Партизаны не сдаются! Жизнь и смерть за линией фронта - Владимир Ильин Страница 4

У деревни Кукшево, в двух километрах от Егорьевска, лес наконец кончился, и мы вышли к нашему аэродрому. Идя по высокой железнодорожной насыпи, мы невольно устремили свой взор на запад в сторону Москвы, где снова увидели яркие вспышки разрывов зенитных снарядов. Это был налет на Москву немецких бомбардировщиков.

В нашем городе было темно. Улицы совершенно безлюдны. Никто нас не остановил, как будто и нет войны и все на свете спокойно. Это нас очень удивило. Мы распростились с Калинычем, и каждый пошел в своем направлении. Наконец-то я на знакомой улице. Вот тот старенький двухэтажный дом, в котором живет Ира. Я всегда сигналил ей о своем приходе на свидание стуком по водосточной трубе, которая находилась близко от комнаты, где она жила. Постучав в трубу, я подошел к входной двери и стал с замиранием сердца ждать, боясь, что ее нет дома и все мои надежды на встречу пропадут. Но вдруг я услышал быстрые и такие знакомые шаги по лестнице. Я понял, что это идет Ира и что она меня ждала. Дверь открылась, и дорогая и любимая бросилась в мои объятия. Она крепко обняла меня и покрыла мое лицо жаркими поцелуями.

— Ох, как я соскучилась по тебе, — прошептала она.

— И я тоже.

Обнимая друг друга, мы поднялись по лестнице и зашли к ней в комнату. Таким уютом и теплом встретили меня эта давно знакомая мне комната и Ира, что совсем не хотелось думать о войне и о том, что через три-четыре часа мне надо будет уезжать. Я забыл, что очень устал и голоден. Было не до этого. Рядом со мной была моя любовь, моя нежная Ира. Уже было около двух часов ночи. Дома у Иры никого не было. Ее мама дежурила на швейной фабрике. Не было и ее сестры Тоси. Я умылся, так как был очень потным и грязным с дороги. Ира постелила мне постель.

— Ложись, Володя, ты очень устал. А я посижу около тебя, — сказала она.

Я разделся и лег. Рядом на кровать села и Ира. Мы долго говорили с ней обо всем. Потом, утомившись, Ира прилегла ко мне. Мы были во власти любви и страсти, ласкались друг к другу, но не переходили границ этой страсти. Я очень любил Иру и не хотел сделать ее несчастной в такое тяжелое для нас время. Нам было хорошо вместе. Весь остаток ночи мы провели, не засыпая и находясь в счастливой полудремоте. Утром пришла ее мама Александра Васильевна. Она очень приветливо встретила меня и начала хлопотать о завтраке.

Время моего увольнения подходило к концу. Позавтракав и сердечно распростившись с Александрой Васильевной, мы с Ирой пошли на железнодорожную станцию. Она проводила меня до самой станции. Тяжелое у нас было расставание. Я и сейчас помню ее грустные большие глаза, застывшие слезинки на щеках, ее влажные губы. Сердце разрывалось от горечи расставания с ней. Я не мог даже подумать, что и ей скоро придется испытать все ужасы фронтовой жизни…

Приехав в Москву, я еще успел зайти на квартиру к Петру Федосеевичу — мужу моей сестры. Был выходной день, и Петя с Зоей оказались дома, так как она приехала из деревни от наших родителей, чтобы навестить своего мужа. Они очень обрадовались моему приходу. Я им сообщил, что вечером должен уехать с Курского вокзала в свою авиационную часть и что сейчас спешу в Академию имени Жуковского, где проходил курсы мастеров по авиавооружению. Им я обещал перед отъездом обязательно зайти и окончательно попрощаться с ними.

У сестры я узнал, что мои родители очень переживают за нас с братом Борисом и особенно за меня, так как они даже не могли со мной попрощаться перед отъездом на фронт. Зоя также сообщила, что мама сейчас работает бригадиром в колхозе. Мужчин в деревне всех забрали в армию, и многие из них уже на фронте. Работать в деревне некому, а в поле много дел. Нужно убирать урожай, поэтому наш отец, учитель сельской школы, отказался от своего летнего отпуска и тоже работает в колхозе механизатором. Он убирает жнейкой рожь, а перед этим все время был на покосе. Все школьники тоже работают в поле, чтобы хоть чем-то помочь фронту.

