Когда зацветет сакура… - Алексей Воронков Страница 4

Собрание тогда открыл секретарь парткома Степан Савельевич Батин. Мужик он был справедливый, вот и сейчас он хотел все по справедливости решить. Но только напористым оказался энкавэдэшник. Он такие аргументы против Тарасовых привел, что, по идее, их нужно было тотчас же заключить под стражу. Народ растерялся. И тогда на трибуну вышел Жаков. Сделав небольшое вступление, содержащее несколько сталинских цитат, он стал с аргументами в руках опровергать все обвинения в адрес братьев. При этом он говорил с таким жаром, так убедительно, что ему в конце зааплодировали. После этого энкавэдэшнику ничего не оставалось, как подняться с места и чуть ли не под улюлюканье заводских проследовать к выходу.

Но этим дело не кончилось. От Тарасовых отстали, зато завели уголовное дело против самого Жакова. Его обвинили в том, что он будто бы тайно встречается со своим отцом-белогвардейцем, хотя говорит, что вырос сиротой. «Да ты поезжай, покажи им могилку отца – тогда, может, отстанут», – посоветовал Лешке секретарь заводского парткома. Он так и сделал. В свою родную деревню он прикатил тогда на новой казенной «эмке» в сопровождении двух оперов. Те пошли по домам в надежде выяснить, на чьей стороне воевал Лешкин батя. Однако ничего вразумительного им так никто и не сказал. Дескать, все мы тут воевали, а пойди разберись, кто на какой стороне. Да и важно ль, мол, это сейчас?..

А вот могилку показали. Тут, говорят, и лежит Серега Жаков. Ну а жена его в другом месте похоронена – в голодовку умерла, оставив пятерых детей горе мыкать.

Тогда от Лешки отстали. Но ненадолго. Однажды вызывали в управление: так, мол, и так, поедешь в Свердловск, в спецшколу НКВД учиться. Тот на дыбы. Дескать, я в авиацию пойду – меня уже пригласили как лучшего курсанта авиашколы. Однако его и слушать не стали. Ты, говорят ему, парень идеологически подкованный и грамотный, а нам именно такие и нужны. Так что забудь про свою авиацию…

Вот так он против своей воли и оказался в органах. Одно его успокаивало: дескать, если здесь больше будет таких, как он, меньше будет зла на земле. Ведь все в этой жизни зависит от самих людей. Главное – быть честным и не бояться ничего. Чтобы потом не оправдываться: а что, мол, я мог сделать? Приказали – вот и выполнял… Но ведь выход всегда есть. Та же пуля, выпущенная себе в висок из револьвера. Уж лучше так, чем потом всю жизнь мучиться угрызениями совести…

– Ну, что молчишь?.. Спрашиваю: как твоя Нина? – повторил свой вопрос Дудин, глядя на то, как Алексей неторопливо уплетает кашу. Худой, изможденный, под глазами черные круги – и это все она, война… А ведь в отдел к нему в сорок втором пришел совершенно другим. Не то чтобы этаким розовощеким офицериком, но, во всяком случае, он выглядел намного моложе и свежее, чем сейчас.

Слова Дудина вывели Жакова из задумчивого состояния.

– Нина-то?.. Да все нормально… – улыбнулся он. – Как обычно, с больными своими возится…

– С больными – это ничего… – кивнул Дудин. – Раньше-то все раненые были. Ох, и досталось бедняжке! Ведь всю войну прошла, стольким бойцам жизнь спасла. Помню, помню, как она под пулями в своей операционной палатке колдовала… Молодчага! Золотые руки… Кстати, я слышал, она рапорт подала на увольнение?

– Есть такое дело… Ну а что? Хватит ей уже в казенной робе-то ходить – женщина ведь, – улыбнулся капитан. – Спит и видит себя в платье.

