Пятая рота - Андрей Семенов Страница 49

Барабаш тут же и объяснил, специально для меня.

Пост номер четыре — это склад ГСМ, который находится сразу за парком. Посты номер пять и номер шесть — это, собственно, сам парк: один пост охраняет технику второго батальона, другой — технику полковых спецслужб — разведроты, саперов, РМО, ремроты. Посты номер семь и номер восемь — это склады РАВ — ракетно-артиллерийского вооружения. Чем они опечатываются — не нашего ума дело, потому что склады по периметру имеют двойное ограждение из колючей проволоки и караул имеет доступ только между ограждениями. Вот только ввиду того, что если на этом складе что-нибудь такое рванет, то брызги и осколки полетят на многие сотни метров или даже километров. Поэтому, от греха подальше, склады РАВ были предусмотрительно вынесены за полтора километра от полка. Второй разводящий обычно доставляет часовых на эти посты и на склад ГСМ на караульной машине, но сегодня машина что-то забарахлила и придется разводить посты пешком.

«Вот те раз!» — подумал я, — «кому-то хрен, а мне сроду два!».

Я прикинул, что Рыжему от караулки до штаба полка никак не больше трех минут ходу. От штаба полка до стоянки связи — меньше минуты и оттуда до складов минуты две. Ну, пусть он на каждом посту задержится по минуте. Итого — за десять минут он разведет три поста и у него останется почти два часа до следующей смены, в течение которых он будет тащиться в караулке.

Я начал прикидывать свой маршрут. Парк располагался сразу за караулкой, значит пятый и шестой посты я расставлю минуты за четыре. Но потом нужно было пройти через весь парк, для того чтобы попасть на склад ГСМ и поменять четвертый пост. Это еще минуты четыре. Еще минут пять на то, чтобы вернуться обратно в караулку. Итого — тринадцать минут. На три минуты дольше, чем у Рыжего… было бы! Если бы не крюк в полтора километра до седьмого и восьмого постов. Полтора километра в одну сторону, да столько же обратно — выходит три. Человек, идя с нормальной скоростью шесть километров в час, преодолевает это расстояние за полчаса. Полчаса плюс тринадцать минут это уже три четверти часа. Плюс время на получение и сдачу оружия. Следующие сутки мне предстояло как верблюду бродить по пескам, разводя посты, с короткими перекурами. И мне даже выспаться не удастся. Причем, если рядовые, отстояв на посту положенные два часа, следующие четыре часа проведут в караулке, а всего за сутки каждый из рядовых выйдет на пост четыре раза, то я по этому кругу пробегусь двенадцать раз и за те же сутки пройду порядка сорока километров, разводя свои пять постов.

«Ну и где же справедливость?!» — отчаялся я, сделав свои подсчеты, — «Почему рыжим всегда везет?!».

Честное слово в этот момент я со всем пылом юношеского максимализма почти ненавидел Рыжего. Всех рыжих и всех хохлов в мире за то, что им повезло, а мне нет. За то, что Рыжий, который одного со мной призыва и даже в Афган мы приехали на одном КАМАЗе, тот самый Рыжий, с которым мы вместе «строили» чмырей и угнетали Золотого, этот Рыжий-Рыжий-Конопатый, предстоящие сутки будет валяться на топчане в караулке, а я буду сайгачить вокруг полка, падая на топчан минут на сорок и не успевая даже как следует выпрямить ноги между обходами постов.

— Ну, все, мужики, — Барабаш двинулся к выходу из палатки, — полшестого придете ко мне оружие получать, в восемнадцать-ноль-ноль развод.

— Хрена ли ты скалишься? — огрызнулся я на Рыжего, когда Барабаш ушел.

— А что мне, плакать что ли?

Видеть его довольную конопатую рожу, на которой весело конопатился нос-картошка, было выше моих сил. Я залез на второй ярус и, не раздеваясь, накрыл голову подушкой.

— Все! Я спать буду.

