56-я ОДШБ уходит в горы. Боевой формуляр в/ч 44585 - Равиль Бикбаев Страница 46

– Бывает, – пожимаю плечами я. – А что у вас комполка к каждому раненому ходит? У нас такого нет. Убили так убили. Ранили так ранили. Обычное дело.

– Тут другое, – нахмурился Васек. – Рафик, он земляк командира. Тот его родителей знает. Вроде как с отцом его дружил в детстве. Когда Рафику осенью семьдесят девятого срок призываться подошел, его комполка к себе взял, еще до войны. Потом, как вошли в Афган, он его в писаря хотел пристроить, а тот в разведроту напросился. Говорит, мол, не хочу, чтобы в меня пальцем тыкали. Мировой парень был, его весь полк уважал.

– Любимец богов, – пьяно пробормотал я.

– Чего? – насупился Васек.

– Кого боги любят, того они молодым к себе забирают, – устало, с усилием шевеля онемевшими губами, пояснил я. – У эллинов такое поверье было.

– На хер это поверье! – заорал фельдшер, не вытирая с багрового лица слезы и сопли. – Человек жить должен. Ты понимаешь, жить и быть счастливым, мы имеем право на жизнь, мы его тут уже заслужили.

Заслужили? Да мы, кто живым вернется, своего счастья сполна хлебнем. Много нам его досталось, хоть отбавляй. Да и не только нам… Подлость и предательство, возведенные в ранг политики, воровство, ставшее добродетелью, измена, ставшая доблестью. Вот что нам подсунут в этой жизни. Героями станут не Рафик, отказавшийся прятаться в штабе, не Витек, убитый осколком мины в разведке, не Фаик, получивший две пули и выживший, не тысячи других убитых или израненных ребят, награжденных орденами и медалями или оставшихся без отличий, нет. Новому времени нужны свои герои – наемные убийцы, бандиты, воры в законе и без закона, продажные девки и еще более продажные политики. Это про них снимут фильмы и напишут книги, их песни зазвучат на радио и телевидении. Им будут завидовать и подражать. Ну что ж, какая страна, такие и герои. А про вас, ребята, никто не вспомнит, никто даже не подумает, что вы тоже имели и имеете право на жизнь и счастье. Время выбрало не нас. Вот и все. Ничего. Выше голову, ребята! Мы исполнили свой долг. Как смогли. И выпьем братцы: «За нас с вами и хер с ними!»

А пока мы еще здесь, в этой палатке. Пока мы еще только мечтаем о счастье, каждый о своем. Наливай, Васек. Еще по одной дернем, за тех, кто в горах, пусть живыми вернутся.

– Вот ты мне объясни, – как издалека доносится голос Васька.

Ого, да я уже пьян, еле его слышу, плыву в своем опьянении, как в теплой, прогретой солнцем волжской водице. Эх, Волга, милая ты моя, как же я соскучился по твоей речной ласке. Смотрю, как силится докричаться до меня Васек, напрягаю слух, усилием воли удерживаю убегающее в алкогольную нирвану сознание и слышу:

– Вот ты мне объясни, – упрямо повторяет Васек, – чего вы, десантники, так вые…ваетесь всегда? Чем уж вы от нас, пехоты, так отличаетесь?

– Да ничем, – еле шевеля онемевшими губами и разводя руками, с пьяной искренностью отвечаю я.

