Вызов принят! - Селеста Барбер Страница 4

Я: ААААРРРРГГГГХХХХ!!!

Венди: Тужимся в попку, мамочка, тужимся в попку. Если немножко напачкаете, не беда, у меня лоточек для какашек есть.

С этими словами она достала откуда-то «лоточек для какашек» – штуку, по форме напоминающую совок, – и продемонстрировала его нам с такой гордостью, с какой Муфаса показывал стае новорожденного Симбу в мультике про Короля Льва. Сначала сунула его в лицо мне, затем Апи и, наконец, для пущего эффекта снова мне.

И все это ровно в тот момент, когда меня скрутило очередной схваткой. Я оглянулась – вернее, повернула голову, тело мое осталось неподвижным. Посмотрела на нее налитыми кровью глазами и прорычала сквозь стиснутые зубы: «Венди, мне плевать на лоточек для какашек! Мне все равно, куда гадить, хоть тебе в лицо. Просто. Вынь. Из. Меня. Ребенка».

Апи пришел в ужас. Молоденькая практикантка, которая жалась в углу и оттуда таращилась на его обнаженный торс (#сексимуж как раз скинул рубашку), тоже пришла в ужас. Но Венди даже в лице не переменилась. Не спуская с меня глаз, она медленно поставила лоточек для какашек на пол. Думаю, она бы с удовольствием послала меня ко всем чертям, но профессионализм ей этого не позволил, и она спустила все на тормозах. И вот Венди и ее лучшая подружка Селеста снова были готовы сражаться плечом к плечу.

Я тужилась уже час, когда Венди сказала, что нужно проверить, как работает мое сердце. Нельзя, чтобы оно слишком долго подвергалось сильной нагрузке. Оказывается, рожать восемь часов абсолютно нормально, но если роды длятся восемь часов и пять минут – это уже повод для паники.

Примерно в это время пылающий обруч, через который я все никак не могла проскочить, вспыхнул во всю мощь, и тут Венди сообщила, что уже может потрогать головку ребенка. МЕРЗОСТЬ КАКАЯ! Венди спросила, не хочу ли я просунуть руку между ног и пощупать макушку малыша, чтобы прочувствовать этот момент.

ПРОЧУВСТВОВАТЬ ЭТОТ МОМЕНТ? Да я его чувствовала как никто! Не будь меня, не было бы никакой младенческой головки. И #сексимуж не рыдал бы в ванне. И лоточек для какашек бы не понадобился! ПРОЧУВСТВОВАТЬ, БЛИН, МОМЕНТ! Беда в том, что я очень страдаю от синдрома упущенной выгоды. А вдруг какая-то важная часть появления моего сына на свет пройдет мимо меня? В общем, я послушалась, просунула руку между ног и потрогала там. И да, как я и предполагала, это было мерзко. Все какое-то скользкое, мохнатое и охрененно странное.

Тогда я скомандовала себе: «Руки по швам!» – и продолжила сипеть и хрипеть.

Еще одна потуга – и головка выскочила наружу. Я-то стояла на четвереньках и ничего не видела. Но Апи все видно было прекрасно. Он сообщил мне, что сын – вылитый он, и тут же разревелся. Я принялась вертеться, как кошка на обитом кожей диване, чтобы как-нибудь исхитриться и рассмотреть лицо своего ребенка. Но тело его все еще оставалось внутри меня, а я оказалась не такой гибкой, как хотелось надеяться. Пришлось поверить Апи на слово.

Кстати, оказывается, в родах в ванне есть небольшой нюанс. Ребенок может довольно долго находиться под водой и не делать первого вздоха. Только когда его вынимают из воды, атмосферное давление вталкивает воздух ему в легкие. Между той схваткой, что выпустила наружу головку моего сына (мерзость!), и той, что явила миру оставшуюся его часть, прошла целая минута, и всю ее ребенок провел под водой. И зря я орала от страха, думая, что он тонет. На самом деле все было хорошо.