– Понимаю ее, – снова кивнул полковник. – Такая красавица и все в сапогах… Понимаю…

Они помолчали. Покончив с кашей и попив чаю, Алексей попросил разрешения закурить.

– А у тебя что за табачок? – спросил его Дудин.

– Да барахло какое-то… Японские, что ли… В лавке у корейца купил, – он показал пачку с иероглифами. – Хотите попробовать?

Дудин замотал головой.

– Упаси Боже… У меня наш «Беломор». На-ка, возьми пачку… Да не отказывайся – у меня еще есть, – сказал Дудин.

Капитану такой подарок по душе – ведь это его любимые папиросы.

– Товарищ полковник! Я готов слушать… – насладившись родным табачком, произнес Жаков и даже попытался встать, однако начальник жестом остановил его.

– Ты сиди… – он посмотрел на часы. – Сейчас подойдут люди – тогда и начнем разговор.

Не успел он это сказать, как дверь в его кабинет распахнулась, и на пороге появился этакий богатырь, затянутый в полевую офицерскую форму. Жора… Бортник! «Откуда?» – удивился Алексей. Ведь они с ним с самого Харбина не виделись. Тот обслуживал сорок пятый танковый полк, тогда как Жаков был уполномоченным контрразведки корпуса в тридцать пятой гвардейской танковой бригаде. Они плотно дружили, и Дудин об этом знал.

– Давайте, обнимитесь, что ли, друзья-товарищи… – улыбнулся полковник, заметив, как заблестели глаза у капитанов.

Они бросились друг другу навстречу, обнялись.

– Ну, как ты?

– С четвертинки на половинку… Хреново, говорю, но не до конца.

– А ты как?

– Ну, хватит, хватит… У вас еще будет время наговориться, – усладив свою душу чужой человеческой радостью, произнес наконец Дудин. – Присядьте. Сейчас придет один товарищ – и мы начнем.

1

Тем человеком, о котором обмолвился полковник, оказался некто в штатском, которого Дудин называл товарищем Козыревым. На вид ему было лет пятьдесят. У него была довольно упитанная холеная физиономия, лысый череп и круглые очки в золотой оправе, отчего он сильно смахивал на портретного Берию. Вел он себя важно, даже, можно сказать, несколько нагловато, будто бы перед ним были не прошедшие фронт люди, а какие-то сермяги. «Видно, важная птица», – решил Алексей.

При Козыреве был моложавый переводчик с корейского в звании майора. Лицо азиатское, однако звали его Артемом Ивановичем. И только фамилия его – Цой – говорила о его корейских корнях. Позже Жаков узнал, что родина этого человека – Приморский край, откуда в середине тридцатых почти всю корейскую диаспору выселили в Среднюю Азию, где Артем Иванович окончил университет, после чего его забрали в Москву. Где он там служил, Цой не сказал, но можно было и так догадаться, что не в пехоте…

– Товарищи, – обращаясь к Жакову с Бортником, начал Дудин. – Я вас вызвал для того, чтобы… – он на мгновение задумался, подбирая нужную фразу. Не найдя ничего путного, решил закончить по-простому: – Короче, вам предстоит выполнить очень важное…

– При этом исключительно секретное… – беспардонно перебивая его, подчеркнул незнакомец в штатском.

– Да, гм… и одновременно секретное задание… – продолжил полковник. – Вы люди проверенные и опытные… Весь ваш славный боевой путь тому подтверждение. Когда встал вопрос, кому поручить это дело, командование группы советских войск в Корее, политический отдел и, естественно, руководство Управления контрразведки СМЕРШ Приморского военного округа, которое я здесь представляю, не раздумывая, назвали ваши фамилии… Вот и товарищу Козыреву, когда он ознакомился с вашими личными делами, к вам не было никаких претензий. Правильно я говорю? – обратился он к очкастому. – Тот в ответ многозначительно кивнул. – Ну а сейчас товарищ Козырев сам вам обо всем расскажет.