Петр Федосеевич уговорил меня на прощание сфотографироваться вместе с ним. В их доме на первом этаже была фотография. Мы зашли в нее и сфотографировались.

В душный августовский вечер мы с Гречушкиным и другими товарищами в пассажирском поезде выехали из Москвы в Курск, где южнее его, на временно организованном полевом аэродроме, находился наш запасной авиационный полк. На следующий день мы были уже в своей части. Пока еще самолетов-истребителей у нас не было. Были только старые машины И-16, которые летчики за малую скорость называли «ишаками». Нам, вновь прибывшим с курсов, отвели несколько палаток, в которых мы и устроились на жилье. В этот же день вечером на Курск был совершен налет немецкой авиации. После него город горел в нескольких местах. В это время фронт приближался к Курску.

Несколько дней подряд шли проливные дожди. Наш аэродром, покрытый черноземом, совсем раскис и был не пригоден для полетов. Мы сидели в своих палатках и тоскливо наблюдали за идущим дождем. Было сыро и холодно, но много свободного времени, и я написал несколько писем. Наконец дожди кончились, и только низкая, тяжелая, сплошная облачность плыла над нашим аэродромом. Южнее его проходила железная дорога, по которой шли и шли с фронта поезда. В вагонах их, на крышах и на подножках ехало огромное количество беженцев и эвакуированных. Наступил сентябрь.

Пришел приказ нашему полку со всем аэродромным оборудованием срочно перебазироваться на новое место. С утра мы начали перевозить на железнодорожную станцию и там грузить в вагоны все аэродромное хозяйство. Наконец, мы сняли свои палатки и с личными вещами выехали на грузовых машинах на станцию. Дорога — сплошное месиво из глины и чернозема. Машины еле-еле идут по нему. Мы то и дело помогаем нашим грузовым машинам выбраться из глубоких выбоин в дороге. Нам встречаются колонны солдат, идущих к фронту. Это подкрепление. Мы смотрим на них, и нам становится как-то совестно: они идут на фронт, а мы вроде бежим с фронта. Вид у этих солдат совсем не боевой. Они обмундированы на скорую руку. Видно, совсем не обучены военному делу и оружие несут как-то не по-военному. Нет у них боевой выправки, брезентовые ремни обвисли от тяжелых подсумков и висят где-то ниже пояса. На ногах ботинки с обмотками, которые сползают с них. По всему видно, что только вчера эти солдаты были обыкновенными колхозниками. Многие из них были пьяны и еле брели под ношей тяжелых станковых пулеметов и противотанковых ружей.

Горько было на сердце у нас. Едва ли эти солдаты сумеют противостоять хорошо обученной, вооруженной до зубов самой лучшей военной техникой того времени и имеющей большой опыт в военных действиях немецко-фашистской армии.

К вечеру мы все погрузили, и наш поезд двинулся на восток. Через несколько часов мы прибыли в Тамбовскую область. Километрах в двадцати от города Моршанска наш поезд остановился, и нам было приказано разгружаться. Недалеко от железной дороги прямо на колхозном поле мы начали оборудовать новый полевой аэродром. Все свои землянки и постройки мы разместили по склонам глубоких балок в красивом березовом лесу. Березовая роща надежно скрывала наш аэродром от посторонних глаз со стороны железной дороги.

Наши летчики приступили к изучению материальной части истребителей МиГ-3 и одновременно совершали учебно-тренировочные полеты на других самолетах, так как истребителей МиГ-3 мы еще не имели. А в это время мы, младшие специалисты и техники, занимались дальнейшим благоустройством аэродрома и помещений, находящихся около него. С фронта стали приходить все более и более тревожные сообщения. Наша армия оставила Орел, Курск, Смоленск и другие города. Гитлеровские войска подошли уже близко к Москве. На ближайшую к нам железнодорожную станцию пришел состав, груженный авиабомбами. Нас мобилизовали на разгрузку и перевозку авиабомб в нашу березовую рощу. Огромное их количество мы разместили рядом с нашим аэродромом по глубоким балкам в лесу. А сами практически жили в центре складов авиабомб.