Последний защитник Брестской крепости - Михаил Парфенов Страница 40

— Когда успел? Ведь тебе их Гельц только что отдал.

— Я другие обменял сегодня утром. Они были с трещиной на стекле. А Гельц хорошие притащил. Вот и все.

— Ну, ты и молодчик!… — восхищенно протянул Матиас.

— Наслаждайся, дружище, пока я рядом, — подмигнул Карл.

После чудесного обеда тянуло в сон, но Матиас твердо решил дописать письмо матери. Он уже уселся поудобнее, достал листок, но объявился Глыба и отправил их грузить трофеи.

У русских в развалинах крепости и в уцелевших зданиях было найдено множество вещей, а также реквизировано огромное количество единиц оружия, до которого, по счастью, красноармейцы не смогли добраться в первые дни войны. Все это подвергалось тщательному учету и отгружалось в тыл, а так как тыловые службы работали медленно и людей постоянно не хватало, то частенько привлекали к погрузке обычных пехотинцев. «Добро» это сваливалось в огромные кучи прямо среди развалин Цитадели. Горы сапог и шнурованных ботинок, обмундирование, телогрейки, мыло, мешки с крупами. Хотя было выставлено охранение, все, что можно было унести, растаскивалось, поскольку охраняли «добро» такие молодцы, как Гельц. К тому же вокруг постоянно сновали женщины и дети, которые при первой возможности старались что-нибудь умыкнуть для себя.

Что делать с этими гражданскими, никто не знал. Их гоняли патрули, частенько привлекали к различным тяжелым работам, но по большей части они слонялись без дела, продолжая клянчить продукты.

Работа была утомительной, и на такой жаре Матиас и Карл быстро взмокли. Им приходилось перетаскивать ящики с трофейным оружием и боеприпасами в подъехавший «Опель-блиц». Водитель нервно покуривал, стоя у кабины грузовика. Рожа у него была сосредоточенная. Еще бы, он находился на территории крепости, где еще постреливали. Единственное, о чем он мечтал, так это свалить отсюда поскорее. Матиасу было смешно на него смотреть.

— Эй, приятель! — обратился к Риммеру водитель, когда очередной ящик был погружен в кузов грузовика.

— Да. — Подошел Карл и первым делом стрельнул у водителя сигарету, хотя у самого была еще почти полная пачка.

— Слушай, а тут правда уже безопасно? — спросил тот, озираясь по сторонам.

— Ты сдурел, что ли, дружище? — со спокойным лицом ответил ему Риммер, украдкой подмигивая Матиасу. Хорн, поняв, что сейчас будет разыгрываться представление, подошел поближе. Риммер продолжал:

— Кто тебе сказал, что тут спокойно? Ты на войне, парень. Тут жарче, чем в преисподней. Вчера русский снайпер с во-он той башни ухлопал целого майора прямо на этом месте.

Водитель изумленно посмотрел на полуразрушенную башню, стоящую вдалеке, побледнел и втянул голову в плечи.

— И часто тут стреляют? — спросил он дрогнувшим голосом.

— Да постоянно, — невозмутимо ответил Риммер.

— Но сейчас вроде тихо, — не переставая оглядываться по сторонам, с надеждой проронил водитель.

— Это потому что у нас с Советами договор — с трех до пяти они не стреляют. Сколько сейчас времени?

— Пять минут шестого, — ошарашенно проговорил водитель, глядя на свои часы.

— Точно? — Да.

— Ну, тогда все! — хлопнул себя по ляжкам Карл и не очень умело изобразил испуг, но трусишка-водитель ничего не заметил. — Не успели, сейчас начнется!

— Что начнется?! — прохрипел вконец испуганный водитель и присел на корточки.

— Стрельба, вот что! — выкрикнул Риммер. Матиас еле сдерживался и надувал щеки, чтобы не расхохотаться.

В этот момент из подвала, находившегося метрах в трехстах от них, затрещали выстрелы, потом взорвалась граната. Этот подвал не раз проверяли, там до сих пор было чисто. Видимо, русские пробрались в него через подземные туннели. Солдаты забегали пригнувшись. Хорн и Риммер схватили свои карабины и помчались туда, откуда слышалась стрельба, оставив испуганного водителя прятаться за машиной.

Дни тянулись, похожие один на другой, как отстрелянные гильзы. Красноармейцы жили во власти иллюзий, верили, что вот-вот продолбят пол и найдут источник воды, им чудилось, что в небе слышен рокот моторов наших истребителей, надеялись на скорое наступление Красной Армии по всем фронтам.

Счет времени потерялся давно. Один рядовой, правда, вел некое подобие календаря, делая засечки на шершавой кирпичной стене. Каждое утро он первым делом подходил к ней и гвоздем процарапывал очередную вертикальную полоску, что означало — день начался. Правда, никто не помнил точно, какого числа появилась первая засечка, и выяснить точное число не представлялось возможным.

Но вчера рядового убило, немецкая пуля попала ему в голову. Кожевников даже не знал имени этого солдата. Просто еще один безымянный защитник Отечества, погибший, сражаясь за Цитадель.

Солдаты сразу назначили на его место рядового Мамочкина, так как он был самым молодым. Мамочкин вяло отбрыкивался, но его все рано единогласно избрали ответственным за календарь. Мамочкин, глубоко вздыхая, теперь каждое утро делал зарубки на стене. Все понимали, что истинного числа не знает никто, но иллюзия упорядоченности как-то успокаивала.

Спустя какое-то время приунывший Мамочкин бросил корябать черточки на стене, заявив, что бессмысленно тратить силы на такую ерунду. Анисимов хмуро посмотрел на рядового, но ничего не сказал.

Но проход в другие казематы они все-таки нашли. И обнаружил его, как ни странно, Мамочкин. Однажды он зажег факел и отправился по большой нужде. Обычно солдаты далеко не заходили, но рядовой решил уйти вглубь. Он примостился в темном углу рядом с завалом, держа факел перед собой. Огонь тускло освещал темные мрачные стены подземелья, как вдруг маленькое пламя еле заметно дрогнуло. Мамочкин медленно повел факелом из стороны в сторону. Огонек больше не дрожал. Рядовой решил было, что ему показалось, как пламя опять чуть-чуть дернулось. Мамочкин поднес огонь к завалу и увидел, что с той стороны есть сильная тяга. Факел погас.

Натянув штаны и придерживая их одной рукой, Мамочкин побежал к Анисимову.

— Товарищ старший лейтенант, — запыхавшись, докладывал он, — тама сильная тяга.

Дремавший Анисимов не сразу сообразил, в чем дело.

— Чего тебе, рядовой? — уставшим голосом спросил он, открывая глаза.

Немного обиженный, что его не понимают, Мамочкин принялся объяснять:

— Я пошел до ветру, сел, а тама ветер.

— Что ты несешь? — никак не мог взять в толк старший лейтенант.

Вконец растерявшийся Мамочкин начал заикаться. Пришлось звать Кожевникова. Тот успокоил парня и выяснил у него, что, судя по всему, есть проход к туннелю, из которого может быть выход наружу.

Уже через пять минут Анисимов разглядывал завал, внимательно подносил факел, смотрел на мерцающее, подергивающееся пламя.