельнем, то перекусить стырим (недаром молодых в армии зачастую «желудками» кличут, сколько ни загрузи в пузо, все равно жрать хочется — просто булимия какая-то). Одни мысли и разговоры о том, как в Файзабад, да и вообще, в ДРА не возвращаться. Чем бы еще заболеть, или куда-нибудь пристроиться. Не вышло. Здесь — местные санитары, даже молодые, даже самые опущенные чмыри, как собаки бешеные. С ними не то, что поговорить, что тут и как, — подходить страшно. Дрожат, за место держатся. Чуть не угодил начальству, не стукнул, не лизнул как следует — опаньки, и ты уже «за речкой».

Вот, думаю, как жизнь интересно складывается. Сейчас без отвращения не могу тот прифронтовой народец вспоминать, а сам когда-то страстно желал к этой славной когорте жополизов и ссученных лакеев пристегнуться. Но, даже без самооправданий понятно — мы-то пару месяцев всего там пробыли, не пообтерлись, не вжились.

Да и не повязал нас тогда еще Афган по полной… Это уже потом, через год, я стану свидетелем того, как взрослые мужики, размазывая сопли по лицу, плакали и просили оставить их в тифозном бараке — лишь бы в Союз не отправляли. Там с концами. Назад не пустят.

Но это будет позже и в другой истории… а нам на десятый день объявляют отправку. В реабилитационный центр Азадбаш. Формировочная дивизия под Ташкентом. Деды так приуныли, что и нам стало не по себе. Рассказывали жуткие истории про свирепую дедовщину, беспредел десантуры и бабаев, и просто невыносимые уставные заморочки. Так выходило, что в одном месте слились воедино образцово-показательная учебка «Остер», бардак Термеза и пыточный зиндан Ферганского эмира.

Сейчас смешно, но вся эта нелепица оказалось чистой правдой.