Уничтожить Париж - Свен Хассель Страница 64

— Обер-ефрейтор Порта, кажется, тебе причитается — сколько там? — семнадцать рейхсмарок двадцать четыре пфеннига?

— Уже почти тридцать шесть, — поправил Порта. — Из принципа, — ханжески добавил он, — я стараюсь быть точным.

— Правильно. — Шлюкбебир кивнул Гофману. — Гауптфельдфебель, может, позаботишься, чтобы этот человек немедленно получил свои деньги? Лучше решить дело на месте. Не стоит беспокоить высшее командование, правда?

— Я сам отдам ему эти деньги! — выкрикнул Гофман и швырнул в Порту горсть монет.

Шлюкбебир с улыбкой подался вперед.

— Обер-ефрейтор, есть еще жалобы?

— Так точно, несколько, — откровенным тоном ответил Порта. — Но я не хочу беспокоить вас ими, герр криминальрат. У вас есть более важные дела — и, в конце концов, мы ведем войну.

— Надо же! — пробормотал Гофман и возмущенно отвернулся.

Шлюкбебир немного посидел в задумчивости, наверняка размышляя, сможет ли теперь вернуться к досадному вопросу о кофе; как установить несомненную вину Порты и вместе с тем достигнуть соглашения с ним, закрыв глаза на это преступление за половину добычи. Десять мешков кофе! Это почти состояние, даже половина их сделает перспективу пятого года войны почти сносной. Но Порта явно не такой дурак, каким выглядит. У него достаточно хитрости, сильный инстинкт самосохранения, и действовать надо осторожно.

— О пропавшем кофе, — начал Шлюкбебир, выясняя обстановку. — Возвращаться к этой теме неприятно, но тебя обвинили в краже, обер-ефрейтор.

— Увы, да, — согласился Порта, укоризненно взглянув на Гофмана. — Я бы хотел помочь вам, герр криминальрат. К сожалению, я ничего не знаю о кофе. Видите ли, я его никогда не пил.

От наглости этого заявления у Гофмана отвисла челюсть, но тут распахнулась дверь, и в столовую вбежал фельдфебель Винкельман, который заведовал складом.

— Герр обер-инспектор [148]! — Он бросился к Шлюкбебиру, взволнованно размахивая руками. — Хорошая новость, герр обер-инспектор! Я только что пересчитал мешки с кофе и нашел их все в целости и сохранности!

— Что-что? — ахнул Шлюкбебир.

— В целости и сохранности, — радостно продолжал фельдфебель. — Исчезнувший кофе оказался за мешками с югославским ячменем. Где ему не место. Естественно, в голову не приходило искать его там. Это всё солдаты, которых направляют ко мне в наряд, герр обер-инспектор. Они ни на что не обращают внимания. Все перемешано, нигде нет порядка. Иногда просто не знаю, что делать. Это будет происходить и дальше, если мне не дадут солдат, которые будут работать, как надо.

Шлюкбебир поджал губы. Он уже твердо решил взять пять мешков себе. Поэтому с какой стороны ни взгляни, это все равно был вопрос кражи.

— Это возмутительно! — раздраженно заявил Гофман. — Ты лжешь, Винкельман! Ты прекрасно знаешь, что мы вместе пересчитывали мешки и тщательно все осмотрели.

Шлюкбебир, Гофман, двое гестаповцев и фельдфебель отправились строгой колонной на склад. Семнадцать помеченных армейской маркировкой мешков бразильского кофе стояли в ряд. Их открыли, и все принялись обнюхивать содержимое жадно дрожащими ноздрями. В каждом, несомненно, был чистый, свежий кофе. Гофману было ясно, что фельдфебель сплутовал, но как, понять он не мог. Мысль о его связи с Портой он нехотя отверг. Порта, мастер хищения армейских припасов, вполне мог обойтись без помощи такого недотепы, как Винкельман.

— Похоже, — недовольно сказал Гофман, — что относительно кофе мы ошиблись…

— Ха! — Шлюкбебир натянул на глаза шляпу. — Вот этим мы и займемся! Ложный донос, небрежное исполнение обязанностей, умышленная трата времени гестапо… Что предусмотрено триста девятой статьей. Это отнюдь не мелкое правонарушение, гауптфельдфебель. Оно может стать причиной серьезных неприятностей. Очень серьезных.

Один из помощников Шлюкбебира уже позвякивал в кармане наручниками. Все, кроме Винкельмана, медленно пошли обратно в столовую. Гофман был явно в глубокой задумчивости, но особенно испуганным не выглядел. Мне стало любопытно, что он вынашивает в своем злобном мозгу.

— Обер-инспектор, — неожиданно сказал он, — раз вы здесь, то, чтобы не совсем напрасно тратить ваше время, я хочу потребовать расследования случая, который имел место три года назад в первой группе второго отделения пятой роты Двадцать седьмого танкового полка. Я обвиняю их в государственной измене, отказе выполнять приказ и трусости перед лицом противника… Помимо всего прочего, — мрачно завершил он.

Шлюкбебир грозно приподнял бровь.

— Ты можешь обосновать это обвинение?

— Конечно! — ответил Гофман.

Мы все помнили этот случай. Два «тигра» сломались прямо перед позициями противника. Экипажи покинули их, и штабной оберст вежливо приказал вернуть танки. Лейтенант Лёве, прекрасно понимая, скольких жизней это будет стоить, наотрез отказался выполнять приказ. Между обоими офицерами произошла ожесточенная ссора, которую оборвал взрыв гранаты, убивший оберста. Порта был настолько бестактен, что стоял, смеясь, над трупом офицера, и раздраженный до крайности Лёве ударил его по лицу. Часто нарушавший дисциплину Порта воспринял удар как должное, но эта история каким-то образом стала известна Гофману, и он явно дожидался возможности использовать ее в своих интересах. По двум пунктам: отказ выполнять приказание и избиение подчиненного. Теперь такая возможность представилась, и Гофман использовал ее в полной мере.

Шлюкбебир слушал эту историю с нарастающим интересом. Он принадлежал к тому типу людей, у которых нет симпатии к офицерам, особенно воевавшим на передовой. Поэтому эта возможность была для него благоприятной в той же мере, что и для Гофмана. Дело было серьезным, и, если обвинение подтвердилось бы, могло привести к повышению в звании тех, кто дал ему ход. Строго говоря, заниматься им должно было не гестапо, а полевая жандармерия, но Шлюкбебир почти наверняка мог уладить с ними эту проблему.

Он повернулся к лейтенанту Лёве, стоявшему неподалеку, бледному и напряженному.

— Это правда, лейтенант?

Наступила пауза. Мы с беспокойством ждали ответа Лёве. Хоть он и был офицером, мы все ему сочувствовали.

— Это правда? — повторил Шлюкбебир. — Вы ударили подчиненного?

— Да, — очень тихо ответил Лёве.

Шлюкбебир сделал вид, что его охватили изумление и ужас.

— Вы ударили подчиненного? Вы, офицер? Подняли руку на одного из своих солдат? У вас хватает бесстыдства признаваться в этом?

Тирада эта продолжалась почти десять минут. Переходила от одного поразительного пункта к другому. Набирала силу и завершилась безумным крещендо истерической ярости, изливающим презрение и брань на всех офицеров вообще и на лейтенанта Лёве в частности. Посреди нее Порта встал и открыл рот, чтобы заговорить, но Шлюкбебир был не в состоянии остановиться сразу, и ему потребовалось на это еще несколько минут.