И правда, ничем. Любого из пехоты к нам переведи – вот тебе и десантник, не хуже других будет, от нас любого в пехоту убери – вот тебе и мотострелок. И полно таких примеров было. И офицеры у нас почти все из мотострелковых частей пришли, а до этого высшие общевойсковые командные училища заканчивали. Ротный – Омское ВОКУ [36], командир первого взвода – Орджоникидзевское ВОКУ, командир второго взвода – Бакинское ВОКУ. Хватало и таких офицеров, кто после военной кафедры гражданского института пришел на два года служить в армию и угодил в Афган. Только командир третьего взвода лейтенант Петровский кадровый десантник, он Рязанское высшее воздушно-десантное командное дважды краснознаменное училище имени Ленинского комсомола окончил. Таких, как он, офицеров на всю бригаду, может, с десяток только наберется. Все остальные из мотострелков в десантно-штурмовую бригаду пришли служить. И что? Хреновые они офицеры, что ли? Нет, нормальные командиры, обычные, в общем. А солдатня? Все минометчики, артиллеристы, зенитчики, водители, связисты, саперы – те общевойсковую учебку в Ашхабаде закончили. А попробуй им скажи, что мы из воздушно-десантной учебной Гайджунайской дивизии, белая кость да отважная десантная кровь, а они чмыри общевойсковые. Так тебе косточки-то быстро пересчитают да самого разом в чмо опустят. Да и не скажет никто такого, нет таких дураков. Командиры БМД, операторы-наводчики, механики-водители, командиры отделений для воздушно-десантных и штурмовых батальонов – вот те да, в основном из Гайджуная прибыли. А рядовой состав? У нас в то время основная часть бойцов была призыва осени семьдесят девятого года. В ноябре семьдесят девятого призвали, в январе восьмидесятого они уже в Афгане. С парашютами попрыгать не успели, военную подготовку пройти не успели, тут все науки войсковые превзошли.

– А че тогда гонор свой показываете? – все пристает и пристает Васек. – Ты бы на себя со стороны посмотрел. Только к нам попал и тут же выеживаться стал: я – десантник. Так и охота было в морду заехать.

– У каждого рода войск свои традиции, – еле шевеля онемевшим, заплетающимся языком, пытаюсь объяснить я. – Наша традиция – это вые…он в мирной обстановке, а в боевой…

– Мы не хуже вашего воюем, – размахивая здоровой рукой, кричит мне Васек.

Слипаются у меня глаза, и я уже не вижу возмущенное лицо бойца из разведроты мотострелкового полка, неразличимым шумом доносится его голос. Крепкая это штука, медицинский спирт, пусть и разведенный, пьян я в дупель.

– Слышь, – трясет меня за плечо Федька-фельдшер.

Хочу, но не могу открыть глаза, а он назойливо все зудит и зудит мне в ухо: «Завтра тебе эвакуацию предложат, так ты не соглашайся. Госпиталь в Союзе – это мрак. Рана у тебя неопасная, все заживет. Слышь? Не соглашайся».

– Ладно, – еле бормочу я и проваливаюсь в сон.

Через три дня, когда мясо на ране уже затянулось и я

более-менее уверенно ковылял, вернулся наш батальон. Усталые, грязные, оборванные, голодные, такими они пришли с гор. Мы всегда такими возвращались. Те, кто вернулся, прожженные солнцем, обессиленные и счастливые. Живы! Живы! Опять живы! Ковыляя, таща ранец и пулемет, я бреду к свой роте. Наши из третьего взвода уже кружком сидят. Брошен на землю РД, поверх личное оружие.

– Ну ты тут и харю отожрал, – встречает меня Филон, встает и хлопает по плечу.

– А где х/б новое и ботинки урвал? – с легкой завистью спрашивает живой и здоровый Леха.

– Свистнул, небось? – смеется Муха.

– Пожрать тут чего есть? – скалит желтые зубы Баллон.

– А Сашка Петровский где? – осматриваясь, ищу командира взвода.

– Да живой он, – улыбаясь, успокаивает Леха, – к комбату пошел.

– Угощайтесь, ребята! – Я достаю из своего РД тушенку, хлеб, флягу с разведенным спиртом. Выкладываю сигареты. Прошу: – Герку-связиста позовите.

За Геркой Баллон сбегал. Выпили, пожрали, еще по глотку выпили. Закурили. Обходя нашу группу и с завистью на нас поглядывая, проходят бойцы из других взводов и рот батальона. Извините, ребята, не приглашаем, на всех не хватит. Сами шуршите. Они и пошли шуршать, разбредаясь между палатками мотострелкового полка. А как же, мало нас осталось в первом батальоне.