Сын лейтенанта Шмидта - Святослав Сахарнов Страница 30

Кочегаров ахнул.

— Спокойствие! Сделайте глубокий вдох и задержите дыхание, — председатель, вытащив из папки пачку пронумерованных бумаг, начал торопливо листать их. — Есть! — узловатый палец предводителя галеасцев замер на помятом грязном листочке. — Действительно, стоило рисковать. Еще одна весточка из суровых революционных лет. Опять Фандерфлиты. Только послушайте:

«Дорогой Иван!

Кенигсберг встретил нас холодной дождливой погодой и такими же холодными мостовыми. Остановились в гостинице. Когда-то меня умиляли эти узенькие немецкие улочки и крошечные дворики. Сегодня они кажутся мне мышеловками. Дорога наша вся еще впереди, ждем со дня на день пароход на Росток, чтобы там продолжить наш бесконечный путь к желанному берегу.

Вчера мы с Андре выбрались на взморье. Там все те же дюны, горькие с натеками смолы сосны и между ними заколоченные дачные домики.

Что за путь нас ожидает и где он кончится? В голове одна щемящая мысль о покинутой родине.

Андре просил меня написать тебе несколько слов. Вот они: „под полом напротив молчащей обезьяны". Вероятно, для тебя они ясны и многое значат.

С наилучшими воспоминаниями о дружбе,

Эвелин».

Искатели хрустального сокровища растерянно переглянулись.

— Полный бемц, просвистели, — произнес наконец Сэм. — Написано так, что ничего не поймешь. Какая молчащая обезьяна, при чем тут обезьяна? Откуда она взялась?

— Может быть, это рисунок на камине? — предположил Кочегаров.

Председатель поморщился:

— Где вы видели, чтобы на каминах рисовали обезьян? Может быть, статуэтка? Мы с Сэмом недавно видели мраморную парочку, которая опередила сексуальную революцию на две тысячи лет. Одним словом, вопрос… И все- таки, как только с палубы теплохода мы увидим крыши городка, в котором проводили летние месяцы Эвелин с супругом, считайте, хрустальное яйцо добыто. Лишь бы только там был камин… Кстати, сегодня я приглашен на поэтический вечер, а вам советую подняться на чердак и покопаться в пыли. Это письмо лежало когда-то там. А вдруг что-то осталось еще… Но мы задержались. Быстро из чужой квартиры!

— Что это? — спросил Николай, ткнув пальцем в загадочное название. — Древняя богиня поэзии, таблетки от беременности?

— Рыба с длинным носом вроде хобота, — объяснил всезнающий критик. — Знаменита тем, что ковыряет этим носом дно.

— Стихи посвящены рыбе?

— Ни-ни. Рыба не упоминается ни разу. Теперь между названием книги и ее содержанием связь не обязательна. Недавно мне попалась в руки «Венеция. Раздумия». Полагаете, там речь идет о полузатопленном городе? Черта с два. Воспоминания автора о детстве в Бугуруслане. Но тише — начинается!

Уползший, как ленивая змея, занавес открыл пустую сцену, а на ней трехногий ломберный столик и два жестких дырчатых стула. Из-за кулисы выскользнул пожилой, наголо обритый администратор и голосом продавца, которому надоело рекламировать в сырой прохладный день мороженое «Альгида», объявил творческий вечер открытым. Следом вышли облаченный в вывернутую мехом наружу кожаную безрукавку Вяземский и приглашенный для повышения рейтинга вечера, известный в авангардных кругах москвич, в ватнике и штанах с нашитым на колено номером зека.

— Что это они так обносились? — удивился Николай.

— Вы ничего не понимаете, — объяснил критик. — Мир поэзии сложен. Скажите спасибо за ватник и безрукавку. В Москве один концептуалист вышел на сцену в чем мать родила. Успех был колоссальный. До сих пор приглашают. Вот и наш, всю жизнь писал про березы, а теперь перекинулся на стёб, в авангард пошел. Одними дверями сыт не будешь.

