Древнерусская игра. Много шума из никогда - Арсений Миронов Страница 21

— М-м-м, — сказала она и неуловимо улыбнулась. Я присел сбоку. Заметьте, что даже в такую минуту я не забывал поддерживать девушку за талию.

— Хочешь меда? — спросила она, участливо подняв брови. А я ужаснулся. И руку убрал, и даже отпрянул от стола. Я вспомнил. Вспомнил, почему знаком этот травянистый взгляд сквозь витую проволоку волос. Когда мне было лет тринадцать, я видел ее в самом первом эротическом сне своей напряженной жизни. Вот откуда этот странный гибрид девочки и женщины — то бледный, солнечный ребенок, а то вдруг самая настоящая самочка — влажная и гладкая… Да, это она — плод моей собственной подростковой фантазии… Я узнал ее, и мне стало тошно.

По-настоящему испугаться я не успел. С ломовым напором распахнулась дверь, и в доме стало многолюдно. Спиной вперед в комнату проник Лито, тащивший на пару с Травенем какие-то экзотические носилки из веток, на которых, вальяжно развалившись, лежал раненый Гай. Рана, впрочем, не мешала ему довольно улыбаться. Я его вполне понимаю — не каждому удается найти себе двух идиотов, чтоб на носилках таскали.

— Хари Кришна, — сказал я, приветствуя братьев по классу.

— Хари Рама, — немедленно и совсем как эхо продублировала Метанка.

— И вам поклон, — сказал Лито сквозь зубы, взваливая Гая на лавку. — А мы часом Гаюшку до родника снашивали, чревь устоять в жиле. Клуха калинова соку надавила к ране — к утру затягнется.

Слепой эльф шагнул от лавки к столу и едва не наткнулся на Метанкин стул — выбросил руку вперед и скользнул пальцами по ведьминым волосам. Та, словно опомнившись, шарахнулась в сторону — но слишком поздно.

— Кто зде?! — Лито отпрянул, слепо загребая руками по столу, и, нащупав наконец залепленный медом нож, судорожно взмахнул им пару раз перед собой. — Славко! Ты где? Кто эво с тобой?!

— Да парочка это, девойка малая. — Гай с неожиданной скоростью протянул толстую лапу со своей лежанкки и, ухватив Лито за белый кушак на бедрах, добродушно загудел: — Ох и лепа! Ох и тоненька! Нажалость не взвидеть тебе ея, Литко… Уж больно крашенька! Положи ножичек-то, — добавил он между прочим, притягивая Лито к себе.

— А ну иди сюда, я тебе режиком-то помахаю, — взвизгнула Метанка, резво запрыгивая ко мне на колени. — Отпустите его, дяденька, я с ним сама разберусь! Тормоз несчастный, конечности, понимаешь ли, протягивает! Своих не узнает… Очки надо носить!

Услышав ведьмин голос, Лито заметно расслабился.

— Смолкни, девка! — сказал он и, легко взмахнув кистью руки, с фантастической точностью вогнал ножик в нижнюю перекладину стола. — Не признал тя… Будьто и власы не твои — али короче стали?

— Совсем немного, — быстро сказала Метанка, закрывая ладонями мгновенный румянец на щеках. — А это что за тамбовский партизан, — спросила она громко, тыкая в Травеня пальчиком. — Абсолютно подавленный тип, стоит и глазами моргает. Ты чей, браток? Заходи, не стесняйся — бить не будем.

Несчастный Травень покраснел так, что хоть фотографии печатай. Глаза его приобрели страдальческий блеск, и, напрягшись, он сделал несколько шагов вперед. Он уже не пытался прикрыть свой синяк.

— Травень Житич, — сказал он и умер. Просто умер на месте — от стыда.

— Знакомься: мой лучший кадр, — вставил и я свое веское слово. — Между прочим, знатная личность: бывший король Неаполя.

Метанка сосколльзнула [59]с моих колен и, безбожно повиливая бедрами, приблизилась к мертвому от скромности дружиннику — склонив набок голову, она посмотрела на него так, как разглядывают мальчиков в журнале «Космополитэн».

