Черти поневоле - Владимир Пучков Страница 32

— Повторюсь, — сказал старший, — у вас благословенные места! А какой вкусный валежник! Мы давно так сытно и сладко не ели! Однако позвольте представиться: мистер Дриблинг, старейшина сего многострадального народа!

— Очень приятно, мистер Дриблинг, — сказал Костя, пожимая твердую мохнатую лапку. — Константин. А это — Яга Степанидовна, наш лучший общественник!

Мистер Дриблинг церемонно поклонился:

— Нам удивительно приятно такое знакомство! Мы, бедные гоблины, теперь всегда будем считать вас своими главными друзьями и наставниками! Скажу честно, мы хотели просить приюта у горных гномов, ибо соседство с человеком для нас слишком обременительно. Но гномам и самим приходится последнее время несладко. Рядом с их обиталищем проложили подземную дорогу, и теперь у них все время дрожат стены и потолок, угрожая в конце концов рухнуть!

Кстати, Кощей намекал на некоего супостата, который грозит сему дивному краю. Твердо обещаю: ни один гоблин не пожалеет сил, чтобы примерно наказать злодея!

А сейчас я хотел бы попросить прощения у достопочтенного лорда-хранителя и его помощника, но нам пора репетировать. Ибо мы не мыслим своего существования без чарующих звуков музыки.

Мистер Дриблинг ещё раз поклонился и повернулся к толпе. Тролли быстро выстроились в две шеренги, откуда-то извлекли волынку, балалайку, бубен и гармонь. Старейшина взмахнул руками, тролли на мгновение замерли и через секунду со свистом и уханьем ударили по струнам. Самый шустрый тролль выскочил на середину и, сделав несколько прыжков, запел: «Калинка, калинка, калинка моя! В саду ягода малинка, малинка моя!..»

— Э-эх! Калинка! — рявкнул хор, и с деревьев посыпалась птичья мелюзга.

— Ну видишь, чего творится?! — ткнула Костю в бок Яга. — Пошли отседа, пока не оглохли!

Они уже поднимались в гору, когда вслед им грянуло: «Ехал на ярмарку ухарь-купец!» Костя вздрогнул и прибавил шагу.

Всю дорогу они молчали, почесывая в затылках и не зная, то ли сердиться, то ли смеяться.

— Да! — наконец произнес Костя, присаживаясь на ступеньку своей сторожки. — Хороши эмигранты! Такого я еще не встречал.

— Ты не встречал! — вскинулась Яга. — А я-то? Я-то вся обалделая! — Она села рядом.

— Одно хорошо, — сказал Костя, — они валежником питаются. Глядишь, лес подчистят.

Шеф спал так плохо, как еще никогда в своей жизни. И дело было не в раскладушке, хотя этот предмет только с большой натяжкой мог носить столь заслуженное и уважаемое имя. Скорее уж это была развалюшка. Ветхая, с растянутыми пружинами, она провисла сразу, и Эдику в поясницу больно уперлась алюминиевая перекладина. Через пять минут ему стало казаться, будто его пытаются переломить пополам. Вдобавок в головах уселся давешний мужик-маломерок и уставился на Эдика голодными глазами.

— Тебе чего? — прохрипел шеф, с трудом борясь со сном.

— Ты спи, — жутковато улыбнулся мужичок, — а я тебя посторожу, не то мало ли…

Эдик хотел сказать, что никуда сбегать не собирается, но тут сон навалился на него, как огромный, душный медведь, и шеф, тихо пискнув, заснул.

Всю ночь ему снились кошмары, содержание которых было столь же бессмысленным, сколь и тревожным. Вдобавок кто-то уселся ему на грудь, и стало так тяжко и скверно, что Эдик едва не заплакал чистыми детскими слезами. Увы, чистые слезы он выплакал еще в трехлетнем возрасте. С тех пор, сколько шеф себя помнил, плакали другие, чаще всего те, кто жил рядом. Раньше это доставляло Эдику угрюмую затхлую радость. Теперь же он хотел проснуться, но вместо этого провалился в еще более глубокий и глупый сон. Пробудился Эдик оттого, что кто-то крепко шлепнул его по лбу.

— Что? А? Кто?! — вскрикнул шеф и уселся на раскладушке, с трудом переводя дыхание. Рядом, идиотически улыбаясь, стоял Колян.

— Шеф, ты это, не обижайся. По тебе таракан полз! Хотел в ноздрю залезть, еле успел пришибить. — Колян показал изуродованный тараканий труп своему боссу.

— Убью, змей! — зарычал Эдик и полез было с раскладушки, но, схватившись за поясницу, рухнул обратно. — Ой, болит! Шевельнуться не могу!

— Это с непривычки, шеф! — жизнерадостно откликнулись Колян и Толян. — Сейчас мы тебя поднимем. — Они бережно подхватили Эдика и поставили его на ноги. — Порядок!

В следующую минуту скрипнула дверь, и на пороге появился четвероногий петух. Он мрачно клекотнул и поскреб пол ногой, после чего удалился.

— Змей пернатый! — проскрежетал Эдик. — Ну ты у меня получишь!

— Это он нас завтракать приглашает, — смутившись, сказал Колян.

— А ты откуда знаешь? — оскалился Серый. — Тоже в петухи записался?..

— Почему в петухи? В курицы! — пошутил Эдик и тут же заржал кашляющим, истерическим смехом. Шефа поддержали все, кроме Коляна, который обиделся и отвернулся.

Эдик открыл рот, чтобы добавить что-то еще, но дверь отворилась снова и в проеме показалась Маланья.

— Вам что, одного приглашения мало? Дважды повторять не буду. Не успеете — ходите голодные, Авдотья только спасибо скажет! — И она гордо повернулась спиной. Бандиты шумно бросились следом.

Старуха, вздыхая и покачивая головой, налила им по чашке баланды и, посмотрев на Эдика, не выдержала:

— Что это с тобой, милок, никак, на тебе всю ночь черти катались?!

— Так и было, — сказал Эдик, отведя глаза. — На такой-то раскладушке!

— А чем, скажите, плоха моя раскладушка? — подбоченилась Маланья. — Для всех хороша, а тебе, видите ли, не годится?

Шеф побагровел и хотел было уже высказать старухе все, что о ней думает, но из-под бабкиной юбки вынырнул мрачный, набыченный петух и, не мигая, уставился на братков.

— Доброго здоровьичка вам, Маланья Несмеяновна! — неожиданно произнес Эдик, не веря собственным ушам. — Спасибо за хлеб-соль! Низкий вам поклон и массовый привет!

Произнеся эту фразу, Эдик уставился на старуху, выпучив глаза и растянув синеватые губы в длинной резиновой улыбке.

Он-то хотел сказать совсем другое и послать старуху по таким адресам, что и выговорить страшно. Но при виде «пернатого змея» язык Эдика помимо его воли произнес эти сладкие слова.

Старуха слегка обалдела. Некоторое время она изучающе смотрела на шефа, затем осторожно произнесла:

— Спасибо на добром слове! Нате-ка еще хлебца, а то без него пустовато будет. — И бабка скрылась за дверью.

— Живем, пацаны! — сказал Эдик. — Все путем!

— Здорово ты ей сказанул! — подольстился Колян. — Она аж припухла!

— В натуре! — кивнул Эдик, впиваясь зубами в черствый хлеб и принимаясь вдумчиво жевать. Постепенно глаза его становились все теплее и теплее, словно оттаивали.

— Хороший хлеб! — сказал он наконец, сплевывая на пол какую-то косточку.