Саша Чекалин - Василий Смирнов Страница 8

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Еще давно, когда мать только выбрали председателем сельсовета, начался разговор о постройке новой школы. В старом здании с трудом помещались все ребята. Занятия приходилось проводить в две смены. Саша видел, что мать советовалась с учителями, писала какие-то заявления, часто ездила в город и, возвращаясь обратно сердитая, говорила:

— Обещают…

Всё обещают. А когда — неизвестно. Забот у Надежды Самойловны было много и помимо школы. К председателю сельсовета шли по всякому поводу, иногда просто посоветоваться по своим семейным делам.

Но Саша знал: если мать чего захочет, она не отступит, настоит на своем.

И вот однажды зимой она вернулась из города сияющая, веселая, краснощекая от мороза. Схватила, не раздеваясь, сыновей в охапку, завертела их, прижимая к себе, целуя и приговаривая:

— Ну, сынки… будем строить школу… Будем строить… Разрешили…

Вечером, как обычно, к Чекалиным собрался народ. За окнами свистел ветер. У потолка плавал дымок от махорки. Саша тоже сидел за столом, покрытым самотканой скатертью, и внимательно слушал.

— Разрешить-то разрешили… — сомневался учитель Петр Иванович, — с материалом задержка будет. Теперь такое строительство кругом развертывается. Каждый кирпич на вес золота…

— Если нужно, я сама в лес поеду за бревнами, — звенел голос учительницы Александры Степановны — воскресник можно провести… Разве у нас нет в селе своих плотников, печников?.. Все можно сделать если захотим.

«Все можно», — думал Саша, не сводя глаз с учительницы.

Опасения Петра Ивановича не оправдались. Весной, как только просохла дорога, по большаку потянулись в село подводы с лесом, кирпичом, тесом, у Саши и его приятелей прибавилось. Под их неусыпным наблюдением на пригорке в бывшем барском саду приехавшие из города каменщики выложили из красных кирпичей фундамент. Потом пришли плотники и дружно затюкали топорами, обтесывая слезившиеся янтарными потеками еловые бревна.

Прогнать непрошеных помощников невозможно. Ребята, как белки, карабкаются по стенам, роются в куче стружек, звонко верещат:

— Нам школу строят!..

Плотники хотя порой и покрикивают на них для острастки, но не очень сердито — им весело с ребятами. Безотказные помощники готовы услужить в любом деле, только скажи слово.

— Пойдем на речку. Чего ты здесь прилип? — зовут Сашу ребята, когда надоедает вертеться у стройки.

— Погоди ты!.. — отмахивается Саша. — Тут интереснее…

Топор, пила и рубанок знакомы ему давно. Но у мастеров-плотников эти инструменты играют и поют в руках. Как ловко, быстро и чисто все у них получается!

Когда плотники усаживаются на перекур, Саша завладевает рубанком.

— Дотошный ты парень, — говорит Саше рыжебородый пожилой плотник Петрович, старший в артели, и скороговоркой добавляет: — Учись, учись, сынок. В жизни все пригодится. А то, может, в артель к нам пойдешь работать?

— Пойду, — соглашается Саша. Глаза у него блестят от радости. Интереснее плотничьей работы, кажется Саше, нет ничего на свете.

Дома Саша с увлечением рассказывает:

— Меня в артель приглашают. Дюже, говорят, рубанком я строгаю чисто.

— Что ж, хорошо! — соглашается отец. — Отпустим, мать? — подмигивает он жене. — Свой добытчик будет.

Мать поддерживает:

— Скотный двор в колхозе скоро начнем строить, плотники нам ох как будут нужны.

Битюшка сидит вместе со всеми за столом — они ужинают — и сгорает от зависти к старшему брату: неужели его взаправду плотники в свою артель возьмут?

Вместе с Петровичем работает в артели его сын Алексей. Он похож на отца. Такой же высокий, рыжеволосый и сутуловатый. По вечерам Алексей выходит с гармошкой на бревна у сельсовета. Сразу же к нему собираются девушки и ребята со всего села. И до рассвета тилиликает гармошка.

Саша знает, что Алексей учится в Москве на рабфаке и на каникулы приехал помогать отцу.

— Мой Алешка ученым будет, — хвастается Петрович. — Иностранные языки хочет изучать.

К осени большой бревенчатый сруб школы оделся железной крышей, потом заблестел на солнце широкими, в три звена, стеклами окон.

Во второй класс Саша пошел уже в новое помещение школы. Ребята гурьбой ходили из класса в класс, радовались — везде светло, просторно, приятно пахнет смолой и краской. На стенах девочки уже успели развесить хвойные гирлянды. На окна поставили банки с цветами.

— Как хорошо у нас теперь! — радовался Саша, рассказывая дома.

Может быть, по этой причине учился Саша во втором классе лучше, чем в первом. А если случалась плохая отметка, мать тут же узнавала о ней и говорила, сдвинув густые брови и наморщив крутой смуглый лоб:

— Позоришь, Шурка, ты меня на все село. Что теперь скажут про меня люди? Воспитать сына, скажут, не можешь, какая же ты коммунистка! А я-то хвалилась: «У меня Шурка передовой ударник». Вот и передовой — двойкой наградил.

— Это случайно, мама, — уверял Саша, — вот увидишь…

Он и сам тяжело переживал неудачу.

— Сходи к дедушке. Покажи ему свои труды, — предлагал отец.

Саша угрюмо молчал. Дома знали: с плохой отметкой Саша к дедушке не пойдет. Выждет, пока все наладится.

Дедушка очень интересовался учебой внука.

— Учительницу слушайся. Уму-разуму вас учит, — говорил он Саше.

Сам он относился к учителям с большим уважением. В молодости дедушке удалось окончить только один класс приходской школы.

Как-то Саша сообщил дедушке:

— В пионеры нас с третьего класса принимать будут, — и вздохнул: — Скорее бы…

— Мы всю жизнь прожили, — вмешалась в разговор бабушка, — понятия не имели: пионеры, комсомольцы. — Она удивленно покачала головой. — Только и отличались, кто побогаче жил, а кто победнее…

— Другая жизнь теперь, — гудел густым басом дедушка, — разве можно сравнить прежнее житье с теперешним?.. Вот она, новая жизнь-то. — Дедушка указал рукой на окно, за которым по большаку тяжело тарахтели машины, груженные то кирпичом, то лесом, то мешками с зерном.

Глаза дедушки довольно поблескивали под черными кучковатыми бровями. Он питал к технике большое уважение, особенно к автомашинам и тракторам.

Саша любил заглядывать к дедушке в кузницу. Смотрел, как пыхтели мехи под черным, в жирных сгустках сажи горном, рассыпая вокруг множество белых искр. Равномерно и гулко бил тяжелый молот по наковальне. В заросших курчавым волосом жилистых, словно тоже выкованных из железа руках деда огненный брусок, сердито шипя, бледнел, вытягиваясь в синеватый от окалины лемех для плуга или шкворень для телеги. Дед разрешал Саше брать молот в руки.