— Так-с… Это индивид… Особь мужского пола. Ничего себе генофонд, — сообщила она свое мнение. — В целом я одобряю. А главное — девственник. Эй, генофонд, ты уже достиг половой зрелости?

Если бы Травень был жив, он бы умер вторично.

— Девочка, отойди от трупа, — вмешался я. Кажется, я был рад, что наш тет-а-тет с ведьмой был прерван возвращением подчиненных. Теперь ясно, что Метанка — коллективная галлюцинация, а вовсе не первая ласточка моей собственной белой горячки. Ну что ж, лишь бы на этот мираж в мини-юбке клюнул и Рогволод-Посвист…

— Кстати, а где мой друг и напарник Гнедан? — вдруг поинтересовалось мне. — Я хочу обсуждать с ним план операции…

— Клухе допоможе коров выдаивать, — сообщил Лито, присаживаясь на край лежанки и распутывая веревку на штанах. Он, натурально, был незамысловатый парень. Он собирался снимать штаны в присутствии Метанки.

— А штаны можно бы оставить на месте, — немедленно возникла ведьма. — Я, конечно, втайне фетишистка, но от грязных носков не возбуждаюсь…

Меня начала угнетать ее манера высказывать вслух мои мысли. Как будто сам с собой общаешься. Вот сейчас — не я буду — она кстати вспомнит о стриптизе…

— Ты правильно сделал, Лито, что перестал зарабатывать на жизнь стриптизами. Тут нужны данные — а тебе, наверное, лучше попробовать себя в шахматах.

Лито невозмутимо стащил штаны и бросил их в угол.

— Чемо шуметь, постирала бы, — сказал он кратко и улегся рядом с Гаем на лежанку. — Устал я, браче, — а вечером вновь на дело спешить…

Метанка фыркнула — очень тщательно, презрительно очень. Но никто этого не услышал — в сенях раздался грохот, и дверь, реагируя на удар ноги, распахнулась. Всем сразу стало ясно, что в нашу компанию вернулся Гнедан — удерживая в обеих руках жбан с парным молоком, он аккуратно перешагнул через высокий порог. За ним виднелась Клуха с полотенцем в руках — и тут Метанка снова оказалась у меня на коленях. Я почувствовал, как она вцепилась когтями в плечо — и только потом понял, чего именно она испугалась.

Клуха была уже на середине комнаты. Лицо ее было ужасно. Будь я Репин, писал бы с нее, как Иван Грозный убивает сына. Даже Гай не успел перехватить ее — взмахнув мокрым от молока полотенцем, Клуха со страшной силой стеганула меня по плечу, качественно задев левое ухо, шею и предплечье. Глухо взвизгнув, Метанка свалилась с моих колен и метнулась к окну. Тут только я пришел к выводу, что удар полотенцем предназначался не мне — круто изменив курс, Иван Грозный рванулся вслед за исчезающей ведьмой.

— Чу-у-ур-р-р! Чу-у-ур-р-р меня! — ревела Клуха. Страшное полотенце взметнулось ввысь, веером рассыпая капли молока по потолку и стенам, — но было уже поздно: выдавив наружу драгоценный бычий пузырь, Метанка кувыркнулась из окна на улицу.

…Долго еще не стихал в нашем доме трубный глас Клухи. Она, оказывается, была правоверной язычницей, почитательницей древних богов. И не могла смириться с присутствием в своем доме девушки с подмоченной репутацией полуденицы. Жрецы Мокоши приписывали полуденицам тайную склонность к насыланию болезней и лихорадок — а следовательно, гнать их полотенцами!

— Аида, что ли, наверх, — сказал Гнедан, когда мы вышли на улицу, оставив Клуху наедине с ее справедливым негодованием. — Ненадоба Клюшку гневить — тоже придумали: Метанку в хату притащили! Теперь вою-то будет! Травко, поди-ка сыщи девку — не сразилась ли, из окна-то спрыгнув?