Тамбовский квартет. Галопом по Европам - Сергей Панарин Страница 29

К счастью, Марыся не закрыла узкую форточку. Человек в нее не протиснулся бы, а шимпанзе было в самый раз. Темные стекла окна с праздничной окантовкой из фольги тоже не были помехой, но Ман-Кей предпочитал сделать свое черное дело максимально тихо. К тому же он видел в каком-то фильме, что если разбить стекло, то заорет сигнализация, понаедет полиция на машинах с мигалками, начнется погоня, и преступник рано или поздно попадется. Эм Си не хотел доводить дело до столь драматичного финала. Вор ловко вскарабкался к форточке, скользнул внутрь.

Фрукты тут были, притом в широком ассортименте: апельсины, яблоки, бананы, киви – весь джентльменский набор. Ман-Кей уселся на прилавок и принялся пировать. Как он ел! В одной руке яблоко, в другой банан, рот набит, глаза навыкат. Пройдясь по магазину, шимпанзе выбрал бутылочку газировки и конфеты. Праздник продолжался.

Через час Эм Си лениво оттолкнул от себя лоток, наполненный огрызками и шкурками.

– Это подлинный рай. Yeah, all right! – выдохнул афро-англичанин, поглаживая тугой живот. Брюшко было круглое, будто Ман-Кей глобус проглотил.

Циркача клонило в сон, но разум говорил, что утром придут продавцы и настанет час возмездия.

Грабитель сунул последний бананчик в карман пиджака, взял в каждую руку по апельсину. Пройдясь вразвалочку по прилавку, Эм Си стал карабкаться в форточку. Цитрусы мешали, а выбрасывать их было жалко. Он кое-как залез на подоконник и принялся протискиваться в узкий проем. Голова и плечи прошли идеально, а вот загруженный пищей живот застрял.

Ман-Кей запаниковал, дернулся, потерял равновесие и стал вываливаться из форточки. Чтобы не шарахнуться головой о стекло, он инстинктивно расставил руки, уперся ими в раму. Вор не учел одного: свободно висящий на его шее массивный медальон в форме фунта стерлингов с размаху саданул по окну.

Стекло разбилось и с громким звоном осыпалось. Мгновением позже завизжала сигнализация – все-таки полоски фольги здесь были укреплены не для красоты. Проснулись и залаяли окрестные собаки.

Эм Си не по-детски перепугался. Кляня себя последними рэперскими проклятьями, он отбросил апельсины, принялся отталкиваться лапами от рамы, задергался, расцарапывая живот и спину, и высвободился с пятой попытки. Шимпанзе сделал в воздухе неуклюжее сальто, приземлился и припустил к околице.

В домах зажигался свет. Собаки, заливаясь исступленным лаем, рвались с цепей. Каждая норовила тявкать погромче. Люди выходили, громко переговаривались между собой.

Шимпанзе пулей ворвался в лес. Погони пока вроде бы не было видно, но Ман-Кею показалось, что лай приближается. Афро-англичанин остановился, пытаясь отдышаться. Бежать к бурундукиборгам было нельзя. Если собаки возьмут след, то Эм Си наведет их на друзей. Вот и покушал.

– Врете, не возьмете, – пообещал хуторянам Ман-Кей. – Запутаю, йо, не найдете. Останетесь в пролете, посмотрим, как запоете.

Он сноровисто полез на ближайшую осину. Предстояло воспользоваться обезьяньим способом передвижения. Прыгая с ветки на ветку, от дерева к дереву, Эм Си удалялся от места, где он оставил последние следы на земле. Звуки погони действительно становились громче.

Потом шимпанзе снова спустился наземь, долго петлял, нашел удобное дерево и спрятался в кроне. Теперь можно было спокойно переварить съеденное. Главное, не упасть и не захрапеть.

Когда долго себя жалеешь, постепенно начинаешь верить, что все вокруг – исключительно плохие и никчемные, а ты один-одинешенек такой белый да пушистый, и нет в целом мире существа, которое поняло бы тебя, горемыку.

Парфюмер Сэм настолько сильно сконцентрировался на обиде, нанесенной ему Ман-Кеем, что перестал воспринимать Колючего, Гуру, Петера и остальных зверей. Скунс сидел в дальнем овраге, куда, как на дежурство, приходили его друзья в надежде вернуть Парфюмеру интерес к жизни.

Кроме ежа со скунсом, попавшим в депрессию, пробовали говорить и кенгуру («Приятель, забудь! Пойдем побоксируем!»), и Серега («Сэм, если ты и дальше будешь сидеть в апатии, то я решу, что ты приболел. Это я тебе как санитар леса сказал»), и лошак Иржи («Поехали, покатаю!»). Петер целый день пытался расшевелить Парфюмера, напевая ему американские песенки. Колючий сам заметно погрустнел, ведь еж полагал, что уж он-то, закадычный друг Сэма, его развеселит.

На проказы, которые так нравились скунсу в тамбовском лесу, он не соблазнялся. Тогда Колючий притащил зажигалку, найденную возле входа в подземелье, и предложил Сэму:

– Давай спалим этот дурацкий лес к черту, а?

– А толку? – даже не обернувшись, проныл Парфюмер.

Ежу не хватало гитары. Любимый инструмент остался дома, на Тамбовщине, и Колючий запел а капелла, старательно имитируя хрипотцу:

Идет охота на слонов, идет охота

На серых хищников – матерых и слонят,

Кричат загонщики, и лают псы до рвоты,

А вдоль дороги трупы с косами стоят.

– Такую песню испортил. А ведь она про нас, про волков, – проворчал Серега, по случаю забежавший проведать скунса.

– Ну, извини. Я сам скоро сяду рядом и надуюсь, как хомяк, – с горечью сказал Колючий.

– Оставьте меня, пожалуйста, – глухо пробубнил Парфюмер.

Еж поджал губы и удалился, Серега тоже.

Естественно, пан Казимир наорал на тракториста, проспавшего очередной набег диверсантов, а толку-то. Работники потеряли два часа, растаскивая завал. На сей раз он был меньше, но злоумышленник словно намекал: я слежу, я рядом.

Продолжился ремонт трактора. К полудню подогнали второй. Начальник стройки звонил в город, заказал еще щебня. Четыре самосвала прибыли в два часа дня, выгрузились, развернулись, гуськом поехали обратно.

Но теперь почти у самого выезда на проселочную дорогу просеку преграждало с полдесятка поваленных лесин. Дело в том, что пока длилась выгрузка, Михайло Ломоносыч прошелся мимо заранее заготовленных бобрами деревьев и слегка – по-медвежьи – задел их плечом.

Главный строитель был вынужден опять снять людей с дорожных работ и гнать их за километр, чтобы выпустить грузовики.

Потом на стройку заявился староста хутора.

– Сегодня кто-то из ваших ограбил наш магазин, – выдал он.

Пан Казимир раздраженно отмахнулся:

– А, это известная песня. Чуть что, сразу приезжие виноваты. Вы, добрый пан, лучше идите, разберитесь-ка со своими людьми. У меня и без вас проблем выше крыши.

– Следы ведут в лес, к стройке, – настойчиво сказал староста. – Правда, собаки потеряли его после моста, но направление недвусмысленно указывает на ваш объект.

– Не мелите чушь, уважаемый, – еще более нетерпеливо ответил начальник стройки. – Все мои рабочие ночуют в вагончиках. Вагончики стоят в вашей деревне, если вы запамятовали. На объекте ночевал всего один человек. Сторож.

– Что-то не очень он насторожил, судя по тому, что я тут увидел, – усмехнулся староста.