Очарованный дембель. Сила басурманская - Сергей Панарин Страница 4

Тем временем Торгаши-Керим Честнейший представил своего пожилого спутника:

– Это Абдур-ибн-Калым, моя правая рука. Знатный учетчик и советник. Человек редчайшей в наши смутные времена грамотности.

Редчайший грамотей повторил персиянский салют, но у купца он был исполнен достоинства, а советник поприветствовал новых людей как-то меленько.

– А Калым – это от выкупа за невесту? – поинтересовался Иван.

– О, нет! – возразил Абдур. – Имя моего отца Калым происходит от слова «галым», то есть ученый, знающий.

– Это что же выходит, «галимый» типа «ученый», что ли?! – удивился Емельянов-старший.

Он мысленно окрестил учетчика Обдури-Калымом. Вроде бы невзрачный человек в скромном на краски и узоры, но дорогом одеянии, аккуратной чалме. Абсолютно седой, хоть и не слишком старый. Черные глаза не потускнели с возрастом, смотрят остро, в лице уйма хитрости, намного больше, чем в пухлой физиономии купца. Возможно, подлинным кузнецом богатств Торгаши-Керима является Обдури.

Расселись у костра, караванщики организовали небедный стол. Уже отужинавшие близнецы да летописец пожалели, что сыты. Зато не отказались от вина и сладостей, которыми столь славен Восток, или, по-местному, Восход.

Купец блаженно развалился на постеленном слугами-возницами ковре. Неслух-летописец разговорил торговца, и тот сладким, как рахат-лукум, голосом отвечал ему о мудрецах своей страны и обычаях иных земель, о новостях наук и ее же признанных ошибках…

Егор слушал раскрыв рот, а Иван отсел подальше, стал вспоминать дом, родителей… «Вот ведь ерунда какая, поступил в универ, а если тут застрянем надолго, то и к началу занятий не успею», – подумалось Старшому. Он действительно перед уходом в армию сдал экзамены в аграрный. Зачем он это сделал, парень и сам теперь не понимал, да и не об университете сейчас следовало печься. Мать, наверное, уже места себе не находит… Скорей бы добыть все необходимое для возвращения в свой мир.

Иван вспомнил разговор с Карачуном.

Отгремел пир, посвященный победе над Злодием, уехала Василиса, про которую Старшому тоже было что вспомнить, и колдун позвал богатырей в один из висячих садов Торчка-на-Дыму. Побеседовать. Сев на скамейку, старец прислонил к ней посох, погладил жилистой рукой длинную тонкую бороду, прищурился, выдохнул сквозь сжатые зубы.

Парни устроились напротив, скосились на лежащий внизу город. Там гуляли.

– Потехе час, а делу время, – изрек Карачун. – Каждая победа есть начало новой брани. Три дня назад я говорил вам, что вы можете попасть домой с помощью заветных вещей и моей особой ворожбы. Отверзну дверь в ваш мир, так уж и быть. Ну, и неча в праздности прозябать, настал час отправляться за диковинами.

– Вот именно, – подал голос Егор. – А то мамка ждет…

– Мамка, – повторил волшебник. – Дети вы еще. Раздобудьте мне живой воды, молодильных яблочек, золотой ключ и перо жар-птицы.

– А меч-кладенец не надо? – язвительно поинтересовался Иван.

– Незачем, – серьезно ответил Карачун. – Хотя меч Егорию не помешал бы. Да уж как получится. А шуточки ты зря шутишь, Ваня. Беду предвижу, за вас опасаюсь, но иного способа вам помочь не ведаю. Золотой ключ найдете в Мозгве. Я даже провожатого приглядел. Летописец и книжник.

– А остальные предметы? – спросил практичный Старшой.

Волшебник вздохнул:

– Где яблоки с живой водой да пером, не знаю. Вещий Бояндекс, возможно, что-то помнит. Или на лукоморье поспрашивайте. Не повредит заглянуть к Ерепню. Карту дам.

– Что за Ерепень?

– Да кто их, лешаков болотных, поймет? – ответил старец. – Пусть подскажут, где чего взять, я сам давно уже за такими мелочами не слежу.

Карачун замолк, слушая шелест желтой листвы, чириканье воробьев и звуки дальней гулянки. Поправил латаное-перелатаное рубище, ткнул пальцем в траву:

– Зимы не будет. Видите, из-под старой сухой молодая проклевывается? На яблонях почки появляются. Скоро цвести станут. Осенью! Чуете, что жар Пекла сотворил? А кабы мы промешкали, все сгинуло-сгорело бы дотла. Злодий Худич страшен в мощи своей.

– Ну, мы же его поставили на место, – беспечно сказал Егор.

– Думаешь? – осклабился Карачун. – Дети сущеглупые… Вот вам карта, отправляйтесь немедля!..

Сейчас, при свете костра, Иван в очередной раз рассматривал карту, развернув свиток, врученный старцем. Парень без труда угадывал в ее очертаниях часть нашей Евразии. Нашлись какие-то незначительные отличия, но в основном совпадение было. Перед Старшим лежало лесистое Задолье, где начались злоключения братьев Емельяновых в этом мире, западнее располагалось странное Тянитолкаевское княжество, во всем поделенное пополам, севернее него находился славный Легендоград. Тридевяцкое княжество широко раскинулось южнее и восточнее Задолья. Степь. Еще южнее неведомый картограф написал емкое: «Мангало-тартары», за ними – отгороженный огромной стеной Кидай.

Мозговское княжество, куда сейчас направлялись братья и Неслух-летописец, лежало севернее Задолья, на востоке от Легендоградских владений. Еще севернее, где на нашей карте должна быть Ладога, Иван узрел самое настоящее море, а по изогнутой береговой линии тянулась надпись «Лукоморье». Там, где изгиб был наиболее крут, стояла жирная точка: «Дуб (зеленый)».

Карта рассказывала и о других местах и княжествах, но Старшой сосредоточил внимание на полезных местностях. Мысленно забежав вперед, Иван прикинул, куда лучше податься после того, как они с братом получат в Мозгве первый ингредиент. Поиски молодильных яблок и живой воды придется начать либо в Легендограде у вещего Бояндекса, либо двигать к лукоморью. Лукоморье ближе, зато в Легендограде Емельянова-старшего всегда ждет молодая княгиня Василиса Продвинутая.

«Что-то я постоянно о Ваське своей думаю…» – Иван зевнул, поморгал уставшими глазами. Спрятал карту и лег спать.

Угомонились и остальные путешественники. Лишь трое охранников по очереди сторожили обоз.

– Чую, русским духом тут пахнет!.. – насторожилась Баба-яга и оказалась в этом права, перед тем как быть обманутой во всем остальном.

М. Веллер

Есть на свете Мировое Древо. О нем много в народе сказывают: и первоначалие всему оно дает, и воплощением бога Рода является, и всякая судьба на нем, аки листочек, висит, пока не сорвется…

Но мало кто знает, что под Мировым Древом сидит вещий старец Бухгалтерий и ведет учетную книгу человеческой жизни, где все подсчитаны, все описаны до последней буйной головушки. Книга так и называется – «Главная».

Слева старец пишет добрые дела, и это Актив. Справа рука Бухгалтерия выводит дела злые, и сия половина книги носит имя Пассива.