Игры Демиургов - Петр Бормор Страница 15

Шаман сел на корточки и начал что-то чертить на песке, воины разбрелись по площадке, меряя ее шагами и поминутно перекликаясь. Вождь достал откуда-то восковую табличку и теперь записывал данные.

Скоро вернулись женщины с полными корзинами затребованных вещей: барабанами, погремушками, примитивным барометром, складным метром и прочей полезной дребеденью. Шаман на пробу взял наполненную горохом тыкву и потряс ее. Вождь сверился с барометром и отрицательно покачал головой. Шаман отложил тыкву и взял тростниковую дудочку, потом пищалку, потом губную гармошку и так далее, пока наконец вождь не ухмыльнулся торжествующе и не показал большой палец.

Лишние инструменты убрали, в костер подбросили новых дров, шаман перехватил барабан поудобнее и начал свой танец, отбивая ритм одной рукой, всё быстрее и быстрее.

– Барабан? – моргнул Мазукта. – Ну да, конечно… А что, это может сработать… И как же я сразу… Вот же чертовы хакеры!

А над головой шамана уже начали потихоньку собираться грозовые тучи…

– Ха! Ты посмотри, какое я письмо получил!

Демиург Мазукта протянул демиургу Шамбамбукли распечатанный конверт.

– Какой-то придурок спрашивает, в чем смысл жизни!

– А что тут смешного? – удивился Шамбамбукли.

– Ну как же! Ты вслушайся, вопрос-то какой: в чем смысл жизни? Нет, каково?

– А в чем он, смысл-то?

Мазукта поперхнулся.

– Повтори, что ты сказал?

– Я говорю, а в чем он, этот смысл?

Мазукта разочарованно вздохнул.

– Мда… Ты бы еще спросил, с какой скоростью течет время. Или сколько весит масса.

– Не понимаю…

– А тут и понимать нечего! Смысл есть производная от жизни. Только для нее существуют такие понятия, как «польза» или «вред». А соответственно, и «смысл». Потому что смысл равняется сумме пользы и вреда, деленной на жизнь. Ясно теперь?

– Хм… Угу. Конечно. Да. Ты прав. Очень смешная шутка.

– Тебе хорошо, – мрачно изрек демиург Мазукта.

– Мне? – удивился демиург Шамбамбукли.

– Угу. У тебя было счастливое детство.

– А у тебя?

– А у меня вообще никакого не было.

– Так не бывает, – неуверенно возразил Шамбамбукли.

– Я образно выражаюсь, – криво усмехнулся Мазукта. – Ну посуди сам, разве это детство? Никто обо мне не заботился, я прозябал в постоянной духовной нищете и творческом голоде. Это ты у нас отпрыск древнего благородного рода, у тебя, небось, и игрушки были сплошь заграничные, и образование ты получал самое лучшее. А меня образовала улица.

– Бедный, – пожалел друга Шамбамбукли.

– Именно что бедный. Сколько сил было затрачено, чтобы хоть как-то выбраться наверх! Сколько раз приходилось возвращаться назад и начинать все с начала! Ползком, на коленях, по сантиметру, по микрону. Полезную информацию по биту собирал! Но всему научился – сам, без преподавателей. Неслабо, а?

– Ты умный, – согласился Шамбамбукли.

– А кем мне только не приходилось подрабатывать потом, когда выбился в боги! В первой же конторе мне сразу приколотили крылышки к пяткам и сделали мальчиком на побегушках. Тысячу лет носился как угорелый, доставлял почту по назначению. Потом духом вулкана работал, потом… даже вспоминать не хочу. И платили-то крохи, а я их все на книги тратил! И мечтал, что когда-нибудь смогу сам создавать миры – а не только арендовать в них жилплощадь.

– Ну, у тебя сейчас хорошо получается, – заметил Шамбамбукли.

– Сейчас-то да, – усмехнулся Мазукта. – А знаешь, как я создавал свой первый мир? По крохам собирал! Буквально по песчинке. Купить-то не на что было. В каждую черную дыру заглядывал – вдруг да завалилось что-нибудь хоть мало-мальски пригодное? Все детальки вручную подгонял, многие сам вытачивал, о свою кожу полировал. Все боялся, дурак, что плохо выйдет, никто не купит. Наивный… Это я уже потом сообразил, что бездомные боги любой мир с руками оторвут, будь там хоть какие дефекты. Их ведь, иждивенцев, тьма тьмущая, редко в каком мире меньше сотни тусуется. Что ни мир – то коммуналка. Чтобы целая вселенная кому-то одному принадлежала, без остатка – почти небывалый случай, я таких знаю всего миллиона два. Но тогда был еще глуп, по молодости лет, вот и старался изо всех сил. Столько любви и заботы, сколько я вложил в свое первое творение, никуда больше не вкладывал. Все, что построил потом, – сплошная халтура. Ведь так, да?

– Ну, я бы не говорил столь категорично…

– А я бы говорил! Кому и знать, если не мне. Но тот, первый мир, я создавал по-настоящему старательно. Душу вкладывал. В каждую травинку, в каждый камешек, чтобы не был похож на остальные, чтобы… А, чего тебе говорить, разве ты поймешь? Первый мир – он же как первая любовь. Их потом сколько ни создавай, все равно… не то.

– Я понимаю, – кивнул Шамбамбукли.

– Ха, понимает он! Да я первых людей на собственной крови замешивал! Не было другого материала. А у тебя когда-нибудь чего-нибудь не хватало? Ты же, небось, свой первый мир из конструктора собрал? Еще во младенчестве?

– Да где там… – Шамбамбукли виновато улыбнулся и по жал плечами. – Первый мир мне вообще подарили. Но второй – да, собрал из конструктора. А людей к нему мне купили в магазине. Очень красивая была пара, ее звали Барби, его – Кен.

– Ну вот, а я – собственную кровь… И продал потом. Первому же покупателю. За бесценок, как теперь понимаю. Думал, ерунда, еще миров понаделаю, даже лучше прежнего. Благо есть теперь на что, начального капитала хватит. Не вышло… Сколько я их с тех пор ни создавал – уже не то. Добротно, качественно – а не радует. Вот ты – это да, у тебя что ни мир – то конфетка, а у меня…

– Да ну, брось. Я же не профессионал, это так, баловство одно. Вот помню, тот мир, что я получил в подарок еще ребенком, – это да, это был мир! А я пока только пытаюсь приблизиться к такой степени совершенства. Может, со временем будет получаться лучше.

– До сих пор не могу себе простить, – покачал головой Мазукта. – Как я мог продать это чудо? Какие в этом мире были деревья! А травы! А цветы!

– А я так и не смог узнать, что за мастер изготовил тот игрушечный мир. – Вздохнул Шамбамбукли. – Ты не представляешь себе, какие там были горы! А моря? А птицы?

– А какие прекрасные холмы! И быстрые ручьи с серебряными рыбками…

– И красивые мужественные люди…

– И величественные северные сияния…

Демиурги запнулись и ошалело уставились друг на друга.

– У-упс… – одновременно пробормотали они.

Голая неприглядная Правда лежала на операционном столе, вся опутанная трубками и проводами.