Сын лейтенанта Шмидта - Святослав Сахарнов Страница 18

— Крандылевская сказала что-нибудь при отъезде?

— Рада покинуть ваш гадючник, вот что она сказала.

— Адрес в Заозерске, случайно, не оставила?

— Зачем он мне? И потом, мы не были уж так близки.

«Отлично! — подумал Николай, покидая квартиру. — Заозерск, Крандылевская, старуху найти будет не трудно».

Последний, в чью дверь постучался в этот день председатель правления, был живший на первом этаже в четвертой квартире Шпенглер.

На звонок и на стук квартира ответила молчанием.

Вернувшись к себе, председатель сообщил дворнику и слесарю-референту свои впечатления о жильцах.

— Занятный домишко. Ни в одной квартире не стучат машинки «Оптима» и не светятся экраны Пи-Си… Никто не торопится рифмовать и не строчит «Кибитка ехала по узкой дороге». Занимаются чем угодно, только не литературой… Но пора за дело. Сегодня же поговорю с кем-нибудь из владельцев авто. Царские Пруды ждут нас!

По комнате критика гуляли пришедшие с севера сквознячки. Дверь на балкон была открытой. На балконе висели собственноручно выстиранные хозяином трусы в дамский горошек.

— Есть предложение, даже, если хотите, просьба, — председатель правления с наигранной ласковостью посмотрел на литератора. — Что, если прокатиться всем миром за город? Небольшая деловая поездка в целях приобщения провинциалов к достопримечательностям бывшей столицы. Парки, дворцы, купальные кабинки на пляжах. Вознаграждение гарантируется.

Малоземельский вздохнул:

— Не могу, занят. Небольшое выступление в литературном архиве. Консультация — кому что можно продать. Американцы скупают документы мешками. Милые девочки, хранительницы драгоценных свидетельств прошлого. Когда был у них прошлый раз, показали подборку писем, которые поэт революции писал из Парижа жене: «Лифчик подобрал. Целую Монмартра. Вовик». Есть и просто уникальные экспонаты, например — носовой платок поэтессы Миры Лохвицкой, или кусок газеты с отпечатком каблука академика Тимирязева. Жалуются — все разобрать не доходят руки. Кстати, упомянули и наш архив.

— Что значит наш? — удивился Николай. — Нашего дома?

— Он самый. Помните, я рассказывал про писательскую коммуну? Так вот, у коммунны был архив. Его завели в двадцатых годах. Есть даже письма Фаберже и его родственников.

— Любопытно… А вот вы как-то сказали про себя — литературный пеон. Это что — правка чужих рукописей?

— Не только. Скажем, вы чиновник и украли миллиард. Как вы объясните обществу, откуда у вас деньги? Вы подаете заявку в издательство на книгу, Название придумываю я, первую главу за вас пишу я. Ликвидность ценных бумаг, прерывание внематочной беременности, кролиководство — не имеет значения. Ни один суд не сможет доказать, что под этот бред нельзя было выдать аванс миллионов сто.

— А вы?

— А я остаюсь при своей компьютерной мотыге и паре тысяч. Удел батрака — утешение в пословице «бедность не порок».

— Убедили. Так как же все-таки насчет поездки?

— Это устроить несложно, — подумав, сообщил критик. — Есть человек — мой единоутробный брат. Пушкинист. Прославился тем, что доказал: не Дантес убил Пушкина, а Пушкин Дантеса. Заманил на Черную речку и — из пистолета. Убил и сбежал в Одессу. Скрывался там до самой смерти под фамилией Теодоракис. Но брату коллеги-филологи открытия не простили, затравили специалисты, выжили беднягу из Пушкинского дома. Теперь занимается частным извозом. Сегодня же позвоню ему. Полдня вам хватит?

Ошеломленный сообщением, которое опрокидывало его школьные представления о поэте, председатель кивнул:

— Безусловно. Вечер у него, конечно, занят, мы обернемся засветло.

— Занята ночь. Возит проституток. На днях одна Травиата брызнула ему в лицо из баллончика. А он, когда она вылезла, всего-то и спросил: «Платить кто будет, Самаранч?» Пришел в себя только спустя час.

— Сочувствую. Но что делать? Проститутки — неизбежное зло, так сказать, издержки демократии.

— Да, но за это время у него сняли ветровики и унесли заднее сиденье… Он позвонит вам.

В тот же вечер энергичный мужской голос отрекомендовался братом Малоземельского Вергилием, но почему-то назвал себя Мелководским, спросил, куда ехать, и назначил сумму, услыхав которую, председатель долго крутил головой. Но делать было нечего:

— Ладно, грабьте. Завтра в семь утра, к дому.

Маслянистая, как копченый угорь, черная лента шоссе вывела экипаж с четырьмя членами товарищества за город. Постовые ГАИ, которые так ревностно бросаются на каждый «жигуль» или «Москвич» осторожно поглядывали на иномарку и пропускали ее. Николай, чтобы скрасить дорогу, решил завязать с водителем разговор:

— Почем нынче овес? — весело спросил он.

— Упряжь дорога, — парировал остроумный водитель. — Заменить диск — надо вкалывать ночь. Помяли дверь — пришлось продать картину Клебера «Закат в Малороссии».

— Соболезную. Но будьте осторожны. Рассказывают, один любитель купил в Москве комплект резины, продукция Канады, обул машину, выехал, на девятом километре изо всех четырех колес дым. Оказалось, резина изготовлена специально для Арктики, колеса нагреваются сами, через четверть часа на шине можно кипятить воду… Между прочим, почему по телефону вы назвали себя Мелководским. Разве вы не родные братья?

— Родные. А фамилии разные. И отчества. И национальность. Я — эвенк, он — эстонец.

Пораженные галеасцы на заднем сиденье притихли.

— В жизни много неожиданного, — осторожно согласился Николай. — Скажем, никогда не знаешь, что она обрушит на твою голову. Даже старые сюжеты в наше время имеют непредсказуемые концы. Сколько нам ехать до прудов?

— Не меньше часа.

— Тогда, чтобы скоротать время, я расскажу вам историю Золушки, которая кончается не так счастливо, как всегда хотелось человечеству.

И пока иномарка глотала километры, он поведал.

Жила-была в одном из северных городов девушка. Она жила на улице имени французского революционера, которого зарезала два века назад обиженная революцией молодая женщина. Однако наша девушка об этом даже не подозревала, она плохо училась в школе и любила только танцевать. Когда она подросла и ее стали пускать на дискотеку, она отплясывала часами со знакомыми мальчишками, возвращаясь далеко за полночь. На танцы ходила с двумя поклонниками, парнями из ее двора, из которых один, назовем его Танцор, был щедро одарен от природы музыкальным слухом и пластикой, а второй, Преданный, танцуя, лишь спотыкался, наступал Золушке на ноги, а значит, как она считала, был годен только на то, чтобы провожать ее по темным улицам.

И служил в том же городе Лейтенант, работа которого была каждый день, пристегнув под мышку кобуру с пистолетом, отправляться на улицы ловить бандитов и хулиганов.