Саша Чекалин - Василий Смирнов Страница 44

— Хочешь быть радистом? — Чернецова, подняв узенькие ниточки бровей, с любопытством поглядела на Сашу.

— Да, если будет разверстка на такие курсы, то меня пошлите, — снова повторил Саша.

Чернецова вспомнила — в городском кинотеатре она на днях видела военный киносборник. Там советский радист на занятой врагом территории вел себя смело и мужественно, и все у него получалось легко и просто. Посмотрев этот киносборник, наверное, не один этот смуглолицый худощавый паренек с открытым взглядом захотел быть похожим на героя фильма.

— На такие курсы пока еще никого не посылаем, — сказала Чернецова, разбирая на столе бумаги. — А вот в Саратов тебя можем направить. — И, видя, что Саша смотрит недоумевающе, пояснила: — Эвакуируем ребят из детдома. Надо помочь в дороге.

— Ну-у… — У Саши даже изменился от обиды голос. — Я в истребительном батальоне… на военном положении…

— Комсомольцы все на военном положении… — строго поправила его Чернецова. — Куда пошлют, туда и поедешь.

— Понятно… — четко ответил Саша, и от обиды у него не осталось и следа.

Вместе с Чернецовой Саша стал перебирать на память знакомых ребят. Вышло так, что Саша называл, а Чернецова что-то отмечала в своем списке. От секретаря Саша ушел с поручением сообщить Наташе Ковалевой и Володе Малышеву, чтобы они зашли в райком. Наташа была дома. Увидев в окно Сашу, она выбежала на крыльцо.

— Какой ты бессовестный! — укоризненно качая головой, говорила Наташа, ведя за собой по темным сеням гостя. — Забрал у меня книжку, обещал через несколько дней вернуть и все не несешь.

Хотя Саша и на этот раз не захватил с собой томик стихов Блока, хотя она упрекала Сашу ворчливым тоном, он понял, что Наташа рада его приходу. Глаза у нее улыбались, а оттененные легким пушком щеки заметно румянились.

— Ты не ругайся, Наташа… — серьезным тоном предупредил Саша. — Я сегодня злой… — и весело рассмеялся.

Мир был сразу заключен.

В просторной полутемной комнате с низким потолком и маленьким окошком, куда Наташа ввела гостя, все были заняты делом. Прохор Сидорович сидел в своем коричневом кожаном фартуке у бокового окна за верстаком. Зажав между колен сапожную колодку на железной ноге, он точными ударами молотка неторопливо вбивал один за другим гвозди в подошву и вполголоса тянул дребезжащим тенорком:

Во субботу, день ненастный,

Нельзя в поле работать…

Дарья Сидоровна расположилась у другого окна за большим столом, на котором лежал ворох белой бумазеи. Она быстро строчила на машинке, не обратив никакого внимания на вошедшего Сашу.

Зато Прохор Сидорович, вскинув на морщинистый лоб очки в медной оправе, испытующе взглянул на Сашу и по своей привычке подковырнул:

— Что-то зачастил к нам, Сашуха? Не жениться ли собираешься?

Наташа, фыркнув, быстро проскользнула в свою комнату. Саша, смущенный, прошел вслед за ней.

«Вот ехидный старик», — подумал он. И совсем уж не так часто они встречались с Наташей, а в последнее время и совсем не приходилось бывать у Ковалевых.

— Ты посиди, — сказала Наташа, — я сейчас… — Она юркнула за дверь.

За стеной «ехидный старик» продолжал тянуть свою нескончаемую «субботу». Монотонно стрекотала швейная машинка. Пахло варом, кожей, а из раскрытого в сад окна ветерок доносил запах спелых яблок. Саша сидел на стуле, рассеянно поглядывая по сторонам. В комнате у Наташи все блестело чистотой, было уютно и как-то очень светло. У стены стояла узкая железная кровать, покрытая белым пикейным одеялом. Рядом приткнулся маленький столик с книгами, над столиком висел портрет покойного отца Наташи в красноармейском шлеме-буденовке и ниже — вырезанный из журнала портрет писателя Николая Островского.

Наташа быстро вернулась обратно с полной тарелкой краснобокой китайки. Поставив тарелку на стол перед Сашей, она нарочито строгим голосом сказала:

— Кушай! Попробуй только у меня отказаться!

В простеньком, белом с розовыми цветочками платье, так шедшем к ее смуглому продолговатому лицу и иссиня-черным вьющимся волосам, Наташа сидела на подоконнике и, болтая босыми ногами, грызла мелкие яблочки.

— Ты не обращай внимания на дядю… — заговорила она, видя, что Саша по-прежнему чувствует себя неловко в ее комнате. — Он не вредный. Он всегда такой. Это еще ничего. А когда он под хмельком, то прямо спасу нет. Хоть из дому убегай: прицепится, как крючок, и начнет пилить. И знаешь?.. — Наташа сделала большие глаза и удивленно покачала головой. — Говорит, я за справедливость борюсь… Уму-разуму учу. Вот и поговори с ним. Но он не злой.

«Ладно, — думал Саша. — Раз ты оправдываешь его, как-нибудь потерплю, не стану обижаться».

Они помолчали. Не сразу Саша начал свой разговор.

— Это что же — предлагают мне эвакуироваться? — обиженно спросила она Сашу, когда он рассказал, что был в райкоме комсомола. Еще больше она рассердилась, когда узнала, что Саша сам назвал ее фамилию Чернецовой.

— Эх, Шурик, Шурик! — с горечью покачала она головой. — Удружил же ты мне!

Саша вдруг рассердился:

— Вот что: давай прекратим этот разговор. Пошлет тебя райком комсомола — и поедешь. Меня пошлет — и я поеду. Какие теперь могут быть разговоры? Слышала сегодня сводку? Ожесточенное сражение по всему фронту, от берегов Ледовитого океана до Черного моря.

— Слышала… — грустно сказала она. — Все слышала… — И, вскинув на Сашу свои еще более потемневшие глаза, с явной надеждой спросила: — Шурик! Если фашисты до нас дойдут?.. Что мне тогда делать?.. Ты скажи, посоветуй…

Раньше Саша не видел Наташу такой растерянной, присмиревшей. С волнением она ожидала его ответа.

— Не могут они до нас дойти… — решительно заявил он, стараясь успокоить девушку. — Вот увидишь… Скоро все по-другому повернется… По-моему, только панику создают с этой эвакуацией. Ну детишек, ясное дело, подальше надо увезти. Боятся они самолетов.

— Думаешь, до нас фронт не дойдет? — с явной надеждой спросила она. — Уж очень быстро фашисты наступают…

Долго еще сидели они рядом и разговаривали о том, что волновало в эти дни всех советских людей.

— Ложусь спать с одной думкой, — говорила Наташа. — Проснусь, а радио вдруг заговорит: «Началось наше генеральное наступление по всему фронту…»

— Я тоже жду… — говорил Саша, удивляясь, что такие же мысли были и у него самого.

Пора уже было уходить. Саша нерешительно стоял у порога.

— Домой? — спросила она.

— Пойду к Володе Малышеву… — сообщил он. — Будет он мне, так же как и ты, голову мылить… Чернецова тоже требует его к себе.

Быстро протянув Наташе руку, он стиснул ее похолодевшие пальцы и глазами сказал то, что хотелось бы сказать словами: «Ты не бойся… Надейся на меня. Ты мой самый задушевный друг. Я своих друзей всегда уважаю и… люблю». Быстро, твердыми шагами он прошел через большую комнату, словно стараясь убежать от Наташи.