— Да ладно, чего там, — подсел ко мне Рыжий, — что я: выпрашивал себе посты, что ли? Чего ты насупился?

Я уже начал помаленьку остывать и ко мне возвращалась способность понимать, что Рыжий и в самом деле ни в чем не виноват. Он Барабашу не брат, не сват и не земляк. Он его ни о чем не просил. Барабаш сам распределил посты между нами.

— Извини, Вован, погорячился, — сказал я уже примирительно, — только мне и в самом деле сутки предстоят «виловые». Надо отдохнуть, набраться сил перед забегом.

— А-а. Ну, валяй, набирайся, — согласился со мной Рыжий.

На этот раз мы не поссорились.

Сколько раз говорил я себе, что нужно быть сдержанней в решениях и в оценках?! Что глупо и даже смешно срываться в кавалерийскую атаку с пикой наперевес, не вникнув в ситуацию, а повинуясь сиюминутным эмоциям. Сколько раз убеждал я себя, что мужчина, прежде, чем что-либо сделать, должен хорошенько подумать головой. Умение думать головой — то немногое, что отличает мужчину от женщин и дураков. Ни те, ни другие думать головой не способны. Женщины чаще всего думают лобковой костью, а дуракам думать просто нечем, бедолагам, за неимением мозгов. Поэтому, мужчина должен думать за себя, за дураков и за женщин.

Чего это я вскрылился на Рыжего? Что плохого он мне сделал? Ну, выпали парню три близких поста, а мне пять далеких. Ну и что? На этом служба не заканчивается. Завтра или послезавтра ему будет труднее, чем мне. Что ему тогда — приходить мне морду бить из-за этого?

Я ругал самого себя за несдержанность в умозаключениях еще сильнее, когда развел часовых по постам во второй или третий раз. Делалось это примерно так…

Полшестого двадцать семь человек получили у Барабаша автоматы и штык-ножи и толпой двинулись на плац строиться на развод. Из двадцати семи караульных двадцать были дембеля, коротающие время в ожидании отправки в СССР. Двадцать восьмым был помначкара старший сержант Барабаш. Семь недембелей были мы с Рыжим и еще пятеро: тех самых чмыроватых дедов, которых мы вчера тумаками заставили копать канаву для умывальника. Мои «друзья» Жиляев и Манаенков — среди них. Начальником караула вопреки всем уставам и инструкциям заступал не офицер а старший прапорщик Мусин. Старшего прапорщика Мусина уважали даже дембеля, поэтому в караульное помещение они взяли всего один тридцатишестилитровый термос браги и вполне разумное количество чарса, не для того, чтобы на целые сутки погрузить себя в алкогольно-наркотический дурман, а исключительно для веселья, хорошего настроения и чтобы убить время между сменами.

Когда мы пришли в караулку, старый караул уже собрал манатки и ожидал нас в курилке возле калитки в караульный городок. Автоматы у них были уже разряжены, магазины вынуты и спрятаны в подсумки, а штык-ножи отомкнуты. Пацаны, которые менялись из караула, вполне законно думали сейчас не о караульной нелегкой службе, а о скором ужине, вечернем фильме и мягких матрасах с чистыми простынями и наволочками. Мусин и Барабаш зашли в караулку, поздоровались со старым начкаром и, расписавшись в журнале, приняли дежурство. Оставалось только снять старых часовых и поставить новых, чтобы прежний караул отбыл обратно в расположение: сдавать оружие, ужинать, а дальше — у кого на что ума и запасов хватит. Барабаш вышел на крыльцо, выкликнул восемь фамилий и подозвал нас с Рыжим:

— Разводите вместе со старыми разводящими.

Старые разводящие нужны были для того, чтобы сменить часовых. По уставу часовой подчинялся только своему разводящему, начальнику караула, командиру части и министру обороны. Кроме этих четырех должностных лиц, определенных уставом, поменять часового с поста не мог ни ротный, ни комбат ни сам командующий Сороковой армией.