Черный скоморох - Сергей Шведов Страница 27

Достойнейший из мудрых только вздохнул в ответ на цинизм Андрея и принялся за работу. Все оказалось гораздо проще, чем он предполагал. То ли Зеил не был таким уж большим знатоком магии, то ли не захотел себя утруждать лишней работой, но классический четырехгранный игирийский замок был закрыт не на пять оборотов, как это делают истинные мастера, и даже не на три, как это делают дилетанты, а всего лишь на два. Ларчик открылся просто, и освобожденная принцесса едва не окунулась с головой в зловонную жидкость, протекающую аккурат под ее временным обиталищем. Расторопный князь Тимерийский успел, однако, подхватить спящую красавицу на руки. Ибо, увы, избавившись от сковывающего ее движения хрустального гроба, принцесса так и не проснулась, хотя должна была это сделать, почувствовав тепло рук молодого человека. Пигал во всем винил князя, который, по его мнению, был недостаточно влюблен, чтобы испускать те самые токи нежности, способные разомкнуть цепи, сковавшие вечным холодом мышцы Елены Арлиндской. К сожалению, красавица не проснулась даже от поцелуя, которым не замедлил наградить ее молодой князь. Пигал считал, что этому поцелую не хватало истинной страсти. Хотя пульс, бесспорно, был, правда, едва слышный и замедленный.

– Девушка теплая и наверняка живая,– подтвердил Тимерийский.

И тут же выдвинул совершенно безобразную, на взгляд достойнейшего Пигала, теорию. По мнению князя, наружного тепла для принцессы было мало и требовалось принять чего-нибудь вовнутрь. И что если достойнейший магистр перестанет путаться под ногами, то он, Андрей Тимерийский, ручается головой и за дыхание принцессы, и за ее учащенный пульс. Пигал с ходу объявил гипотезу князя абсолютно ненаучной и потребовал от молодого человека точного соблюдения ритуала, а также больше нежности и влюбленности. Князь Тимерийский недостаточную влюбленность признал и вполне логично объяснил ее тем, что видит девушку впервые, да и то полумертвую, что не способствует проявлению нежности. Опять же страсть он и достойнейший магистр понимают по-разному, отсюда и неудача. Однако выразил готовность и дальше жертвовать собой ради науки и тут же эту готовность продемонстрировал, поцеловав спящую красавицу в губы во второй раз. На какой-то миг Пигалу показалось, что в этот раз чудо освобождения произойдет: красавица задышала глубже и пульс участился. Но, увы, за всем этим ровно ничего не последовало – Елена Арлиндская не проснулась.

Пигал запаниковал, поскольку кому, как не магистру Белой магии, знать, что если красавица, извлеченная из классического четырехгранника, не проснется в течение получаса, то она не проснется уже никогда. К тому же пульс прекрасной Елены после недолгого всплеска начал затухать и грозил исчезнуть навсегда. Конечно, будь Пигал человеком молодым и пылко влюбленным, то наверняка ни одна красавица не осталась бы спящей на его руках, но, к сожалению, нынешняя молодежь не способна на пылкую и беззаветную любовь, отчего и дают сбои даже непреложные законы Белой магии. Князь Тимерийский выразил сомнение, и отчасти справедливое, надо признать, что Пигал в двадцать лет ограничивался только вздохами и поцелуями, и как бы там ни было в прошлом, а девушку надо спасать сейчас и теми средствами, которые имеются в наличии, поскольку другие искать уже поздно.

Разумеется, это было против всех установленных Белой магией правил и грозило достойнейшему Пигалу потерей авторитета среди коллег, но ради спасения человеческой жизни иногда приходится идти и не на такие жертвы. И пока магистр терзался сомнениями, измеряя нервными шагами усыпанный крупным океанским песком пол гробницы, молодой человек страдал ради науки. И его старания закончились непонятным хлопком, явно не предусмотренным программой. Пигал прислушался: хлопок повторился, а потом хлопки посыпались с завидной регулярностью. Встревоженный сиринец бросился за угол, к оставленному князю.

Елена Арлиндская все-таки проснулась и то ли со сна, то ли по какой-то другой причине очень резво хлопала князя по щекам, по плечам, по спине, бурно реагируя на окружающую действительность. Беспорядок в одежде прекраснейшей из прекрасных заставил смущенного Пигала отвести глаза, но сделал он это совершенно напрасно.

– Старый сводник!

Достойнейший из мудрых, который довольно давно не получал по физиономии, не сразу понял, что обидные слова относятся к нему, и даже не нашел что ответить разъяренной красавице, выглядевшей во сне, не в обиду ей будет сказано, куда более привлекательно.

– Он украл у меня камень.

– И только-то? – удивился, на свою беду, Пигал.

И тут же стоически принял на свою голову новый ушат обвинений вместе с еще одной оплеухой. Впрочем, князь тоже не был забыт: ему пообещали костер за изнасилование принцессы Арлиндской. Магистру светила всего лишь веревка за сводничество.

– Негодяй! – Ее высочество только в эту секунду осознала, что не совсем одета, и поспешила заняться своим туалетом.– Наглая рожа, ублюдок и урод.

Достойнейший Пигал никогда не был ценителем мужской красоты, но до сих пор считал, что князь Тимерийский весьма приятной наружности молодой человек, и был удивлен, что есть, оказывается, и другое мнение на этот счет.

– Зря мы ее разбудили,– вздохнул князь, поглаживая рукой пылающую щеку.– Пусть бы спала здесь в навозной жиже.

Только тут Елена Арлиндская осознала, что находится в неподобающем для высокой особы месте, но, к сожалению, сделала из этого совершенно абсурдные выводы:

– Так вы меня похитили, негодяи!

Пигал никогда не думал, что прекраснейшие из прекрасных способны столь отвратительно визжать. Вернее, он когда-то слышал подобные визги, но за последние годы, отданные исключительно науке, основательно их подзабыл. И все-таки он нашел в себе силы спокойно и даже мягко объяснить разбушевавшейся красавице, что перед ней отнюдь не насильники и уж тем более не похитители, а как раз наоборот – освободители. А этот молодой человек, благородный князь Тимерийский, в некотором роде жених принцессы, и только поэтому он, магистр Белой магии, Пигал Сиринский, позволил ему произвести э... манипуляции над телом умирающей невесты, дабы вернуть ее к жизни.

Блистательная оправдательная речь достойнейшего Пигала произвела на принцессу Елену определенное впечатление, во всяком случае, она замолчала, перестала размахивать руками и призадумалась.

– Я плыла на корабле и видела сон,– начала она свой рассказ.– Нет, не так, я видела во сне, что плыву на корабле и на нас вдруг нападают страшные чудовища. Я пытаюсь закричать и проснуться, но не могу, и тут появляется этот негодяй, который...

– Который тебя будит,– вежливо подсказал Тимерийский.

И вновь Пигалу пришлось вмешиваться, дабы примирить жениха и невесту.

– Никакой мне не жених этот негодяй,– кричала рассерженная принцесса.

– Да на что ты мне сдалась, мымра патлатая,– охотно соглашался с ней сиятельный князь.

Спор их длился бы, вероятно, еще довольно долго, но в этот момент где-то поблизости послышалось шлепанье чьих-то ног. Князь Тимерийский среагировал мгновенно, зажав скандалистке рот ладонью. Шаги слышались все более отчетливо, и испуганная Елена даже не пыталась вырваться из довольно жестких объятий своего жениха.