Чистая бредятина - Стив Мартин Страница 27

Поначалу от присутствия Крикуна трудновато сосредоточиться на повседневных занятиях, телефонных звонках, встречах, вождении автомобиля — да, Крикун будет следовать за вашей машиной с мегафоном, — но вскоре Кричание становится привычной и удобной частью вашей повседневной жизни. Становится легче существовать как в реальном мире, так и в мире литературных героев, маячащем на периферии вашего сознания. Иногда бывает очень просто зайти в тупик: не Урия ли Гип мне сейчас позвонил? Уж не Скрудж ли — мой бухгалтер? Не отправился ли мой муж добывать китов? Один руководитель, чей Крикун несколько недель читал «В поисках утраченного времени» Пруста, упал в обморок, вонзив зубы в чайный кекс и неожиданно вспомнив счет всех игр Суперкубка за восьмидесятые годы. Однако с течением времени мозг начинает раскладывать все по полочкам, и жизнь возвращается в обычное русло. Фактически, непрерывная близость к иному миру — миру, о котором писали, о котором грезили писатели, — улучшает и тот, в котором мы живем: жена кажется прекрасней и внутренне сложнее, муж — обаятельней и смелее.

Крикунам свойственно определенное спокойствие. Они подходят к своей работе как Будды — в мире и с волевым напором. Стать Крикуном — процесс мистический; приходит день, и Крикун с Кричуемым понимают, что превратились в единое целое. Со стороны кажется, что это работа для человека молодого, и многие люди, сейчас оказавшиеся у власти, раньше были Крикунами. Трудно себе представить, что потеющий финансист за соседним столом некогда стоял на крыше, выкрикивая последние абзацы «Доброй земли» в окно кооперативной квартиры на пятом этаже в Верхнем Ист–Сайде, а живая и общительная дикторша новостей когда–то плавала на шлюпке по Карибскому морю вокруг корпоративной яхты «Попка Белинды», выкрикивая «Братьев Карамазовых».

Кого выбирают в Крикуны? Им может стать любой, но к тем счастливчикам, кого выбирают, можно применить лишь одно определение — «перегруженный работой». Трамп, Старр, Тайсон — вот лишь несколько занятых знаменитостей, чья жизнь была искусно и тонко изменена Крикунами. Сначала труд этих людей может встречать какое–то противодействие, в особенности если какой–нибудь агрессивный Крикун оставляет целые страницы из Филипа Рота на вашем автоответчике или оказывается тем настойчивым абонентом, который постоянно занимает третью линию в нетерпении дочитать седьмую главу «Саквояжников». Но со временем Крикун приживается. И как ни поразительно, если несколько человек со своими Крикунами оказываются в одной комнате, даже среди этой какофонии каждый может с легкостью сосредоточиться именно на своем Крикуне, а иногда прослушивать два или три романа одновременно без малейшего неудобства.

Уходит Крикун так же тихо, как появляется, — порой после того, как вслух прочитана всего одна книга, порой — после нескольких, но никогда не раньше, чем завершена работа и достигнуто взаимное удовлетворение. Кричуемый просыпается утром, замечая: что–то изменилось, — но не уверен, что же именно. Выпит апельсиновый сок, допивается кофе. Радио выключено? Заводится машина, он выезжает на улицу. Голоса больше нет.

«Книга Направлений» бросает столь необходимый ныне взгляд на устную традицию указания дороги. Начинается она завораживающе, увлекая читателя таким вот простым, но элегантным примером: «Пройдите два квартала по улице, сверните влево, потом — вправо у светофора, и увидите вывеску».

Вслед за этим указанием быстро следует еще более захватывающий перл: «Идите прямо по улице примерно квартал, там направо оно и будет». Оба эти примера не только сногсшибательно понятны — в них звенит ясность хайку современного указания дороги, они манят читателя в тайные глубины устной маршрутизации.

Автор «Книги Направлений», французский сорвиголова Пьер Форель, почерпнул для нее вдохновение при своем посещении Америки несколько лет назад. В предисловии он пишет: «На меня произвела неотразимое впечатление склонность американцев показывать дорогу. Во Франции мы этого не делаем — особенно с туристами, пытающимися говорить по–французски, которые явно не понимают, что прошедшая несовершенная форма сослагательного наклонения глагола «etre» — «fusse», а вовсе не «soit» [7]». Автор припоминает, как расспрашивал о местоположении отеля «Плаза». Ожидая отпора в резкой форме, он был озадачен, когда учтивый таксист указал ему в направлении отеля и сказал: «А вон он». Мистер Форель отмечает, что использовавшееся выражение не только оказалось полезным в тот момент, но и вообще служит хорошим указателем направления, функциональным во многих обстоятельствах. «Разумеется, выражение «А вон он» бесполезно, если не сопровождается показом пальцем или жестом головы, — пишет автор, — но иногда я пользуюсь им вообще без всяких жестов, что изумительно сбивает с толку иностранцев. Это не столь поэтично, как, скажем, «Два поворота налево и направо», но тоже выступает очень практичной формой. В выражении «Два поворота налево и направо» я люблю то, что помимо естественной каденции, превращающей произнесение этого указания в чистое удовольствие, оно также крайне утилитарно. Эту фразу следует выучить наизусть любому потенциальному указателю дороги вместе с ее зеркальным отражением «Два поворота направо и налево»».

Мистер Форель предлагает читателям содержательные главы об исторических («Они сразу за Делавэром») и в высшей степени юмористических указаниях направлений («Если вы оказались под водой, то, вероятно, зашли слишком далеко»), попутно определяя и разъясняя озадачивающие жаргонные выражения («Заверните на встречку»). Но гораздо больше — возможно, чересчур много — времени он тратит на указания дороги с упоминанием памятников истории и архитектуры. Мистер Форель влюблен в живую разговорную речь и главу об исторических азимутах начинает вот с такого примера: «Давай жми, где старая цирюльня была, и по той же дороге до поворота к Отрыжке. А там рукой подать до развилки, где балбес Джимми Делонг загорелся». Мистер Форель отмечает, что приведенное выше указание весьма специфично и, вероятно, окажется не очень полезным на Балканах или во французской Вест–Индии.

Рассмотрим, к примеру, вот такой, полный отсылок к историческим местам и памятникам, но более практичный, совет, данный одной Зажиточной Женщиной члену Благотворительного Ордена Покровительства Сохатым [8], тщетно разыскивавшему Вестминстерское Аббатство в родном городе мистера Фореля — Париже.

ЗЖ (производя губами звук выхлопа отработанного воздуха): Вестминстерское Аббатство — в Лондоне. (Переходя снова на французский, себе под нос.) Не могу поверить, что такой важный для меня день прерывается этим неотесанным пастухом с ремнем в бляхах. Неужели он не понимает, что мой муж — текстильный король? (Продолжая на английском.) Идите по Шамп–Элизэ, у Лувра сверните налево, дойдете до Гар–дю–Нор и садитесь на Шэннель в Лондон. (Снова на французском.) Я великолепна, не так ли? И у меня самая упругая попка во всей Галлии, разве нет?

«Лучше всего на свете — американские указания пути, — пишет мистер Форель в главе, посвященной этой теме. — В голову сразу приходит «Не сворачивайте примерно с милю». Я пользовался этой фразой бессчетное число раз, когда цель пути находилась отнюдь не в миле по прямой, если судить строго по курвиметру. Я предпочитаю, чтобы указания были красивы, а точность их меня совершенно не волнует. Против такой интерпретации никто особенно и не возражает. Ни от кого я ни разу и слова упрека потом не слышал. В конце концов, все действительно находился в миле по прямой откуда–нибудь».