Флоузы, или Кровь предков - Том Шарп Страница 2

— Черта с два, — заявил старый Флоуз, когда доктор Мэгрю после очередного из таких обедов впервые упомянул о возможности отдыха. — Тот дурак, кто первым сказал, будто перемена мест — это отдых, не жил в нашем погруженном во мрак невежества и предрассудков веке.

Доктор Мэгрю подлил себе еще немного портвейна.

— Вы не протянете следующую зиму в нетопленном доме и без экономки.

— За мной вполне могут присмотреть Додд и этот ублюдок. К тому же дом не неотапливаемый. Вверх по течению Слаймберна есть заброшенная шахта. Додд приносит оттуда уголь, а ублюдок готовит.

— Это еще один довод в пользу отдыха, — сказал доктор Мэгрю и раньше подозревавший, что съеденный ими обед был приготовлен Локхартом. — Ваше пищеварение не выдержит такого напряжения. Да и не думаете же вы, что парня можно держать тут взаперти вечно. Пора бы ему уже и посмотреть на мир.

— Не раньше, чем я выясню, кто его отец, — со злобой в голосе ответил Флоуз. — А когда я это узнаю, я буду лупить эту скотину кнутом до тех пор, пока его жизнь не повиснет на ниточке.

— Вы не сможете никого отлупить, если не примете нашего совета, — возразил Мегрю. — Как вы считаете, Балстрод?

— Как ваш друг и юридический советник, — изрек Балстрод, лицо которого блестело в свете свечей, — хочу сказать, что меня бы весьма опечалило преждевременное прекращение этих прекрасных встреч, которое может воспоследствовать, если не будет уделяться должного внимания погоде и нашим советам. Вы не молодой человек, и вопрос вашего завещания…

— К черту мое завещание, сэр, — заявил старый Флоуз. — Я напишу завещание, когда буду знать, кому оставляю свои деньги, и не раньше. А что за совет вы мне хотели дать?

— Отправляйтесь в путешествие, — сказал Балстрод. — Куда-нибудь, где тепло и солнечно. Мне говорили, что кормят в таких поездках отменно.

Флоуз внимательно разглядывал содержимое графина и раздумывал над предложением. В совете его друзей было что-то привлекательное, а кроме того, окрестные фермеры начали в последнее время жаловаться, что Локхарт, которому уже не хватало живых мишеней, стал тренироваться в стрельбе по овцам с полутора тысяч ярдов. Справедливость этих жалоб подтверждалась тем, что готовил Локхарт. Как подсказывали старому Флоузу его пищеварение и совесть, в их доме что-то часто стали есть баранину. Наконец Локхарту уже исполнилось восемнадцать лет, и парня давно пора было куда-нибудь сплавить, пока он никого не подстрелил. Как бы в подтверждение этих мыслей с кухни донеслись меланхолические звуки нортумберлендской волынки, на которой играл Додд. Локхарт сидел напротив него и слушал с тем же выражением, с каким он внимал рассказам Додда о добром старом времени, о том, как лучше всего приманить чужого фазана или ловить руками форель.

— Я подумаю об этом, — произнес в конце концов Флоуз.

Обильный снег, выпавший в эту ночь, заставил его решиться, и, когда Балстрод и доктор Мэгрю спустились к завтраку, старый Флоуз находился в лучшем расположении духа и был более сговорчив.

— Всю подготовку оставляю на ваше усмотрение, Балстрод, — сказал он, покончив с кофе и раскуривая потемневшую от времени трубку. — Ублюдок поедет со мной.

— Ему потребуется свидетельство о рождении, чтобы получить паспорт, — сказал адвокат, — и…

— Кто в канаве родился, там и сдохнет. Я зарегистрирую его только тогда, когда буду знать, кто его отец, — прервал Флоуз, глаза которого рассерженно засверкали.

— Хорошо, — ответил Балстрод, которому не хотелось с самого утра снова возвращаться к теме лупцевания кнутом. — Полагаю, мы сможем записать его в ваш паспорт.

— Но только не так, чтобы я оказался его отцом, — зло пробрюзжал в ответ Флоуз, глубина чувств которого к внуку отчасти объяснялась страшным подозрением, что сам он тоже мог оказаться причастен к зачатию Локхарта. В его сознании сохранилось туманное воспоминание о том, как, будучи в состоянии сильного подпития, он провел ночь с экономкой, которая задним числом показалась ему моложе, чем он привык ее видеть днем, и сопротивлялась сильнее обычного. — Только не так, чтобы я выглядел его отцом.

— Внесем его в ваш паспорт с указанием, что вы приходитесь ему дедом, — сказал Балстрод. — Мне понадобится его фотография.

Флоуз прошел в кабинет, порылся в ящиках секретера и возвратился с фотографией Локхарта, сделанной, когда ему было десять лет. Балстрод с сомнением изучал ее.

— Он сильно изменился с тех пор, — заметил адвокат.

— На мой взгляд, нет, — ответил Флоуз, — а мне лучше знать. Он всегда был таким тощим и выглядел как деревенщина.

— Да, и к тому же с практической точки зрения его просто не существует, — сказал доктор Мэгрю. — Он не зарегистрирован в Национальной службе здравоохранения, и, если он когда-нибудь заболеет, я предвижу серьезные трудности с получением лечения.

— Он за всю жизнь не болел и дня, — возразил Флоуз. — Более здоровущего типа и представить себе трудно.

— Но с ним может произойти какой-нибудь несчастный случай, — высказал предположение Балстрод. Старик с сомнением покачал головой.

— На это нельзя и надеяться. Додд свидетель, этот парень знает, как действовать в неприятных ситуациях. Слышали поговорку, что лучший лесник получается из браконьера? — Балстрод и доктор Мэгрю подтвердили, что слышали. — Так вот, с Доддом все наоборот. Он тот лесник, из которого получится лучший браконьер, — продолжал Флоуз, — он и ублюдка воспитал так же. Когда этот парень окажется за границей, на двадцать миль вокруг него никто не будет в безопасности.

— Кстати, о загранице, — вставил Балстрод, который, будучи законником, не хотел ничего знать о противозаконных выходках Локхарта. — Куда бы вы хотели отправиться?

— Куда-нибудь к югу от Суэца, — ответил Флоуз, представление которого о Киплинге тоже не соответствовало действительности. — Все детали я оставляю на ваше усмотрение.

Три недели спустя Локхарт и его дед покидали Флоуз-Холл в старинном экипаже, который Флоуз-старший использовал для церемониальных выездов. Он остерегался автомобилей, как и вообще всех этих современных нововведений. Додд правил, а позади экипажа был привязан сундук, которым Флоуз воспользовался последний раз в 1910 году, отправляясь в Калькутту. Когда лошади, стуча копытами по металлическому настилу, отъезжали от поместья, сердце Локхарта было переполнено ожиданиями чего-то необычайного. Это было его первым путешествием, и оно вело Локхарта в тот мир, который он до сих пор представлял себе только по воспоминаниям деда и силой собственного воображения. Поездом они добрались вначале от Гексама до Ньюкастла, а потом дальше, до Лондона и Саутгемптона. Флоуз все это время жаловался, что железные дороги не те, какими они были сорок лет назад, а Локхарт с удивлением открывал для себя, что, оказывается, не у всех женщин бывает растительность на лице и варикозные вены. К тому времени, когда они добрались до теплохода, старый Флоуз был усилиями билетных контролеров измотан до такой степени, что ему уже не единожды казалось, будто он снова в Калькутте. С огромными трудностями и без всякой проверки паспорта его подняли по трапу на теплоход и там проводили вниз в каюту.