Когда малыш наконец выскочил из меня целиком, я поймала его на руки, прижала к груди, попутно размотав обвившуюся вокруг ноги пуповину, и никогда уже больше не отпускала.

Мы назвали его Лу.

Сейчас у меня два чудесных мальчика, Лу и Бадди. И они, безусловно, самое лучшее, что случалось со мной в жизни. Если, конечно, не считать того дня, когда я увидела на улице Спорти Спайс из Spice Girls.

Я РОДИЛАСЬ В НЕБОЛЬШОЙ семье. Нас было всего четверо – мама Кэт, папа Нэв, старшая сестра Оливия и я.

Мои родители – та еще парочка. Мама – настоящий порох, вспыхивает за секунду, а папа обожает ее подзуживать – любя, конечно. Мамина творческая энергия бьет ключом: она трижды открывала студии дизайна интерьеров, и все три раза успешно. А в шестьдесят два создала собственную марку свечей из соевого воска. И теперь ее «Пламенеющие Свечи» продаются в магазинах по всей стране. Папа – самый изобретательный и рукастый человек на свете. У него отличное чувство юмора, бездна терпения, а еще он может починить все что угодно. Ко всему прочему, мои родители выстроили два дома – мама разрабатывала проекты, а папа воплощал их в жизнь, – воспитали двух дочерей и потратили уйму сил на то, чтобы придумать своим домашним питомцам оригинальные клички. Будто бы они бездетная печальная пара, для которой зверушки – единственная отдушина. Когда родилась я, у родителей был австралийский шелковистый терьер по имени Фиби Жозефина. Потом у нас появился шнауцер Люсинда Мэй, за ней – еще один шелковистый терьер, Бронте Изабелла. Сейчас у мамы снова шнауцер Кловер Ли, с которым она обращается так, будто он непризнанный обществом вундеркинд.

Нам с Лив досталось счастливое детство, мы ни в чем не знали нужды. У нас были собственные комнаты и вдоволь еды. А когда от нас становилось слишком много шума и родители отсылали нас погулять, в нашем распоряжении оказывался огромный двор, где можно было вволю швыряться друг в друга палками без риска попасть в цель.

Дела в школе у меня не слишком ладились. Ну, просто это не мое. Зато я отлично научилась притворяться, будто впала в глубокую кому. КАЖДОЕ. ЧЕРТОВО. УТРО. Папа являлся ко мне в комнату в 6.55 и обнаруживал, что я лежу в кровати, крепко зажмурившись, неподвижная, как бревно – ведь именно так обычно ведут себя пациенты в коме? Все это я проделывала для того, чтобы меня не заставляли идти в школу.

От одной мысли о ней мне становилось дурно. С оценками у меня была беда, на уроках трудно было сосредоточиться, я очень быстро начинала скучать и готова была заниматься чем угодно, лишь бы не сидеть смирно. Впоследствии выяснилось, что у меня синдром дефицита внимания, а частная католическая школа на северном побережье Нового Южного Уэльса просто была не самой благодатной почвой для ребенка с такими «симптомами».

Я люблю смешить людей, мне все равно, над чем они смеются – над моими шутками или надо мной самой. Лишь бы смеялись – и я буду счастлива. Конечно же, в школе для своих одноклассников я мгновенно стала лучшей отмазкой, чтобы пострадать фигней вместо урока, а для учителей – козлом отпущения, на которого всегда можно свалить ответственность за плохую дисциплину в классе.

Я ненавидела математику, английский, физкультуру – да что там, любой предмет, во время изучения которого не нужно было брать в руки микрофон. Но хуже всего дело обстояло с физикой.

Перед началом урока весь класс должен был выстроиться рядком перед кабинетом. Рюкзаки заносить внутрь не разрешалось, и вот мы, вытащив нужные книжки, становились гуськом. А наша учительница, миссис Физика, стоя в дверях, оценивала, аккуратный ли получился строй. Если ее все устраивало, она разрешала нам войти и пристально разглядывала каждого, кто просачивался в кабинет мимо нее.