Колеса ужаса - Свен Хассель Страница 66

Ему никто не ответил.

Штеге разобрал вещи погибшего. Старый кошелек с несколькими марками и рублями. Маленькая, выцветшая фотография девушки с велосипедом. Складной нож, три ключа, искусно вырезанное из кости кольцо и две голубых почтовых марки. Недописанное письмо девушке в Гамбурге. Это и были все земные сокровища ефрейтора Густава Эйкена.

Не стало доброго друга. Для него уже не будет большого празднества, мы уже не сможем сидеть с ним на набережной Эльбы и поплевывать в воду.

Мы долго молчали.

«С искренним прискорбием сообщаю, что ваш сын погиб, но я рад возможности написать, что пал он как доблестный солдат на поле чести, сражаясь за Адольфа Гитлера и Великую Германию.

Он погиб, как мужчина, храня верность присяге. Хайль Гитлер! Фюрер приветствует вас и благодарит за вашу жертву. Господь вознаградит вас!»

Это повторялось двадцать тысяч раз только в нашем полку.

Порта был безумно взволнован. Он носился вокруг больших, новых «тигров», которые получил полк. Восторженно пинал гусеницы.

Малыш заправлял танки бензином. Зарядные ящики были заполнены снарядами и пулеметными лентами.

Легионер поцеловал большой противопехотный снаряд.

— Нашпигуй Ивана в спину, — сказал он и бросил его вверх мне и Старику.

Большую 88-миллиметровую танковую пушку вычистили в двадцатый раз. Два пулемета были тщательно осмотрены. Прицельное устройство проверено. Порта опробовал двигатели, пока не задрожала земля.

Мы тронулись, ревя моторами, когда стемнело. Громадные стальные гусеницы вгрызались в подлесок и грязь. Маленькие домики содрогались, когда громадные стальные чудовища проносились мимо с воем турбовентиляторов.

— В чем, собственно, наша задача? — прокричал Порта, сидевший за рычагами управления. — Нам приказывают: «Ехать!», и мы едем, но куда, черт возьми? Хотелось бы знать побольше.

— Едешь, потому что идет война, — вмешался Малыш. — Когда увидишь русских, вежливо скажешь: «Дорогой Малыш, не будешь ли ты так любезен отправить этих бандитов на тот свет?» Я согну указательный палец, и этот старый утешитель осыплет Ивана своим конфетти.

— Заткнись, — сказал Порта. — Ты понятия не имеешь, что такое война, тупой охламон.

Северо-восточнее Оловска мы остановились. Командиров рот вызвали на совещание, чтобы дать планы действий каждой роте.

Из темноты появились серые силуэты. То были наши гренадеры и артиллеристы.

Мы, сидя на танках, разговаривали с ними. Унтер-офицер из Сто четвертого полка утверждал, что происходит нечто значительное.

— Местность кишит всеми родами войск. Смотрите, вот идут саперы-огнеметчики!

Мы подались вперед, чтобы получше разглядеть это необычное зрелище. Он был прав. Появились невысокие, крепкие люди с легко узнаваемыми контейнерами на спинах. Неразговорчивые, односложно отвечавшие на вопросы об их зловещем деле.

Один унтер-офицер, раздраженный вопросом Малыша, трудно ли быть сапером-огнеметчиком, резко ответил:

— Нет, мы наслаждаемся, олух.

И бросил ему тяжелый контейнер.

— Попробуй побегать и попрыгать с этой штукой на спине, когда русские целятся в тебя из всех стволов!

Малыш угрожающе посмотрел на него, но унтер продолжал говорить о тяжелой ноше своих солдат.

— Извини, что спросил.

— Что за черт? — заорал унтер. — Этот здоровенный скот хочет получить в рыло!

Малыш ликующе хлопнул себя по бедрам.

— О Господи, у этого младенца из «черных» мания величия!

Унтер молниеносно с силой ударил Малыша в подбородок. Но Малыш стоял твердо, как скала.

Потом унтер с разбегу ударил его в живот с тем же отрицательным результатом. Третий удар пришелся с меткостью кувалды Малышу под ребра, но не успел унтер отойти, как Малыш схватил его и поднял. Пригрозил:

— Веди себя хорошо, а то Малыш рассердится и отшлепает тебя.

И швырнул унтера, тот покатился по земле. Не обращая больше на него внимания, Малыш влез на танк и плюнул на саперов. Потом повернулся к Порте, высунувшемуся из водительского люка.

Малыш и Порта вступили в долгий спор с Легионером о смешивании крепких напитков. Когда эта тема была исчерпана, перешли к дебатам о том, как должны выглядеть женщины, чтобы доставлять наибольшее удовольствие.

— Танки противника! — раздается внезапный крик. Все тут же приходят в боевую готовность.

Мотор ревет. Мигают лампочки. Танк разворачивается. Лязгают гусеницы.

Рота за ротой с грохотом едут по деревне. Переваливают через холм. Проехав шесть километров к востоку, пересекают широкое шоссе, скорее всего, Житомир — Лемберг. Потом еще один холм.

Весь Двадцать седьмой полк идет в атаку широким клином, впереди пятая и седьмая роты.

Малыш держит наготове противопехотный снаряд. На сигнальной лампочке появляется черная буква «3». Значит, все оружие заряжено. Готово к большой бойне.

Сидящий за рычагами управления Порта беззаботно насвистывает. Глаза его неотрывно глядят в смотровую щель.

Легионер дует в телефонную трубку, проверяя радиосвязь. Заряжает автомат быстрыми, отработанными движениями.

Мы слышим в разговорной трубке голос Штеге. Он командует танком номер два. Улыбается Легионеру.

Я смотрю на значки в прицельном устройстве.

С холма нам открывается широкая панорама. Все дороги забиты русскими машинами и пушками. На одном фланге в девяти-десяти километрах мы видим Т-34 и СУ-85. Над деревней Лугини летят тяжелые снаряды русских.

Примерно в полдень мы обнаруживаем в километре от нас танки в парадном построении. Один за другим. В бинокль видно, что экипажи курят, разговаривают. Все танки окрашены в белый цвет, как наши, на башнях черные номера.

По радио раздаются нервозные вопросы.

Мы слышим, как фон Барринг спрашивает Хинку:

— Что это за танки?

Тот неуверенно отвечает:

— Не знаю. Медленно двигайтесь вперед. Мы должны это установить. Возможно, они из Семнадцатой танковой дивизии. И поддержат нас с левого фланга.

Люки открыты. Мы осторожно высовываемся, чтобы лучше видеть.

— Это наши, — шепчет Легионер: — Видите длинные пушки и короткие капоты? Это «пантеры».

— Думаю, ты прав, — неторопливо произносит Старик. — У них нет куполообразных люков. Это не Т-34. На кой черт «пантеры» делают такими похожими на «тридцатьчетверки»? Помедленней, Порта, помедленней! Если это русские и мы слишком приблизимся, они прикончат нас раньше, чем мы успеем сказать «аминь».