— Каким дверями? — председатель вспомнил про дерматин и войлок в квартире поэта.

Критик промолчал.

— Три раза в день перед едой

И запивай всегда водой… —

выкрикнул жилец козьмапрутковского дома.

— Неплохо, — вздохнул критик. — Но чтобы читать такое, нужен особый талант. Это как женщине заниматься бодибилдингом. Не каждая сможет.

Когда поэт кончил, в зале жидко захлопали.

— Я не понял, что надо запивать водой.

— Смысл ни при чем, — объяснил Малоземельский. — Нынешняя аудитория любит стёб. В прошлом месяце журнал «Аполлон» присудил первую премию стихам: «Уронил я в унитаз свой любимый синий глаз». А иностранцев вообще хлебом не корми, дай побывать на таком вечере. Вернется в свой Мюнхен и будет рассказывать: «Вышел на сцену русский и снял штаны». Художникам проще, вместо картины можно повесить почтовый ящик. Этот москвич в прошлый приезд, выступая, сказал: «Предметом искусства может быть даже ночной горшок». С горшком, негодяй, так и вышел на сцену. Не нужно гениально писать, достаточно гениально жить. Такую фамилию — Корецкий, не слышали? Поучительная история. Человек всю жизнь писал нормальные стихи. Потом что-то случилось, стал заикаться, выйдет на сцену и мычит. В салонах услышали, ахнули. Стали приглашать наперебой. Написали о нем в газетах. И что вы думаете? Готово приглашение в Париж. Он и там мычал. Ватник у знакомого сантехника взял. Париж все ладони отбил. Сейчас вылечился, говорит почти нормально, но никому не нужен. Работает на радио — ставит приглашенным коммерсантам дикцию.

— Тише! Ведь это же поэзия, вы мешаете слушать! — умоляюще прошептала сидевшая сзади девица.

— Давай про любовь! — выкрикнули из зала. Раздался смех, стихи знали.

— Любви на свете нет, — начал Вяземский и запнулся.

— Там дальше слово «задница». Но ему это еще трудно выговорить, — сообщил критик.

— Да помолчите вы, — чуть не плача сказала любительница поэзии. — Как вам не стыдно, человек это выносил, выстрадал.

Разделавшись с любовью, Вяземский облегченно вздохнул и отошел от рампы. Его напарник молча стал переобувать ботинок. Сняв, он поставил ботинок у ножки стула и вытянул ногу. Из дырки в носке торчал большой коричневый палец. Пошевелив им, стихотворец снова обулся.

— Неплохо, — не утерпел Малоземельский. — Ботинок — как физический эквивалент поэзии. Но, к сожалению, у него этот фокус с ботинком стар. Творческий простой. Ничего нового сочинить не может.

— Стихи читать не буду, — пояснил владелец грязного пальца. — Поэт сам должен быть произведением. Таким меня и воспринимайте.

Под жидкие аплодисменты он принялся завязывать шнурок. Вяземский, поупрямившись, согласился еще почитать о любви.

На этот раз аудитория разразилась восторженным свистом. На сцену вынесли венок из металлических цветов.

— От фирмы «Алекс. Ритуальные услуги», — сообщили дарители.

Когда после вечера Николай и критик подошли к своему дому, в окнах правления горел свет. Войдя к себе, председатель посмотрел на доску с ключами. Ключа от чердака на месте не было.

В то время, когда председатель правления слушал авангардные вирши и разглядывал грязные носки поэтов, дворник и слесарь-референт, досмотрев до конца телевизионную игру «Миллион чудес», в которой трехлетняя девочка на вопрос ведущего «Что такое докембрий?» — пролепетала: «Пелвый пелиод палеозоя» и получила от фирмы «Самсунг» цветной телевизор, зашли в правление, сняли с доски ключ и отправились наверх.