Брат по крови - Алексей Воронков Страница 50

Где-то за белой пеленой снега был враг. Мы его чувствовали каждой своей клеточкой, каждым нервом, но он не выдавал себя. Знают ли боевики, что мы ищем их? Ведь говорят же, что «чехи» знают все, что творится в горах. Но почему тогда молчат? Почему не стреляют? Может, потому, что нас слишком много? Но ведь у них целая армия в горах. Тем более что боевики, даже будучи в меньшинстве, не боятся нападать на колонны федералов. И ведь всегда, сволочи, знают, когда пойдет очередная колонна. Будто бы это им сороки приносили весть на хвосте. Что и говорить, в родимой сторонушке за тебя все местные воронушки. А еще говорят и так: дома и стены помогают.

Мы шли молча. И только снег предательски скрипел под ногами. Наверное, это все-таки хорошо, что идет снег, подумал я. В противном случае нас уже давно бы заметили чеченские дозорные. А так идем и не боимся, что попадем в засаду.

Преодолев очередную кручу, мы начинали спускаться вниз, потом плутали по какому-нибудь заросшему густым кустарником распадку или брели, спотыкаясь, вдоль громыхавшей по камням горной речушки. И так без конца. Дорога настолько вымотала меня, что я уже едва передвигал ноги. Я взмок и дышал с присвистом. Мальчишкам тоже было нелегко. На каждом из них висело по полсотни килограммов. Но в отличие от меня они шли мерно и, как мне казалось, довольно легко, так, что я даже не слышал их дыхания.

— Сели! — неожиданно прошелестело по цепочке, и я увидел, как маячившая все это время передо мной спина бойца ушла вниз. Следом и я припал на правое колено и с тревогой стал шарить глазами вокруг. Наверное, подумал, нас заметили чеченцы, потому мы и остановились. Снег прекратился, и я мог видеть перед собой застывшие, коленопреклоненные фигуры и ощетинившиеся стволы автоматов, которыми бойцы попеременно поводили то влево, то вправо. В эту минуту мы походили на волчью стаю. Вот так же накануне охоты волки прислушиваются к каждому звуку, стараются уловить в воздухе далекие тревожащие душу запахи будущей жертвы.

— Встать! — снова прошелестело по цепочке. Видимо, опасность миновала, и командир решил вести нас вперед.

Вставали нестройно, но без шума. Потом мы снова шли куда-то, оставляя за собой в снегу глубокие следы. Со всех сторон нашу небольшую колонну неуютно окружали темные склоны. До вечера еще было далеко, но в горах уже царил сумрак. Хотелось пить, хотелось уюта и покоя. В это время снова пошел снег, и все вокруг утонуло в белой мгле.

Когда мы миновали очередную кручу, Смирных остановил группу и объявил привал. Бойцы сели прямо в снег.

— Покурить бы, — послышался совсем рядом чей-то негромкий голос.

— Нельзя, — раздалось в ответ.

— Знаю, но так хочется…

Угрюмые мальчишеские лица, в них ни кровинки. Устали. Сейчас бы назад, в натопленные палатки, но раньше чем через три дня мы не вернемся. Во всяком случае, сухой паек нам выдали именно на такой срок. Бойцы стали доставать из вещмешков тушенку и сухари — надо было подкрепиться. Я тоже достал консервы, но есть мне не хотелось. Мучила жажда, и я попробовал утолить ее снегом. Я брал его горстями, а затем потихоньку слизывал его языком. Зубы мои ломило, но я не обращал на это внимания. Мне по-прежнему хотелось пить.

— Закончим здесь — и домой! — долетело до меня. Какой-то боец явно продолжал прерванный походом разговор.

— Ты что, контракт не будешь продлевать? — спросил другой голос.

— Да на хрена мне это нужно! Меня дома ждут.

— А меня, что ли, не ждут?

— Ну и ты мотай, когда закончится контракт.

— А воевать кто будет?

— Пусть генералы наши воюют, — усмехнувшись, сказал первый боец.

— Нехорошо говоришь, — сказал ему второй. — Нечестно это. Надо добить «чехов».

— Вот и добивай, а я в свою родную Сызрань поеду.

— Слушай, так ты из Сызрани? — раздался еще один голос. — Ты там случайно такую Наташу Дроздову не знаешь? Нет? А Настю Рыбникову? Тоже нет?

— Кто о чем, а вшивый о бане, — усмехнулся кто-то.

— Не о бане, а о бабах, — поправили его.

— А о чем же на войне говорить, как не о бабах? — сказал кто-то из бойцов. — Вот вернемся домой — о войне будем говорить.

— Еще вернуться нужно, — сказали ему.

— Вернемся, куда мы денемся…

— Нагадали козе смерть, а она все пердь да пердь…

В ответ сдавленный смех.

— Эх, хорошо-то как сейчас на гражданке, — послышался мечтательный голос. — У нас на стадионе по вечерам каток работает, музыка играет, в буфете вино продается.

— А где это у вас? — поинтересовался кто-то.

— В Сибири.

— А у нас раньше каток был, а потом его не стало. Скучень по вечерам.

— Раньше, раньше, — передразнил хриплый нервный голос. — У меня тетка в таких случаях говорит так: вспомнила бабка, як дивкою была.

— Твоя тетка что — хохлушка?

— Сам ты хохол!

— Братцы, а отчего это хохлы против нас воюют, а? — услышал я вдруг. — Помните, в прошлый раз мы трех таких гадов взяли под Урус-Мартаном? А еще братья-славяне называются.

— Тамбовский волк тебе брат, понял?

— Кончай трепаться, лучше по сторонам смотри, — услышал я чей-то недовольный голос. Это был кто-то из сержантов.

Возникла пауза. В наступившей тишине было слышно, как бойцы царапают алюминиевыми ложками дно консервных банок и как они с аппетитом чавкают, поглощая замерзшую на морозе говядину.

Потом мы снова шли. День клонился к вечеру, а мы все блуждали в горах. Черт возьми, да куда же этот капитан нас ведет? — обреченно подумал я. А он, оказывается, вел нас в обход какого-то селения. Таким образом он собирался отрезать все пути для отступления боевиков в случае, если мы их там обнаружим. Но до места мы не дошли. Когда мы уже были почти у цели, неожиданно где-то справа от нас, там, где над узкой тесниной поднималась цепь невысоких, но крутых гор, раздались выстрелы. По тому, насколько плотно велся огонь, мы поняли, что идет настоящий бой. Смирных тут же сменил направление движения.

— Бегом арш! — послышалось впереди, и мы побежали.

Мы бежали тяжело и обреченно. Мы не знали, что с нами будет через пять, десять, пятнадцать минут, и нам казалось, мы убегали в вечность.

— Бегом, бегом! — тревожно звучало впереди, и мы бежали.

А выстрелы становились все отчетливее, а это означало, что мы были уже совсем рядом с целью. Смирных махнул рукой, и наша группа, рассыпавшись, образовала боевую цепь. Теперь мы готовы были сражаться. Мы лезли в гору, туда, где звучали выстрелы. Было тяжело, мы задыхались, наши подошвы скользили по снегу, мы падали вниз, потом вставали и снова пытались забраться на гору. Мы хватались за деревья, за ветки кустарника, мы ползли на карачках, мы готовы были зубами грызть мерзлую землю, только бы поскорее оказаться наверху.