Торпеда для фюрера - Вячеслав Демченко Страница 63

Троица переглянулась.

— У-у… — протянул Малахов, невольно морщась. — Как всё сурьёзно…

— И это только начало, — поддакнул Каверзев, глядя, как, вывернув из-за бронетранспортёра и демонстративно грозя стволами пулемётов, по обе стороны колонны раскатываются мотоциклы с колясками.

— Ничего, — сплюнул под ноги командир партизанской разведгруппы. — Шумнее свадьба, веселей гори деревня.

Словно подслушав эти его слова, зондерфюрер Габе, стоявший на капоте «Schwerer», проворчал то ли сам себе, то ли водителю за откинутым щитком с амбразурой, повертевшему во все стороны матерчатым шлемом, но так ничего и не понявшему:

— Охранять это быдло?..

Габе зачем-то посмотрел в бинокль на колонну, сбившуюся в толпу практически у него под носом.

— Для этого зондеркоманда не нужна. Что ж, Ульрих, надо полагать, будет весело.

— Ja! — не совсем уверенно, но с энтузиазмом отозвался водитель.

— Выровняйте эту сволочь, как полагается на марше, — распорядился Габе, перебираясь на крыло «Ханогана» [57]. — День будет долгий, — добавил он неизвестно к чему, поскольку до пункта назначения, до базы шнельботов в Якорной бухте было не так уж и далеко даже для этих мокриц.

Молоканский хутор. Неподалеку от мыса Атлам

…В этот день домой штурмбаннфюрер Габе вернулся далеко за полночь и донельзя раздражённый, несмотря на то, что гауптштурмфюрер Бреннер не устроил ему публичного аутодафе. Вернее даже, именно поэтому. Потому что Бреннер не устроил, а скорее не удостоил Дитриха разноса. Только посмотрел на него поверх круглых очков, на секунду подняв голову от оперативной карты района. Но посмотрел так, что Габе словно услышал стук костяшками пальцем по лбу не то консультанта, не то куратора от абвера с правом решающего голоса.

— На двухместной «этажерке» эвакуировать ещё двоих?.. — с иудиной готовностью озвучил его невысказанное сомнение коллега штурмбаннфюрера, группенфюрер Шварценбек. — Пусть даже одного?

— Не знаю, как вам, господа… — снова склонился над картой Карл-Йозеф. — А по мне, так это только подтверждает мою версию о выбросе диверсантов.

— Район был тщательно прочёсан, герр гауптштурмфюрер, — поспешил вставить Дитрих прежде, чем это сделает Шварценбек, и впрямь чуть раньше его спохватившийся прочёсывать район склада «С-57».

— И? — без особого внимания поинтересовался Бреннер.

— Не было найдено ни диверсантов, ни какого-либо намёка на то, чтобы их кто-нибудь ждал… — напирая на последнее обстоятельство, рапортовал Габе и, подстегивая себя видимой самоуверенностью идиота, дескать: «занимаетесь тут чёрт знает чем, тогда как…», шагнул к столу. — Тогда как брошенная костровая площадка партизан обнаружена гораздо западнее, тут.

Его чёрно-кожаный палец постучался в карту поодаль геометрических фигур Владиславовки. — Если русские ожидали именно эти самолёты, то здесь. И, соответственно, не дождались… — добавил он со сдержанным торжеством, так, будто это он лично, а не покойный обергефрайтер Урбан трясся за рукоятками зенитно-пулемётной спарки.

— Не дождались, — задумчиво повторил Карл-Йозеф, подгоняя кончиком карандаша транспортир. — Не значит ли это, герр штурбаннфюрер, что ждут они вас где-то в другом месте, как вы думаете?

— Я думаю, герр гауптштурмфюрер, что я буду готов к встрече, — заявил Дитрих, вздёрнув подбородком.

И, как выяснилось, заявил слишком самонадеянно.

К этой встрече в доме, который так хотелось называть своим, потому что здесь ждали его сознательно — Магдалена и ещё неосознанно — готовый к рождению Адам, он оказался совершенно не готов.

…Русский разведчик стоял спиной к штурмбаннфюреру, склонившись над его, Дитриха, походным чемоданом, положенным на пузатое старинное трюмо, и смотрелся в его же, Дитриха, зеркало, вмонтированное с изнанки в фанерную крышку. Смотрелся густо намыленной нахальной физиономией, намыленной опять же его, Дитриха, мыльной пеной в медной чашечке и помазком, даже не его, Дитриха, а его дедушки, которым тот мылился в 1916 году в окопах при Сомме, прежде чем впервые в жизни увидел танки. И ничего, что помазок из барсучьей шерсти порядком облысел, всё равно обидно. Память всё-таки.

Потом Дитрих-Диц не однажды пытался забыть, что в эту критическую, опасную минуту в первую очередь пожалел о лысоватом помазке, а не о тех, о ком следовало бы. Но — не получалось.

Русский, обнажая лезвием в пене полосу смуглой кожи, подмигнул Габе, как старому знакомцу:

— Проходите, господин штурмбаннфюрер, что вы там замялись, как жених на пороге ЗАГСА…

Несмотря на то что сказано это было на чистейшем дойче, даже не фолькс, Дитрих толком разобрал только «проходите…» и «жених». И поэтому, оставив «ЗАГС» на малопонятный русский юмор, шагнул в комнату с удивлённо и, как он надеялся, надменно поднятой бровью. Дёргаться назад, в сени, смысла было не больше, чем орать во всё горло. Во-вторых, горло ему наверняка тут же перережут его же, вернее, деда, опасной бритвой с кайзеровским клеймом Рейхсвера. А во-первых, привезший его денщик покатил «BMW» в пустой амбар и наверняка застрянет там, чтобы почистить свечу. Поймав в дороге пару порядочных выбоин, заглохший мотоцикл они толкали, и, вообще, день выдался ни к черту, хоть ещё, собственно, и не начался.

С этой мыслью Габе, не дожидаясь унизительного приглашения присесть на собственный стул, угнездился на его краю, раздражённо забросив ногу за ногу, и вопросительно уставился в пол.

Подтверждая его прозорливую мысль о том, что звать на помощь всё же не следовало, из-за спины Дитриха на пол упала тень ещё одного русского, но в форме и со знаками различия «фельдполицай».

Впрочем, теперь Габе сообразил, что и первый русский, завладевший памятью дедушки, фузилёра 108-го Бранденбургского полка, широко расставил ноги в каменно-серых мешковатых штанах и ботинках с кожаными гетрами. Так что, о том, что перед ним те самые разведчики, о которых так много и разно говорил Бреннер, можно было догадаться только по тому, что он о них так много говорил. А так, сколь придирчиво бы не косился на форму русских диверсантов командир зондеркоманды «фельдполицай», должен был признать, что ничем она не отличалась от формы его подчинённых. Правда, вот, серебристое шитье унтерских знаков различия давно уже заменила мышино-серая нить попроще, но в глаза это не бросается.

— Разрешите представиться, — чётко, но не слишком манерно козырнул вышедший из-за спины штурмбаннфюрера фельдфебель (если, конечно, верить суконному треугольнику на рукаве).

— Соблаговолите, — продемонстрировал присутствие духа Габе.

— Посыльный комендатуры фельдфебель Рамштайн.

— Предлагаете так вас и представить моим людям? — со злой иронией поинтересовался штурмбаннфюрер.